Едва слуга скрылся из виду, Эрл вошел в помещение. Он помнил здесь почти все: и высокие кресла, одно из которых могло провалиться по воле хозяина, и гобелены на стенах, и стол, и красивый графин для вина.

— Он стоял здесь еще при отце! — вдруг подумал Эрл. — Да… И заветная чаша отца не пропала.

Он явственно видел, как светятся камни на узенькой кромке. Их блеск вновь напомнил, как Галар ему говорил о заклятье, лежавшем на чаше.

— Они, эти камни, тускнеют, когда их касается тот, кто замыслил дурное, — как будто услышал Эрл голос отца.

Рука, прежде чем взять эту чашу, на миг замерла.

— Я пришел не за тем, чтобы мстить. Я хочу помочь тем, кто мне верит! Хочу вновь вернуть свое счастье, которое отнял мой брат, — сказал Эрл сам себе, беря чашу. — Я не сделаю зла никому.

Пальцы тихо коснулись мерцающей кромки, погладив ее…

Эрл не знал, почему обернулся. В последнее время он был неспособен почувствовать взгляд. У дверей стоял Орм. Опустив на стол чашу, Эрл четко ему поклонился. Он часто пытался представить их встречу, теперь же не знал, что сказать.

Пикировка, которую начал хозяин, слегка удивила его. Орм не должен был так говорить с незнакомцем. Любимец Гальдора мог очень внимательно выслушать или, не дав открыть рот, указать на дверь. Но добродушно, небрежно, не придавая значения “мелкой возне” чужаков. Эта легкость всегда придавала ему редкий шарм, неизменно пленявший сердца.

Орм, который был весь преисполнен сарказма, казался совсем незнакомым. Эрл мог бы поклясться, что каждое слово не только услышано, но и оценено. Встреча важна была Орму! Разговор о плите, прикрывающий ход в подземелье, о чаше, о Фрейре все больше смущали хозяина. Эрл ясно видел, что Орм начал нервничать.

— Мы ведь встречались? — достаточно резко спросил Победитель.

— Не раз! — с очень грустной насмешкой сказал ему Эрл, не сводя с него взгляд, и снял шлем.

Эрл не знал, чего ждал. Он отчетливо видел, как Орм побледнел, потом вдруг покраснел и напрягся, как будто ему стало трудно дышать.

— Что, не ждал меня, Орм? — спросил он. — Ты считал, что обломки от стен схоронили нас всех четверых? Ты ошибся. Ну, здравствуй, Орм Победитель, Герой Гальдорхейма… Мой старший обожаемый брат!

Орм молчал, не сводя с него взгляда. Эрл в эту минуту бы дорого дал, чтобы знать, что Орм думает.

— Как же он так изменился? — невольно мелькнуло в мозгу.

Внешний блеск и раскованность, так выделявшие Орма из пестрой толпы, не оставили даже следа в человеке, который стоял перед ним. Орму только исполнилось тридцать, а выглядел он…

— Как отец! — вдруг мелькнуло в мозгу Эрла. — Галар, когда умирал, не был старым. Орм молод, но словно устал от своей жизни…

Странное чувство вдруг шевельнулось в душе Эрла. Он полагал, что готовится к встрече с достойным врагом, но Орм был не похож на тот образ, который он создал в душе. Он как будто бы стал меньше ростом, слабее и человечее.

Глядя на брата, Эрл чувствовал жалость. Ему было трудно представить, что этот Орм мог приказать Фланну тайно расправиться с ним. Но усилием воли Эрл смог пригасить это чувство, напомнив себе, что давно был бы мертв, не проснись в нем тогда его Сила.

— Зачем ты приехал сюда? — спросил Орм.

Но Эрл вскоре уже понял, что брат не слушает.

— Орм боится меня! Из-за Руни! — внезапно почувствовал он.

Эрл не мог читать мыслей, но знал, что он прав. То ли мимика Орма была такой яркой, что он почти сразу угадывал каждый порыв, то ли он научился его понимать много лучше, чем раньше, но только Эрл чувствовал, что он читает его душу, словно открытую книгу.

— Как странно! — мелькнуло в мозгу.

Эрл отчетливо помнил, что раньше не раз становился в тупик, когда пробовал что-то понять в Орме. Слишком резкими были всегда перепады его настроений и чувств, а обрывки мелькающих мыслей казались настолько сумбурными, что Эрл не мог слишком долго быть рядом без крепкой Защиты. Поток обжигающей, яркой, кипящей энергии Орма всегда утомлял.

— Почему же теперь я настолько легко понимаю его? — изумленно спросил себя Эрл.

Встреча с Руни была не такой, как он ждал. В этой хрупкой сверкающей женщине он не узнал своей прежней мечты. Странный холод пронизывал каждый жест Руни. Неясная горечь сквозила в словах. Руни словно хотела внушить Эрлу чувство вины, показать, что он ей причинил зло, однако лесянка нашла в себе силы стать снова счастливой. Фальшивая нежность, с которой она обращалась при нем с мужем, ясно сказала, что Руни несчастлива. И Эрл почувствовал вдруг непонятную злость.

— Ты сама выбирала жизнь с Ормом! Зачем же разыгрывать жертву? — мелькнула взбешенная мысль, но лесянка ее не прочла.

Когда Руни ушла, Эрл не знал, что и думать. Наутро, увидев ее в коридоре, взглянув ей в лицо, он почувствовал сильную боль. Отрешенный безжизненный взгляд и печальная складка у губ взволновали, негаданно вызвав в душе прилив нежности. То, что случилось вчера, отступило, забылось…

— Я пришел за тобой, — сказал он.

— Ливтрасиру нужна Рысь, способная сжечь все вокруг? — равнодушно спросила она.

Говорить так могла только та, что утратила веру во все.

— Ты нужна мне.

— Тебе? Для чего?

Руни словно не слышала слов, но когда Эрл ей начал рассказывать про Агенор, равнодушный взгляд вспыхнул.

— Я тоже могу и отдать, и принять потаенное Знание, — тихо сказала она, а в глазах вновь скользнула безумная молния. — Я могу поделиться с тобой тем, что знаю.

И это волнение, этот блеск глаз вдруг открыли ему правду. Руни уже познакомилась с магией! Здесь, в замке было достаточно свитков и книг. А еще Эрл отчетливо вспомнил Изору с ее неудачной попыткой его подчинить.

— Значит, Руни играет теперь в те же игры? — огнем опалило его, вызвав резкий прилив неожиданной злобы. — За время разлуки она уподобилась тем Мастерам, что готовы на все ради Силы и власти над душами?

Эта догадка казалась чудовищной, но справедливой. И Эрл рассмеялся над диким концом его прежней любви. Возвращаясь к себе, он считал, что все кончено, но в тот же вечер почувствовал, что был не прав.

Проходя мимо залы, служившей хранилищем свитков и книг, Эрл увидел лесянку. Большой фолиант на столе рядом с ней был открыт, но взгляд Руни бесцельно скользил по рядам полок, словно не видя их. Эта картина невольно заставила вздрогнуть.

В бессильно упавших руках и склоненной к плечу голове было что-то такое, что вызвало в памяти самый последний из снов. Эрл не помнил конкретных деталей, но чувство, которое он испытал, просыпаясь, нахлынуло вновь. Ему было не нужно касаться сознания Руни, чтобы почувствовать ту безысходность, которой пронизан был облик лесянки.

— Словно белый зверек, перенесший болезнь, поглотившую все его силы. Он выжил, он дышит, но больше не сможет преследовать белок, взбираться по жесткой коре на вершину могучего дромма, возиться в снегу… Он не может играть с остальными… Он просто, свернувшись клубочком, лежит в своей снежной норе… И в нем нет больше боли, есть только покорность и чувство тоски, — пришла странная мысль.

Неожиданно Эрл ощутил сильный гнев против Орма. Не каждый способен за пару лет превратить шаловливую девушку, полную жизни, в печальную тень. В сердце Руни теперь были горечь и холод, она разучилась смеяться, общаться, любить.

— Что же стало с тобой, Руни? Что же Орм сделал такого, что ты потеряла желание жить? — позабыв о Защите, о том, что не может общаться, как раньше, отправил Эрл мощный посыл.

В нем слилось все, что было сейчас в его сердце: отчаянье, жалость, желание чем-то помочь и огромное чувство любви к ней. Эрл верил, что Руни воспримет посыл, но лесянка не вздрогнула, не подняла головы.

— Да, Горад постарался на совесть! — мелькнула взбешенная мысль.