— Могу себе представить.

Билл вытащил «кольт» из буфета и вручил его Хоку. Мозли вынул магазин, проверил затвор, потом вернул магазин на место. Дослал патрон в патронник, поставил револьвер на предохранитель и сунул его в карман брюк.

— Хок, я забыл сказать тебе, что отдал вещи Мартина Уэггонера его отцу, когда тот забирал тело в Окичоби. Я открыл твой стол своим ключом.

— Правильно сделал. А не боишься, что кришнаиты потребуют отдать вещи Мартина им?

— Не боюсь, — улыбнулся Билл. — Я подождал пару дней, а кришнаиты в управление все не идут. Тогда я сам позвонил их «командиру». После разговора с ним у меня создалось впечатление, что Мартин еще не стал настоящим членом секты, а проходил что-то вроде испытательного срока. По-моему, они собирались вышвырнуть его из ашрама.

— Он тебе прямо так и сказал?

— Нет, но судя по интонациям «командира» и по некоторым фразам... Он даже не выразил желания участвовать в похоронах, хотя я рассказал ему о планах мистера Уэггонера на этот счет.

— Мартин, скорее всего, обирал своих «братьев». Вот семейка, да?! Инцест, проституция, религиозный фанатизм, компьютеры... Охренеть можно! Ладно, Билл, отправлюсь-ка я домой. Я сегодня впервые после больницы весь день провел на ногах, так что устал, как черт.

— Хочешь, я тебя отвезу?

— Ты что, Билл?! Я просто устал, а так — в полном порядке.

— Будь осторожен, Хок. Этот ублюдок Мендес — или как там его, — скорее всего форменный псих. Стоит ему узнать, что ты вышел из больницы, — жди нового визита.

— Не переживай за меня, Билл. Я буду осторожен.

Теперь Хок был почти уверен, что его подставил этот чертов калифорниец. Он только не мог понять, почему этот ублюдок на него так взъелся. Хок почувствовал себя в относительной безопасности лишь после того, как вернулся домой и запер за собой дверь на замок.

Почти все воскресенье Хок провалялся в постели. В полдень он, правда, встал, чтобы пообедать в близлежащем кафе, поскольку по воскресеньям там подавали фирменного тушеного цыпленка, но вернувшись, снова лег и проспал до шести вечера. В шесть он совершил свой дежурный обход гостиницы и увидел, что на всех пожарных выходах висят амбарные замки. Хок зашел в офис к Беннету, попросил у него ключи, снял замки и цепи со всех пожарных выходов и сложил их в старом чулане возле давно не функционирующей кухни. Потом написал отчет о сегодняшней проверке отеля и положил его на стол мистеру Беннету, напомнив владельцу гостиницы на словах, что за такое серьезное нарушение правил пожарной безопасности отель могут запросто прикрыть.

На ужин Хок разогрел на плитке банку консервированного супа, потом посмотрел по телевизору шоу Арчи Банкера, а ближе к ночи созвонился с Хендерсоном.

— Все в порядке, Хок, — сказал Билл. — Я вчера вечером разговаривал с Уилсоном, объяснил ему что к чему, и теперь он жаждет самолично взять этого Мендеса за задницу.

— Билл, я устал повторять, что Мендес — это не настоящая фамилия.

— Я понял, Хок. Но как же тогда прикажешь его величать?

— Извини, Билл. Давай, действительно, называть его пока Мендесом.

— В общем, Уилсон хочет отыскать его и укатать на полную катушку. Оказывается, Мендес так напугал Пабло — сутенера из «Интернешнл», — что тот теперь собирается возвращаться в Никарагуа. Я сказал Уилсону, что мы не станем заявлять на него в отдел внутренних расследований. Еще не хватало, чтобы в отделе по расследованию убийств заботились о моральном облике сотрудника полиции нравов. Хок, Уилсон просил передать, что сожалеет о том, что выбросил твою челюсть в окно.

— Я тоже об этом сожалею. Теперь приходится заправлять соусом чили все блюда, чтобы почувствовать хоть какой-то вкус.

— Ты себя нормально чувствуешь?

— Да, все в порядке. Утром зайду к Браунли за револьвером и жетоном, так что увидимся.

— Вряд ли, Хок. Нам с Лопесом поручили расследовать дело той тетки, которая убила собственного сына, придавив его своим телом. Я решил отдать всю инициативу в руки Лопеса, но постоянно приглядываю за ним.

— Что еще за дело, Билл?

— Об этом писали в газетах. Одна мамаша постоянно третировала своего шестилетнего сына. Как-то раз она взяла и села на мальчишку. А весу в ней было сто двадцать кило. Она просто раздавила ребенку грудную клетку. Пацан умер, и теперь мамашу обвиняют в убийстве. Но, скорее всего, все кончится статьей «Жестокое обращение с детьми». Как бы там ни было, мы с Лопесом идем завтра опрашивать соседей.

— Думаешь, она сделала это преднамеренно?

— Ага. Правда, Лопес считает по-другому. Ты же знаешь, кубинцы никогда не наказывают детей, что бы те ни совершили. Поэтому Санчес считает, что произошел несчастный случай. Завтра опросим соседей, и сразу все выяснится. Кстати, я узнал, кто будет твоим новым напарником. Ее зовут Эллита Санчес. Знаешь такую?

— Диспетчер, что ли? Девчонка с арбузными грудями?

— Ничего себе — «девчонка»! Ей лет тридцать, Хок. И она уже шесть лет работает в управлении.

— Ага, диспетчером. Что она понимает в убийствах?! Черт, зря я тебе позвонил.

— Как это — «зря»?! Я отмазал тебя от Уилсона. Разве это плохая новость? Санчес, между прочим, умеет писать по-английски. А Лопес — нет. К тому же у Санчес, в отличие от Лопеса, действительно обалденные груди. Я бы не глядя махнулся с тобой партнерами, но, боюсь, Мария не обрадуется, узнав, что в напарниках у меня женщина.

— А я-то думал, что твоя супруга придерживается прогрессивных феминистских взглядов...

— Она-то придерживается. Это у меня другие взгляды на жизнь.

— Ладно, Билл. Я положу «кольт» в ящик твоего стола.

— Лучше оставь его пока при себе. Мне он все равно не нужен.

Капитан Уилли Браунли — в привычном темно-синем мундире с наглухо застегнутым кителем, — сидел за столом, который был завален ворохом всевозможных бумаг. Он прочел Хоку небольшую лекцию о том, сколь внимательно надо относиться к сохранности оружия и жетона.

— В своем рапорте вышестоящему начальству я подчеркнул, что вы утеряли револьвер и жетон, будучи в бессознательном состоянии, вызванном жестоким нападением. Так что с этим у тебя проблем не будет. Но тут возникла другая проблема, Хок. Эллита Санчес наотрез отказывается идти к тебе в напарники. Я, говорит, готова работать с кем угодно, но только не с сержантом Мозли. Понимаешь, она кубинка, и очевидно считает, что в тебе недостаточно мачизма, раз ты потерял револьвер и не смог противостоять преступнику.

— О, Господи! Вы разве не рассказали ей о том, как это все происходило?

— Она в курсе. Но говорит, что хочет сделать карьеру в качестве детектива, и потому просит прикрепить ее к любому другому сержанту. Я ей отказал, но хочу, чтобы ты знал, как она к тебе относится. Так тебе будет легче поставить ее на место. Ты старше ее по званию, поэтому Санчес придется выполнять все твои приказы.

— Но учтите, капитан, что я собираюсь использовать свой двухнедельный отпуск полностью.

— Конечно, сержант. Я пересажу Хендерсона и Лопеса в другое место, а Санчес перекочует в твой офис. Может, она приведет в порядок какие-нибудь старые бумаги, пока ты в отпуске.

— Хорошо. Увидимся через две недели, капитан.

— Только чтобы через две недели я этой бороды не видел. С бородой вы похожи на Хосе Феррера. Это пуэрториканский актер.

Хок съездил в оружейный магазин, купил новую кобуру и пару наручников, расплатившись кредитной карточкой «Мастеркард», выпущенной одним чикагским банком, в котором довольно либерально относились к проверке платежеспособности своих клиентов. Это была единственная кредитка, которой владел Хок, и потому он очень аккуратно отсылал в Чикаго ежемесячные 10 долларов — плату за банковские услуги.

Из магазина Хок направился в отель «Интернешнл», оставил свой автомобиль на стоянке такси прямо перед входом в гостиницу и отправился разыскивать Пабло Льосу. Он предъявил ему свое удостоверение и жетон, и попросил Пабло уделить ему несколько минут. Пабло предложил уединиться в раздевалке для сотрудников, которая находилась в подвале. Когда они спустились туда, Пабло открыл свой шкафчик, сняв два висячих замка, и вынул их него дорогой пиджак.