Мне было все равно. Мир, представший моим глазам, разительно отличался от того, что я знал перед смертью. Те несколько месяцев, что путешествовал по миру, заставили меня почувствовать себя ребенком в кондитерской лавке, а моими сладостями были убийства. Люди, которых я лишил жизни, заслуживали смерти: воры, что пытались украсть у меня лошадь по дороге в Испанию; пьяная группа мужчин, издевавшаяся над девушкой недалеко от какого-то борделя вблизи порта; пираты, собиравшиеся захватить наш корабль. Убийства этих людей показали мне, что моя темнота и желание лишить человека жизни могли служить и другим целям. Еще я узнал, что стал бессмертным и что лишен чувства страха. Меня просто поглотила потребность проливать кровь. Иногда это было похоже на наркотик. Иногда я убивал, ища облегчения, чтобы заглушить рвущееся наружу чувство вины. Тем не менее, я верил, что нашел свое призвание.

Когда мы добрались до Каобаны, сейчас этот место называется Кубой, я решил, что это мой личный рай. Коренные жители этих мест нуждались в укрощении, а я — в убийстве. Пробыв там около пяти дней, Диего набрал достаточно людей для борьбы с теми, кто решит восстать против нашего захвата, и, конечно же, попросил меня возглавлять нашу группу.

— Ты животное, Каллиас, и прекрасный воин. Ты расчистишь путь для нашего дела. Не щади этих язычников.

На следующее утро я и группа мужчин с мечами наперевес вторглись в маленькую деревеньку в миле от порта.

Я помню, как ворвался в первую хижину. Кровь пенилась и бурлила в моих венах, требуя свой наркотик. Но, когда мой взгляд встретился со взглядом молодой женщины в традиционной набедренной повязке, которая стояла на коленях в углу хижины и укрывала одеялом двух маленьких детей, я застыл. Пусть всего на краткое мгновение, но мои глаза увидели в ней Оллу, а, когда я почувствовал ее сладкий запах, которым буквально было пропитано ее жилище, все сомнения исчезли.

— Этого не может быть. — пробормотал я.

Она посмотрела на меня, и ее глаза наполнились шоком. Я не говорил на их языке, но, когда знакомый голос наполнил помещение, я упал на колени, выронив меч. Ее присутствие действовало на меня сильнее всякого убийства.

Не знаю, как долго мы простояли вот так, глядя друг на друга. Смущенные, ликующие, испуганные и счастливые… но крики снаружи будто бы разбудили меня ото сна.

— Я должен вытащить тебя отсюда! — сказал я и протянул ей руку, а она приняла ее и жестом велела детям следовать за нами.

Я выглянул наружу, осматриваясь в поисках других мужчин, которые расправлялись с людьми в других жилищах.

— Бежим! Скорее! — прокричал я.

Они побежали за мной в джунгли, а в моей голове все вертелся вопрос: «Как такое может быть?» Если бы мой разум не был занят этими мыслями, то, наверное, я бы услышал раздающиеся позади нас шаги. Когда я обернулся, чтобы посмотреть, почему Олла и дети отстали, было слишком поздно.

Этот день навсегда останется в истории, как Бойня под Камагуэйем. Только вот в учебниках истории не написано, что эту резню устроил я. Ослепленный гневом, я истреблял испанцев, жителей острова, всякого, кто попадался мне на пути. А когда испанцы, наконец, схватили меня, я позволил им себя убить, мечтая, чтобы эта боль закончилась.

Но этого не произошло.

Через несколько дней ожерелье Клеопатры воскресило меня снова, и, выбравшись из общей могилы, я украл лодку и отправился на север. Я находился во власти психоза, и это состояние не покидало меня следующие несколько сотен лет.

Тедди

Мне хотелось бы осуждать Мака за совершенные им преступления. Хотелось желать ему провалиться в преисподнюю и убедиться, что там он и останется. Однако тот факт, что он не контролировал ситуацию, направил мои чувства в совершенно иное русло: к жалости.

Честно говоря, я не была религиозным человеком. Не потому, что не хотела верить, а из-за того, что в виду аналитического склада ума, моему разуму нужны были доказательства существования Бога. Ведь если Бог и существовал, то он бросил этого беднягу на произвол судьбы, позволяя гореть в этой агонии. Это было несправедливо. Я видела страдание в глазах Мака, слышала вину в каждом произнесенном им слове, чувствовала отчаяние, которое, казалось, витало в воздухе. Если Бог существует, то зачем он так его наказал? За братоубийство? Но Мак сделал это, думая, что так спасет их народ. За то, что Мак когда-то трахнул меня без разрешения истинного отца? Но ведь Мак сделал это по любви. За то, что он был проклят болью моего отца, или за то, что был воскрешен Кингом? Или потому, что он был слишком слаб и не смог воспротивиться их воле?

Этот человек не выбирал свою судьбу. Его принуждали к каждому совершенному им действию, но, тем не менее, он взял всю вину на себя.

— Твое чувство вины, Мак — это просто признак твоей доброты.

Я видела, что Мак меня практически не слушает, он смотрел на потрескивающий в камине огонь и скорее всего заново переживал свои греховные поступки.

— Мак! — рявкнула я, возвращая его к реальности. — Ты должен меня выслушать! Ты не несешь ответственности за то, что сделал.

Он пронзил меня суровым взглядом.

— Ты просто меня не понимаешь, не так ли? Впрочем, это неважно. В конце концов это мне приходится жить с этими воспоминаниями. Это я вижу их лица. Слышу их крики. Вновь и вновь я переживаю их боль. Какие, блядь, вина и ответственность? Я просто хочу, чтобы это закончилось.

— Если я и правда та, кто ты думаешь, то мы можем найти способ справиться с проклятьем. И еще я могу помочь тебе с твоими воспоминаниями. Я могу начать работать с тобой, как и с любым другим пациентом.

— Ты все еще не вспомнила меня?

— Не меняй тему…

— Ответь мне! — потребовал Мак.

Я не понимала, к чему он клонит.

— Нет. Я ничего не вспомнила. Какое это имеет значение?

— Это важно, потому что ты всегда все вспоминала. Иногда это занимало какое-то время, но итог был один. В этот раз я встретил тебя на улице. Мы находились в паре метров друг от друга, а ты прошла мимо, даже не посмотрев в мою сторону.

— Ты имеешь в виду до того, как ты пришел в Центр?

— Да. Тогда-то я и понял, что настало время все это закончить. Тебе пришло время двигаться дальше. Вот почему в этот раз я даже не попытался разжечь в тебе то, что ты чувствовала ко мне раньше, Теодора. Мне нужны были просто твои силы, чтобы ты убила меня. Тому, что постоянно возникает между нами… — он провел пальцем от меня до него, — пора положить конец.

— Что ж, ты ошибаешься. Ты просто в корне не прав, Мак. Я не готова сдаться. Ни на грамм.

После моих слов человеческое тепло в глазах Мака исчезло. Он резво поднялся с кушетки, поднял меня и швырнул на пол.

— Не спорь со мной, сука! — прорычал он, сдавливая руками мою шею. — Ты сделала это со мной и сама должна была предложить помощь! Ты всегда знала, что этим все и закончится, правда, Олла?

Цепляясь за его руки, я смогла выдавить из себя слова, которые он хотел услышать:

— Ладно, будь по-твоему, — прохрипела я. — Я тебя убью!

Мак медленно ослабил хватку, и на его лице отразился испуг.

— Блядь! — Мак заключил меня в объятия и прижал к своей груди. — Черт! Черт! Черт! С тобой все в порядке?

Благодарная за то, что могу дышать, я сделала тяжелый вдох и отчаянно кивнула, прижавшись к его быстро вздымающейся от испуга груди.

— Я в порядке…

Только вот сейчас, как никогда, я была полна решимости спасти его. Я не хотела его смерти. Он заслуживал покоя и той жизни, которую я у него отняла.

Мак слегка отстранил меня, чтобы заглянуть мне в глаза, в его же глазах плясало отражение огня из камина.

— Ты серьезно? Ты правда сделаешь то, что сказала?

Боже, мне так не хотелось лгать этому мужчине, но больше ничего не оставалось. Он должен был видеть, что я на его стороне. Мне просто нужно было понять, как снять это ужасное проклятье, и наверняка часть меня знала это. Только потребуется время, чтобы вытащить это знание на поверхность. Больше времени.