Подскакал Мустафа и сказал:

— Иди, тебя хозяин зовет.

Когда Максим соскочил с коня возле хозяина, тот встретил его хмурым, тяжелым взглядом и, чуть раздвигая губы, выцедил:

— Чтоб твоего духу здесь не было.

— Как? За что?

Хозяин поднял руку и начал загибать пальцы:

— Ты хотел лошадь украсть — раз. Мустафу хотел свинячьим салом кормить — два.

— Да ведь это!..

— Пошел вон!

Хозяин брезгливо бросил на песок два рубля и исчез в шалаше.

Максим с минуту стоял, не зная, что делать. Пойти к Абдулу Валеевичу пожаловаться. А что толку? Если он заступится, то хозяин и его прогонит. Максим подобрал деньги, зашел в шалаш, взял свой мешок и тихо поплелся домой.

В конце ярусов его нагнал Антон.

— Эй, Максимка, ты куда?

— Хозяин прогнал.

— За что?

Максим почувствовал, как к горлу подступили слезы обиды, и ничего не ответил Антону. Он отошел от берега с версту и прилег под старой ветлой. Здесь, над лужей, остающейся каждую весну от разлива, выросла она, коряжистая, несуразная. Искромсанная степными вьюгами стоит, спустив жалкие остатки своих ветвей к грязной воде. Только клубки мошкары, да быстрокрылые стрекозы и были живыми существами при ней.

Эта неуютная ветла навеяла на Максима еще более тяжкие думы. Что он скажет дома? Выгнали, как собачонку. И поделом, не болтай что не надо. Этот Мустафа оказался подлецом и предателем. А что, если хозяин действительно сообщит в полицию о том, что Максим хотел организовать налет на тюрьму? Страшно подумать! Он-то «кормилец», собирался к зиме заработать не меньше отца. Заработал. Что же делать?

Вдруг внимание Максима привлек стук копыт. Он приподнялся. Перед ним на полном скаку остановил лошадь Антон.

— Вот ты где. Я уж думал, не найду, — сказал он. — Пошли обратно.

— Зачем?

— Наш хозяин берет тебя к себе.

— Правда?

— Шутить, что ль, буду. Садись сзади меня.

Максим не стал заставлять себя уговаривать. И вот он перед Соболевым.

— Ну что ж, Максимушка, продался нечестивцам, а они с тобой и расправились по-нечестивому. Выгнали, значит.

— Я не продавался, — тихо ответил Максим.

— Как не продавался? За гривенник продался. Заплатил тебе Хусаинка на гривенничек больше, чем я, ты и забыл, что крещеный, продал свою душу. И цена-то твоей душе оказалась гривенник всего. Хе-хе-хе. И конину жрал, опоганился. Тьфу! Гнать бы тебя отовсюду, да ведь я человек добрый, живу по божеским законам, прощать умею. Господь учит: возлюби ближнего своего.

Максиму было тягостно выслушивать отповедь Соболева. Но приходится терпеть и молчать — ведь работу дает. А Соболев продолжал:

— Иди работай. Антошка покажет тебе место в шалаше и лошадь. Лошадь блюди пуще себя самого, она и тебе, и мне кормилица. Понятно? Ступай.

Работа в соболевской артели мало чем отличалась от хусаиновской. Те же ездки, те же крики да свист. Разве только суматошнее здесь. Да люди более ругливые, а лошади запуганнее и худее. Видимо, для того чтобы Максим был подальше от своих прежних друзей, старшой поставил его на крайний ярус, и он не видел ни Газиса, ни Абдула Валеевича.

Перед завтраком Антон шепнул Максиму:

— Смотри, что буду делать.

Когда все мальчишки-коногоны уселись в кружок и в середине круга поставили чашку с кислым молоком, он скатал из хлебного мякиша шарик и заткнул в ноздрю. Потом наклонился и сморкнул, шарик из ноздри выскочил и угодил прямо в чашку.

— Что ты наделал, — закричали ребята, — не мог отвернуться, что ли!

— А чего особенного, ребята? Вот смотрите. — Антон подцепил ложкой шарик и выплеснул. — Вот и все. Давай рубай.

— Сам жри, черт сопливый, — ворчали ребята и пошли к реке есть хлеб с водой.

Максим сначала рассмеялся над проделкой Антона, но потом его стала мучить совесть.

— Зря ты это, — сказал он Антону, — ребята теперь голодные.

— Ха, если бы я так не сделал, то и мы бы с тобой были голодные. Тут, браток, дело такое — не зевай.

Видишь, мы с тобой вдвоем справились с чашкой, а то бы на десятерых делить. Учись.

Максим заметил, что ребята не любят и боятся Антона. Он самый большой и самый сильный среди них. Но его покровительство Максиму не нравилось. Правда, Антон замолвил за него слово перед хозяином, помог устроиться на работу: за это надо быть благодарным. А вот такие проделки, как сегодня, отталкивали от него.

Примерно за час до обеда Максим со своим напарником получил задание: наловить рыбы и сварить на ребячью артель обед. Оказывается, взрослым рабочим здесь варился мясной обед. Хоть это была и припахивающая солонина, но все же мясо. А ребятам Соболев давал бредень, стакан пшена, пару картофелин да ложку соли. Сами должны наловить рыбы, сами и сварить ее.

Максиму такой порядок понравился. Еще бы, ловить рыбу бреднем! Не всякому выпадает такое. А уха! Это тебе не тухлая солонина.

Паренек, видимо, знал места, где ловить рыбу. Быстро наловили полведра. Развели костер, и заварили уху. А вот и звонок на обед. Когда рыба сварилась, ее выловили и сложили на разостланный на песке мешок. Юшку вылили в чашку.

Максимов напарник рассказал, как ребята проучили хозяина.

В первый день, когда ребята только что собрались есть, подошел Соболев.

— О, — воскликнул он, — вот и ушица готова, и я с вами рыбки отведаю. Ну-ткась, дайте мне кто-нибудь кусочек хлебца.

Соболев присел к рыбе, и она одна за другой стала исчезать. Когда он встал, на мешке осталось только несколько штук самых костлявых сигушек. А Соболев перекрестился и сказал: «Благодарю тебя, господи, напитал». — и ушел.

И на другой день та же история. Ребята не знали, как избавиться от этого нахлебника. Спасибо, дедушка Кожин научил.

Когда хозяин съел у ребят рыбу и в третий, и в четвертый раз, дедушка подозвал двух ребят.

— Вы вот как сделайте, — сказал он, — когда рыба сварится и вы ее сложите на мешок, плесните на нее водичкой из Сакмары. Только сами, упаси бог, не ешьте. А хозяин после всего этого не прикоснется к вашей рыбе. Только, чур, молчок!

Ребята сделали все точно и боялись, а вдруг хозяин не придет. Напрасные опасения. Соболев не мог лишить себя удовольствия заправиться даровой рыбой. Как всегда, он подсел к ребятам и засопел, зачмокал, обсасывая кости.

— Чтой-то я, видать, припозднился, ребятки, рыбка-то уже охолодала, — проворчал он.

На этот раз Соболев даже не оставил ни одной рыбешки. И, как всегда, перекрестился, повторил обычные слова молитвы и ушел. Видно, дед Кожин что-то напутал.

Но на другой день хозяин не явился. Не приехал он в субботу, когда надо было рассчитываться с рабочими за неделю. Старшой съездил к нему в город и вернулся с невеселой вестью: хозяин лежит больной, а денег не дал, поправится, сам расплатится.

Испытание характера

Что ни говори, а чудесная штука ночное. Пылает веселый костер, раздвинув ночную темень точно по кругу. А там за кругом, отгородившись от ребят черной стеной, — духовитая луговая земля. И кажется, что нет ей ни конца, ни края. Когда лежишь у костра, все мерещится далеким-далеким. Ощущение такое, будто до звезд, рассыпавшихся по высокому небу, гораздо легче добраться, чем, скажем, до казачьей станицы Покровской, что отсюда в трех верстах.

Днем Антона, Максима и еще троих ребят позвал к себе старшой и предложил поехать на луга в ночное. Все равно, мол, получки нет, домой идти не с чем, а переночевать в лугах одно удовольствие. Хозяин за это заплатит по полтиннику.

Ребята с радостью согласились. И вот сидят теперь вокруг костра и смотрят на огонь.

Максим следит за борьбой света и тьмы, и ему становится страшно. Вот ребята зазевались и не подкинули хвороста в костер. Тьма словно подстерегает; она немедленно надвигается и давит на огонь, сжимает в кольцо: вот я тебя сейчас прикончу! Но чья-то рука подбрасывает в костер хворост, он вспыхивает, и тьма трусливо откатывается назад.