Переводчик: Юлия Корнейчук

Редактор: Мария Чугунова

Большинству из вас я знаком, как Мак, хотя я носил множество имен и прожил множество жизней, каждая из которых заканчивалась трагедией. С каждым разом мое сердце становилось все холоднее и все больше превращалось в камень.

И эта моя история также обернется трагедией, так что не надейтесь на другой исход. Не ждите окончания, наполненного любовью или какого-то морального урока, который наполнит и озарит вашу душу. Со мной это нереально, потому что я совершил слишком много ужасных вещей.

Так что, если ты ищешь именно это, еще не поздно закрыть книгу. И заняться чем-то другим. Потому что единственный конец, который тебя ожидает, — это мой конец.

И я молюсь, чтобы на этот раз моя смерть была окончательной.

Тедди

— Ты справишься! — уговаривала я себя, рассматривая в зеркале свою черную юбку-карандаш и черный пиджак в тонкую полоску, уверенная в том, что никто никогда не узнает мой маленький секрет.

Никогда!

Я еще раз покрутилась перед зеркалом, чтобы понять, что я опаздываю на работу. В свой первый рабочий день.

О, да. Новая работа.

Конечно же, именно это послужило причиной моего нового образа (мои темные волосы уложены в трапециевидный боб, а большие очки в черной оправе вместо линз выгодно подчеркивали мои зеленые глаза). Конечно же, это из-за того, что хочу казаться взрослее, а не потому, что я переживаю, как персонал примет двадцатипятилетнюю женщину по имени Тедди (сокращение от Теодоры) в качестве нового директора Центра психического здоровья Санта Барбары. Я сама никак не могу это принять. Однако, моя юная внешность всего лишь второй пункт в списке моих проблем. Под номером один скрывается проблема, которую невозможно решить с помощью делового костюма. Я всего лишь надеюсь, что она никак не вскроется и об этом никто не узнает.

Никто еще, я имею в виду. Ведь, естественно, моим родителям все известно.

Не поймите меня неправильно. Я не была каким-нибудь выродком. Скорее, я очень удачливый человек — таких еще называют вундеркиндами. Я перескочила через несколько классов, закончив школу в шестнадцать, а в двадцать два я уже защитила докторскую степень по клинической психологии в Колумбии, что включает в себя год моего отдыха, период, в течение которого я пыталась найти себя.

Просто катастрофический провал.

С каждой каплей приобретенных умственных способностей я теряла эмоциональную часть себя. Да, с мозгами у меня явно было что-то не так. Выражаясь языком дилетантов, я обрела так много и в то же время так мало. Да даже у компьютера можно вызвать больше сопереживания, чем у меня, хотя я, если бы мне пришлось, вполне смогла бы разработать какую-нибудь программу.

Так что же со мной произошло?

Если бы, черт возьми, хоть кто-то мог это объяснить. Врачи объясняли это тем, что часть моего мозга, отвечающая за мои эмоции, отключена. Это вовсе не означает, что я вообще лишена эмоций, некоторые из них, конечно же, присутствуют, но они не классифицируются как нормальные. Например, нормальная девушка после двух лет отношений испытает счастье, когда ей предложат выйти замуж. Я же чувствовала… равнодушие. То же самое я чувствовала, когда пришла раньше с работы и застукала его трахающимся с моим лучшим другом. Причем, одетым в мое белье. Мое новое кружевное белье, купленное для брачной ночи. Возмущение было бы вполне адекватной реакцией на произошедшее, но лучшее, о чем я могла подумать, это то, что моя проблема сделала мне своего рода одолжение.

Итак, как вы могли уже догадаться, именно отсутствие эмоций привело меня в психиатрию к изучению эмоций и разума и к коллекции футболок со Споком[1].

Ага. Я правда их ношу. Странно относиться к этому с юмором, если полжизни вы провели, надеясь узнать, почему вы не нормальны.

Теперь вы понимаете, почему я считаю мое назначение на пост директора центра чудом? Поскольку, с одной стороны, с моим аналитическим складом ума я могла распознать в человеке шизофрению и биполярное расстройство на расстоянии мили и подобрать наиболее эффективное лечение для каждого пациента, как если бы это было моим даром, а с другой стороны я совершенно не сходилась с людьми на эмоциональном уровне. Но я все равно могу быть им полезна. Своим умом.

Осторожнее, Спок! Здесь Тедди!

— До скорого, Бентли! — я повернулась и погладила своего джек-рассела, а потом, взяв ключи от своего нового БМВ (небольшой подарок для себя любимой), вышла за дверь пляжного домика с двумя спальнями.

Ты справишься, Тед! Черт, даже не сомневайся в этом!

Мой новый помощник по административным вопросам Шеннон (блондинка средних лет с пассивно-агрессивной улыбкой) поприветствовала меня у ресепшена на входе. Центр психического здоровья, одноэтажное стеклянное здание с чрезмерно яркой благоустроенной территорией, располагалось всего в десяти минутах от центра Санта Барбары и вмещало в себя двести мест, пятьдесят из которых были зарезервированы для пациентов с длительным или постоянным проживанием. Остальные места периодически занимали мамы с постродовым синдромом, множество людей, преследуемых тревогой, или проходящих через черную полосу их жизни. А наркоманы и алкоголики стекались сюда со всего города.

— А вот и наше отделение стационарного лечения, — говорит Шеннон, подводя меня к двойным дверям бежевого цвета с вырезанными небольшими отверстиями, которые предотвращали столкновения персонала.

— Пятьдесят пациентов получают круглосуточный уход, включая и индивидуальные сеансы.

Шеннон распахнула двери, и я последовала за ней, чувствуя, будто бы мне проводят экскурсию по местному зоопарку.

— Первые десять палат закреплены за нашими «самоубийцами», в остальных обычно лежат пациенты с посттравматическими стрессовыми расстройствами, с хронической постродовой депрессией и нарушением пищевого поведения**, — Шеннон будто бы прогуливалась по коридору, периодически указывая мне на двери палат.

Здесь не было ничего, чего бы я не видела за четыре года работы в округе, и, соответственно, большинство пациентов были ходячими примерами из учебников по психиатрии. Примерно семидесяти процентам из них помогут стандартные психотерапевтические процедуры. Остальные тридцать процентов, если верить статистике, так и будут нуждаться в пожизненном уходе, демонстрировать незначительные улучшения или требовать лечения, которым мы не можем их обеспечить.

Моя же работа заключалась в том, чтобы настроить и обеспечить эффективную работу центра и принести тем самым пользу как можно большему количеству пациентов.

— Вот и весь ознакомительный тур, — объявила весело Шеннон, когда мы дошли до конца коридора, но ее карие глаза выдавали совсем другие эмоции.

Внезапно мой взгляд упал на безукоризненно отполированную бежевую кафельную плитку, ведущую к последней комнате справа от нас. В маленькое окошко в двери было вставлено стекло, но за ним было абсолютно темно.

— Кого госпитализировали в эту палату?

Комната номер двадцать пять.

— Какую именно, доктор Валентайн?

Меня пронзила сильная дрожь, и я стала растирать руки, покрывшиеся гусиной кожей.

— Здесь прохладно, не так ли?

— Такие расходы, как теплоэнергия, полностью не покрываются нашим финансированием, — пожала плечами Шеннон. — Я привыкла.

Хмм…

— Я изучу этот вопрос с теплоэнергией позже, — я снова указала на палату двадцать пять. — Так что с ней не так? Внутри нет света, хотя мы на режимном объекте, сейчас день и мы должны придерживаться распорядка, в том числе и в освещении.

Распорядок дня был важен ровно так же, как и процедуры. Это касается и солнечного света. И эта комната не может пустовать, потому что, по моим данным, центр был забит под завязку, и ему приходилось отказывать новым пациентам в месте в нашем прекрасном святилище умственного исцеления.