Ну, мне особо нечего было показать в плане комплекции. Да и роль наблюдателя меня вполне устраивала. Пока.
Мензурка проходила в тёмном полуподвальном помещении, и я с интересом крутил головой, рассматривая бывший «зал испытаний». Так его назвал Громов.
На высоком потолке над люстрой, на которой сейчас светились от силы треть свечей, была изображена чёрная клякса. Это, я так понял, Пробоина.
По углам зала четыре луны — цвета на кругах были уже потрёпаны, но, если подойти и посветить, то вполне можно было разглядеть.
По всему помещению потолок подпирали массивные колонны, и в самом центре между двух из них расчертили мелом большой круг — зона для дуэли. На эти же колонны повесили фонарики, где за матовым стеклом что-то лучилось ровным светом, будто самая настоящая лампочка. Вполне возможно, что это был тот самый «пирус» — камень, обильно выпадающий из Красных Вертунов.
Освещённый круг был разделён чертой на две половинки. Фёдор пояснил, что заступать на половину противника нельзя, это проигрыш.
Моё внимание привлёк чёрный шар размером с крупный грейпфрут, около десяти-двенадцати сантиметров в диаметре. Он лежал прямо в центре круга, ровно посередине разделяющей черты.
— Да это, как бы сказать … Ну, вроде Чёрной Луны, — усмехнулся Громов.
— Чего?
— Ну, ты можешь его использовать для победы. Пнуть под ноги противнику, чтоб тот споткнулся, или ещё чего. Считай, как козырь, — Фёдор пожал плечами, — Ясно?
Мне пришлось кивнуть. Довольно символично — в Чёрную Луну никто не верит, но в мензурке есть этот шар.
— А схватить его можно?
— Ну, попробуй. Пока хватать будешь, сверху клинком прилетит хорошенько.
Да, в словах Фёдора логика была.
Я с интересом продолжал осматривать помещение, пока велась подготовка к дуэлям. Вгляделся в дальний конец зала, куда свет от оживлённого центра не доставал, и заметил, что там поблёскивали какие-то прутья.
Мне пришлось спросить у Грома, что это.
— Там клетки. Раньше для испытаний ловили элементалей, и держали в них.
— Типа «снежков»?
— Ага, типа…
— Вот раньше да, — громко сказал Плетнёв, который заметил наше появление, — Раньше у студентов были настоящие испытания!
Он вышел из толпы в центр круга, и я впервые увидел во всей красе костюм для мензурки.
Так, если не знать, для чего это, можно было бы и посмеяться. Костюм больше напоминал обрезанный скафандр-фартук, который крепился на спине широкими ремнями.
Юбка из толстой кожи с подшитыми под ней деревянными пластинками закрывала пах и ноги до середины бёдер. На животе проглядывал металлический круглый щиток.
Шея, плечи и руки тоже закрывались кожей, но там, насколько я понял, она была просто очень плотной, чтоб посвободней двигаться. Вроде только наплечники отличались особой твёрдостью.
Голова прикрыта шлемом с крепким сетчатым забралом, которое вместе с подбородком немного прикрывало и шею.
И венчало весь этот кошмар самурая наглое декольте на груди. Там красовался большой прямоугольник голой открытой кожи.
Плетнёв гордо светил своими сосками, выпятив грудь и упираясь в пол длинной шпагой с круглой гардой. В плотных перчатках, Николай сжимал рукоять, надавливая и заставляя лезвие немного пружинить.
Хотя при ближайшем рассмотрении оказалось, что это всё же тонкая сабля. Оружие больше напоминало древние китайские мечи, которые легко гнулись и напоминали едва ли не фольгу. Сабля действительно была с круглым концом, чтоб нельзя было случайно проткнуть оппонента.
Но и так, отхлестав противника таким клинком, можно больших дел наворотить.
— Я тоже считаю, что зря убрали «испытание стихией», — продолжал Плетнёв, стоя посреди круга, — Только заглянув в глаза исчадию вертуна, ты поймёшь, что такое — магия!
Он поставил ногу на чёрный шар, гордо обвёл всех взглядом, и я прочёл на лицах многих восхищение. Хотя некоторые всё-таки смотрели со скепсисом. Получалась вполне логичная картина — правду о событиях возле Белого Карлика, где Плетнёв оставил отделение солдат умирать, знали далеко не все. Работает пропаганда, ничего не скажешь.
— Потому что трусость здесь, в этом круге, убьёт ваших соратников там, на настоящем поле боя, — продолжал слащавую речь Плетнёв.
Я только поразился. Вот же толчковый пёс, и ведь хватает наглости так врать? Или он сам реально верит, что смелый и крутой?
— Ну, кто хочет показать, что он — настоящий Лунный? — каштан, задрав подбородок, проехался взглядом по лицам студентов.
Его надменные глаза скользнули и по моему лицу. Василий внутри меня решил выпендриться, послал эмоции возмущения, но мне было глубоко наплевать. Ветров-то вообще зелёный, а я уже вышел из того возраста, когда меня могли легко взять «на слабо».
Вот если б на кону стояла моя Арина. Ну, хорошо, хорошо, Вася, и Перовская Елена тоже. За этих девушек я бы… мы бы ему морду-то начистили.
— Николас, я попробую, — вызвался тот самый пеликан, с залихвацким чубом.
— Антуан, — одобрительно сказал Плетнёв, — Я не сомневался в благородстве моих друзей.
Я даже усмехнулся. Ну, Плетнёвская шестёрка пошёл первым, ничего удивительного. Прямо концерт по заявкам от самых крутых парней на всём курсе.
Пеликан тоже облачился в скафандр, взял саблю, вошёл в круг.
Противники встали друг напротив друга в грациозные стойки, каждый на своей половине. Ноги чуть согнуты, сабля направлена на противника, вторая рука позади.
— БОЙ! — крикнул кто-то в толпе.
Николай резко подскочил к черте, чуть не коснувшись её ногой, и наотмашь сбил клинок Антона в сторону, а потом резко чирканул ему по груди. Пеликан едва успел отшатнуться — кажется, лезвие коснулось редких волосков у него на груди.
Тут же Антон вроде как дёрнулся атаковать, но клинок Николая в возвратном движении хлестнул по вооружённой руке. Я услышал свист и смачный шлепок. При такой скорости, да плюс встречное движение самого пеликана — это очень больно.
Антон вскрикнул, выронив оружие, и Плётнув тут же резанул ему по груди. Пеликан, схватившись за порез, пригнулся, чтоб схватить шпагу. Он сделал шаг вперёд…
И не сразу осознал, что стоит одной ногой уже на половине противника.
Плетнёв отошёл в конец своего круга, встал на прямых ногах и отсалютовал, махнув саблей возле забрала.
— А-а-а!!!
— Николас!!!
— Ты бесподобен!
Толпа взорвалась криками, по большей части с той стороны зала, где стоял Плетнёв. Я так понял, основная часть его фанатов была там.
По долгу службы я понимал, что такое — навык. У этого придурка этот навык был, и в фехтовании он явно не дурак. Ну, ясное дело, денежки водятся, и папашка ему лучших учителей в своё время нанял.
Наверняка Плетнёв не только мастерски фехтует, но ещё и на пианино играет, да крючком вяжет.
— Николас, ты так ловко победил, — донеслось от Антона.
Тот стоял на одном колене, пытаясь отдышаться после короткой драки. На груди у него красовалась длинная кровавая царапина.
Фёдор шепнул мне:
— Если сделать красивый шрам, прям глубокий и до костей, то это можно засчитать за победу.
Я кивнул, наблюдая, как Николай подал руку своему дружку:
— Антуан, мне всего лишь повезло. Но ты — настоящий Лунный.
Плетнёв снял шлем, передав его какой-то восхищённой поклоннице, красиво махнул каштановой чёлкой и отступил в толпу. Правда, подарил мне напоследок вызывающий взгляд.
Да, ну твою псину? Реально думает, я вот так брошусь играть на чужом поле по чужим правилам?
***
Дальше были ещё дуэли.
Мензурка решала практически все споры между студентами. Бить рожи где-то в спальнях или аудиториях было чревато, магистр не позволял. Использовать магию — тем более, это прямой вылет из академии.
А здесь, в темноте «зала испытаний», с опасными шпагами — да пожалуйста. Делайте, что хотите, только не убейте друг друга.
Проигравшему в мензурке приходилось признавать свою неправоту. А иначе Лунный вырастет, начнёт крутиться в элитных кругах, но все вокруг будут помнить о том, что он не чтит традиции.