— Если Руни смогла выжить, значит, на то была воля Небес, — говорил себе Эрл.

Его помощь была минимальной. Отвар Самоцвета не может снять жар, а уход человека, который не знает причин, породивших болезнь, не способен вернуть жизнь.

Увидев лесянку сидящей на лавке, Эрл был поражен. Он не верил глазам. Было трудно поверить, что Руни здорова и вновь стала прежней, такой, как была до разлуки.

— Два чуда за раз — перебор! — звучал некий скептический голос, внушая сомнение.

Жизнь в Агеноре учила не верить тому, что он видел. Эрл помнил ее настороженность и неприязнь, причинившие боль. Но они были проще, понятнее радости, вдруг переполнившей Руни без всякой причины.

— А может, ее возродил Лес? — не раз приходило на ум. — Может, Руни не может жить в замке? Не может жить в городе? Ей нужен лишь ее дом… А я должен помочь ей устроиться здесь и уйти в Агенор!

Это было не слишком приятно. Признав право Руни одной строить новую жизнь, Эрл почувствовал горечь. Случись это раньше, еще до того, как Защита Горада лишила его Силы, он легче бы принял такой поворот. А теперь Эрлу было непросто смириться.

Доверчивость Руни влекла и тревожила. Ласка, в которой Эрл видел не столько влечение, сколько обычную слабость больной, волновала. Те сны, что смущали покой, не могли не оставить следа. Его чувство к лесянке за время разлуки стало другим.

Раньше Эрл меньше думал о страсти, теперь же присутствие Руни давалось ему нелегко. Временами он думал, что Руни могла бы быть с ним осторожнее. Будь в ней чуть больше кокетства, игривости, вызова, Эрл бы увидел в таком обращении явный призыв, но ее простота и открытость смущали.

— Устала… Замерзла… Боюсь…

И при этом такой беззащитно-растерянный взгляд, что попробуй, пойми, что ей нужно!

— А я еще думал, что знаю ее! — приходило на ум.

Подсознательно Эрл понимал, что так будет недолго. День, два, а может быть, три… Им придется открыто друг другу сказать, как они собираются жить дальше.

— Я не могу здесь остаться, меня ждут, — ответит он ей, когда Руни его спросит.

Но разговор получился другим.

В этот вечер шел дождь, они мирно болтали о том, как прошел день. Уютно устроившись рядом с ним, Руни чинила какое-то старое платье, когда с потолка упал крупный паук. Растопырив мохнатые лапы, он тут же пополз по ее волосам. Эрл, конечно, видел, что Руни совсем не боится незваного гостя, но все-таки встал.

— Сиди тихо, сейчас я его уберу, пока он не запутался, — сразу сказал он, и Руни, не стала ему возражать.

Отцепив паука, Эрл хотел отойти, но не смог. Беспорядок пушистых волос, нежно пахнущих зеленью первых побегов, сияние глаз, нежность кожи, как будто мерцающей странным, загадочным светом, безумно влекли.

Ощутив его пристальный взгляд, Руни чуть обернулась. Эрл даже не понял, как начал ее целовать. Попытайся лесянка его оттолкнуть или просто отпрянуть, он смог бы сдержаться, но Руни, похоже, совсем не хотела противиться. Правда, ответная ласка была очень робкой, несмелой, но Эрл не почувствовал в ней ни протеста, ни гнева.

Сжимая в объятиях Руни, он явственно слышал стук ее сердца… Жар кожи почти обжигал, ткань одежды уже не могла приглушить его… Странная дрожь, временами волной пробегавшая по ее хрупкому телу, ничуть не смущала… Она не пыталась противиться ласке, когда он, развязав шнур у ворота платья, спустил его с плеч, открыв грудь… Однако, когда ладонь Эрла скользнула под грубую ткань, прикрывавшую бедра, она удержала его. Голос Руни был глух.

— Нет, не надо, — шепнула она.

— Почему? — спросил Эрл, продолжая ласкать ее тело, впервые открытое жадным губам.

— Потому. Эрл, ты можешь хоть что-нибудь слышать кроме слов? — вдруг спросила она, вырываясь из пылких объятий.

Ему нужно было сказать, что он любит ее, что за время разлуки он думал только о ней, что совсем не хотел оскорбить Руни, но Эрл не мог. Он не знал, что заставило Руни так резко его оттолкнуть. “Если я что-то сделал не так, она сразу могла мне сказать это!” — резким огнем обожгла мимолетная мысль, вызвав краску стыда. Нет, вообще-то Эрл знал, что не может краснеть, но сейчас был уверен, что стал или бледно-сиреневым, или попросту начал светиться, как будто гнилушка на темной поляне.

— Прости. Это было впервые, и больше не будет. Я уже не забудусь, не бойся, — хотел сказать Эрл, когда вдруг ощутил, как ладони лесянки коснулись его плеч, и тихий взволнованный голос спросил:

— Скажи, это теперь навсегда?

— Я надеюсь, что нет. В Агеноре меня ждет мой друг. Он поможет, — ответил Эрл.

Заговорив о Гораде, он хотел одного: успокоиться после объятий, избавиться от непонятного чувства вины..

— Я люблю тебя, Руни, — сказал Эрл, закончив рассказ. (Было странным от магии и Уруз-чад Агенора опять перейти к ним самим, но слова родились неожиданно, сами собой.) — И не знаю, что мне теперь делать с моим чувством… Это сильнее меня! Мне совсем не хотелось обидеть тебя… Я так ждал этой встречи!

— Я верю, — со странной улыбкой, в которой смешались и радость, и грусть, очень тихо ответила Руни. — Я тоже ждала тебя, Эрл. Ты останешься здесь?

— Я не знаю. Я очень хочу быть с тобой, но…

Эрл долго рассказывал Руни про жизнь в Агеноре, однако признаться, что он — Ливтрасир, не посмел. Он уже не хотел, чтобы Руни пошла за ним лишь потому, что его называли Вождем Агенора. Теперь, вспоминая о том, что недавно считал свою новую славу единственным шансом вернуть ее, Эрл понимал, что цеплялся за ложный мираж.

Он не знал, что решила лесянка. Прошел еще день… Ночь на миг показалась ему долгожданным ответом. В тот вечер они потянулись друг к другу, забыв обо всем, не пытаясь задуматься, чем это может потом обернуться. Сомнения, стыд, нерешительность сгинули в этом нежданном потоке безумия, вдруг охватившем их. Страстный порыв был сильнее рассудка и страхов из прошлого…

Утром лесянка нежданно взялась за уборку.

— Я раньше терпеть не могла заниматься такими делами, — с улыбкой сказала она, прочитав в глазах Эрла вопрос. — А теперь я хочу, чтобы в домике было уютно!

И это был настоящий ответ! Руни думала, что он останется здесь, вместе с ней, несмотря на рассказы о городе.

— Я не могу! Я люблю тебя, но не могу здесь остаться! Пойми, я им нужен! Я нужен тем детям, которые снова вернулись в свои семьи, нужен друзьям. Нужен людям, которые верят мне. Я не могу их покинуть! Я должен быть там, понимаешь?!

Эрл знал, что слова причиняют ей боль, ждал упреков, обиды, отчаянья.

— Если ты знал, что уедешь, зачем же ты мне не сказал это сразу? — могла спросить Руни, и он бы не смог ей ответить. Слова: “Едем вместе со мной!” показались бы ей отговоркой. Эрл видел, что именно Лес дал ей новую жизнь. Не понять, что лесянка не может жить в городе, мог лишь глупец, озабоченный только собой.

— Понимаю, — сказала ему Руни с прежней улыбкой, в которой мелькнул непонятный задор. — Но пока Агенор подождет! Ты сейчас нужен здесь. Сходи в чащу за хворостом! Чем больше ты принесешь, тем мне будет приятнее.

По указанию Руни потом он ловил рыбу в озере, чтобы развесить ее над костром. (Руни твердо решила пополнить остатки запасов еды, сохранившейся на чердаке.) За четыре дня оба они подготовили дом к новой жизни. Дрова, минимальный запас еды, полный порядок не только внутри лесной хижины, но и во всех сундуках… (Руни целыми днями сушила старые вещи.) Ночами они были вместе, забыв обо всем, но порой в страстной ласке мерещилась горечь разлуки…

— Я больше уже не могу ждать, я должен вернуться, — сказал Эрл, когда понял, что Руни сможет остаться одна. — Завтра я уезжаю.

Ему было трудно сказать это Руни, однако лесянка опять улыбнулась, как будто ждала этих слов. Ни обиды, ни злости, ни горя, лишь только спокойная радость искрилась в больших темно-синих глазах.