Ха, подловил всё-таки! Она сначала замотала головой, явно показывая, что никого нет. А потом нахмурилась, затараторила:

— Ветров, я старший целитель. Ты не можешь вот так обращаться…

Я с улыбкой накрыл её губы.

Чем меня радовал этот мир, так тем, что тут вперемешку с неравенством царили вполне свободные нравы. Ветров не может, а я, Тим Зайцев, ещё как могу.

***

Удобно, когда твоя любовница заведует лазаретом, в котором много свободных коек.

Чем хороша целительная псионика? На твоих койках пациенты не залёживаются. В этом мире медицина знала только один вид увечий — те, с которыми успели донести до лекаря.

У Соболевой было как раз утреннее «обеззараживание лазарета», поэтому за полчаса нас никто не побеспокоил. А её санитары, как я понял, ещё те опоздуны.

— Ветров, — со злостью зарычала обнажённая Арина, вскочив с кушетки и схватив одежду.

Она резко бросила мне мои шмотки.

— Давай, одевайся уже… быстрее… студент… — она залилась краской.

Наблюдать за одевающейся женщиной считается не так интересно. Но я всё же не отрывал взгляда, пока не исчезла за тканевым щитом её немаленькая грудь, плоский живот, бёдра, на которых ещё остались следы моих пальцев.

Несколько минут назад я не стеснялся, мял так, что она ещё полдня вспоминать будет… Да и у самого меня всё ещё горели воспоминания в пальцах.

— Чего ты уставился, Василий?! — в меня пахнуло псионикой, и я понял, что она всё же реально злится.

Поток гормонов схлынул, и повеяло ветром последствий. Со вздохом я стал натягивать свою простенькую тренировочную одежду.

— Поверить не могу, — она судорожно застёгивала пуговицы, путаясь в них и ругаясь, — Да, сгинь моя луна! Да чтоб я…

Она останавливалась, таращилась на меня, как на привидение, а потом снова пыталась застегнуть и заправить блузку.

Я спокойно оделся, встал, подошёл. Обнял.

Шарахнуло так, что у меня коленки подогнулись. Но я удержался, хотя больше за счёт Арины. Я уже даже не чувствовал, как поцеловал её в щёку.

Мне хотелось сказать «всё нормально», но тот набор букв, который выскочил после удара током, сложно даже повторить.

— Синамана… — выдавил я.

— Ты идиот, Ветров, — чуть не всхлипнув, Арина всё же прекратила меня пытать, — Ты грёбаный безлунь! Да ты…

Она медленно выдохнула, явно взяв себя в руки, и оглянулась на стеклянные двери. Это она машинально, потому что полчаса назад Соболева вполне твёрдой рукой сама позакрывала все замки.

— Чтоб никому, слышишь?!

Я усмехнулся, потом всё же кивнул ей, поцеловал ещё раз:

— Пойду я, а то дел полно.

Она не сопротивлялась. Куда там, все бастионы порушены, а народное ополчение накормлено и сыто.

Всё же Соболева возмущённо посмотрела, затем весело поморщилась. Да уж, и в этом мире скорость изменения женского настроения — та ещё магия.

— Почему я раньше не замечала тебя, Ветров? — улыбнулась, — А сейчас всё вокруг тебя крутится… Ах, да, ещё и кровь твоя пропала.

Она ляпнула это, а потом спохватилась, тронула губы. Я собирался уже шагнуть прочь, но тревога кольнула сердце.

— Кровь?

Девушка вздохнула:

— Все студенты сдают кровь раз в полгода. Это обязательное условие, — пожала плечами целитель.

Я не стал спрашивать, зачем целителям кровь студентов. Может, это местная профилактика. А может, ещё какая-нибудь свистопляска вокруг магической крови…

— Кто-то пролез ночью в лазарет, — виновато поджала губы Арина, — Я всё утро думала о тебе, кому ты понадобился?

О, моя ты красоточка, я бы тебе целый список выдал, кому могла понадобиться кровь Василия. Вот только это — уже моя проблема.

— Не бери в голову, Арина.

Я чмокнул её и быстрым шагом пошёл наружу.

— Ветров, так обращаться к старшему целителю непозволительно для студента, — донеслось мне вслед.

Голос у Соболевой был уже вполне бодрый и весёлый. Чего не скажешь о моём состоянии души.

***

— Вася, возьми себя в руки, — тихо ворчал я, двигаясь по двору академии.

Ага, не тут-то было.

Вот я обретаю контроль над телом, но уже через пару шагов у меня опять расправляются плечи, губы расплываются в идиотской довольной улыбке, а походка так вообще напоминает довольного индюка. Слишком огромный гормональный всплеск, я с трудом могу перебороть этого пацана.

В исполнении такого доходяги это слишком привлекает внимание. А пока что оно мне не нужно.

Догадаться, что нашло на моего Василия, было нетрудно. И то, что это у него был первый раз, тоже несложно понять.

Нет, ну ты посмотри на него, жжёный псарь! Мужчиной стал, и уже крылья руки подпирают.

Я оглянулся на всякий случай, проверяя, не смотрит ли кто, и хлестнул себя по щеке.

— Ты, Дон-Жуан дрищавый, успокойся, говорю!

В ответ мне прилетела какая-то непонятная эмоция. Что-то вроде уверенного ответа супер-мачо: «Йо, амиго!»

— Ты про Ленку-то вспомни, — прошептал я, — Вот ей-то понравятся твои похождения?

Василий заметно сдулся, и мне удалось-таки перехватить полный контроль над телом. Ага, несмотря на все обиды, к Перовской он был неравнодушен.

Ну, так и мути со своей Еленой, Дон-Жуан, пока твоя луна не ушла. Я тебе уже всё показал, как надо.

Ага, замутишь ты. Всё придётся брать в свои… ну, то есть, в твои руки.

Да, разные вкусы в одном теле, это не к добру. Ну, ясное дело, это я во всём виноват. Но… кхм… а вообще, сам пускай разбирается, а я кручусь, как могу. И где хочу.

И вообще, Вася, это был хитрый план не только по снятию усталости, но и по выманиванию стратегически важной информации.

Значит, пропала пробирка с нашей кровью? Толчковые псы, кому я понадобился-то? Нет, про своих врагов я помню, но кому именно?

Вполне могут быть Вепревы…

Но зачем им моя кровь? За пару лет забыли, как я выгляжу, и решили подстраховаться? Хрень собачья!

Тогда кто? Оракулы?

А вот это более реально. Правда, я ни хрена ещё не смыслю в местной магии мысли, и тонкостей не знаю.

Вдруг я слишком увёртливый Иной, и они меня чуют, но не могут зацепиться? Но кровь же полугодичной давности, тогда меня ещё не было внутри Василия.

Только надо помнить, что мы сейчас говорим о магии. Может, оракулы под светом кровавой луны спросят у Пробоины: «А хозяин этой крови — Иной?»

А та им: «Конечно! Это ж Васёк Ветров, с Тимкой Зайцевым внутри.»

И полетят чёрные коршуны к академии…

С каждой моей мыслью Василий всё больше поджимался, утихомиривая свой гонор.

— Не дрейфить, — усмехнулся я.

— Давно ли стал сам с собой разговаривать, Ветров?

Я обернулся.

Гранный Иван Петрович хмуро рассматривал меня своими блёклыми зрачками. К счастью, он вот только заканчивал шаг, а значит, подошёл только-только.

— Да просто после вчерашнего… — сразу ответил я, — Немного страшно, Иван Петрович.

— Ветров, — строго сказал магистр, — Вот ты мне ответь… Что на тебя нашло, а? Ты за эту неделю столько всего… — Гранный попытался подобрать слова, но не смог.

— Я пытаюсь пробудиться, господин магистр, — нагло ответил я.

Лицо Гранного окаменело.

— Тебе не кажется, Ветров, это уже звучит, как издевательство?

— Извините, Иван Петрович, я бы хотел в библиотеку успеть. Нашёл интересные книги.

— Ни в какую библиотеку ты не пойдёшь, Ветров, от занятий освобождаю, — холодно ответил магистр, — Ты с Громовым и с Перовской… вы следуете в моё крыло и весь день будете зубрить правила поведения в академии.

— Я…

— Никаких «я», Ветров, — Иван Петрович повернулся полубоком, показывая, что уже уходит, — Вчерашняя ваша выходка ни в какую Пробоину не лезет.

— Но ведь это же на нас напали.

— Я разговаривал с полицейским, — хмуро закончил разговор Гранный, — И для тебя, Ветров, это уже вопрос нахождения в этой академии.

— Так точно, — ответил я по давней привычке.

— И да, Ветров, — магистр поднял палец, будто цеплялся за какую-то мысль, но потом всё же кивнул, — Завтра ты прокатишься с комендантом Городецким к одному вертуну…