— Но…

— Я ведь дал вам слово, что не скажу вам кто наследницы, как бы вы не просили и что бы не произошло. Но я пытался намекнуть, что эта девушка наследница и есть. Потому спрашивал, уверены ли вы…

— Я не переменю своего решения! — злобно сказала императрица. — В изгнание! Как можно быстрее!

Император вздохнул и пожал плечами.

Изгнанники переглянулись, поклонились и отошли к парам, уже побывавшими перед неласковым взглядом императрицы. А Лучшая из элана осталась и начала сверлить остальных девушек подозрительным взглядом. Из-за этого даже Василек говорила еле слышно, а кто-то и вовсе стал заикаться.

В общем, начало праздника было безнадежно испорчено. Один только Змей довольно улыбался. И Лиин его даже понимала, она тоже думала о том, как уговорить императрицу отпустить их на родные острова, если она заартачится и назло решит оставить Змея с женой во дворце, а Лиин и вовсе определит в свою свиту. А тут, взяла и изгнала. Да еще и думает, что сделала им хуже.

Возвращаться во дворец Лиин точно не собиралась. Ну, хотя бы не в ближайшем будущем, а на островах пираты и вообще, боги ведают что творится. И нашествие демонов скоро. И…

И Лиин вовсе не хотелось, чтобы кто-то что-то перевозил на ее земли без ее присмотра.

Нет, она вовсе не думала, что сумеет за всем проследить. Или что можно огненных магов туда не пустить. Или… Да много этих «или». Но знать, что и для чего делается ей было необходимо. Она эти земли уже однажды бросила. Теперь пришла пора вернуться. По-настоящему.

А потом был бал. Лиин танцевала, больше всего со Змеем, который загадочно улыбался и на удивление много молчал. Ни злорадствовать над императрицей не пытался, ни подбадривать молодую жену.

Император сидел на очередном возвышении, на этот раз в кресле, и грустно смотрел в зал. Императрица упорхнула в круг под звучание «Легкого ветерка» с главным придворным магом, который, видимо, был отчаянно смелым мужчиной.

Мелана сколько могла, следила за Каяром, чтобы он чего-нибудь не выпил по рассеянности. Потому что выпивший Каяр и трезвый Каяр, это два разных мужчины. Второй хотя бы слушается, а первого увести из зала и, вместе с женой, довести до ждущего корабля могло бы стать проблемой. Он бы шумел, вспоминал о том, что мужчина и способен за себя постоять, а потом и вовсе мог ввязаться в дуэль и оставить бедную жену молодой и красивой вдовой, снова наследницей. И когда эту пару наконец увели, Мелана от облегчения напилась вместо Каяра и чуть сама не затеяла дуэль с каким-то недоумком, настолько плохо держащимся на ногах, что рухнул от малейшего толчка.

И, возможно, дуэль бы состоялась, если бы не подошла императрица и заявила, что Мелана тоже может отправляться в изгнание, потому что надоела и приличные придворные красавицы не могут обещать во всеуслышанье оторвать мужское достоинство кавалеру.

— Я вас всех разгоню, — мрачно пообещала Лучшая из элана напоследок, с чем и ушла.

Кадмия Ловари, понятия не имевшая о ее планах, стояла за плечом, точнее, за спинкой кресла императора и с тревогой наблюдала за сыном. Будь ее воля, она бы его отправила куда-то подальше от дворца, не дожидаясь окончания бала. Вместе с Каяром. Но репутация у Юмила была неподходящая. Это Каяр мог испугаться и ускользнуть от опасности, а Юмил ведь упертый баран, о чем все знают, и от опасностей он не бегает, предпочитает их преодолевать и побеждать. А если вдруг побежит, выглядеть это будет очень подозрительно. Поэтому в изгнание он будет отъезжать чинно, благородно и неспешно, под зубовой скрежет Лучшей из элана.

И чего она так в мальчика вцепилась?

Может, подозревает страшное? Вдруг кто-то нашептал ей о страстной любви между молодым Маленом и его телохранительницей? Мало ли что люди придумают. А между императором и Юмилом, если сильно захотеть, можно найти схожесть. Родственники ведь, хоть и дальние.

Кадмия вздохнула и потрогала мочку уха, велев наблюдателям не расслабляться. Потому что с отбытием Каяра возможные неприятности вовсе не исчезли.

К удивлению Кадмии ничего ни с кем из новобрачных так и не случилось. Девушки потанцевали, полюбовались в окно на огненных птиц, взлетавших над дворцом, получили свои корзины с шелком и цветными нитками, чтобы шили и вышивали первую пеленку для грядущего ребенка, и разошлись, уведенные бдительными матронами. За девушками и матронами в нескольких шагах шли стражники в полном боевом облачении, и обязательный маг, якобы чтобы проверить комнату для новобрачных на проклятья. Так что ни у кого так и не возникло безумного желания перехватить по пути чужую жену.

Мужчины, как полагается, сделали вид, что девушки никуда пока не ушли, выпили по бокалу густого старого вина, витиевато друг друга поздравили и даже сыграли в карты. И лишь потом стали по одному расходиться. В нужные комнаты их вели все те же матроны, а стража старательно делала вид, что просто прогуливается, а не сопровождает мужчину, способного убить сотню врагов за раз.

Гости, наконец избавленные от новобрачных, которым так или иначе следовало уделять внимание, облегченно выдохнули и стали веселиться гораздо искреннее. И одна только Кадия мрачно думала о тех, кого следовало изгнать из дворца. И понимала, что, несмотря на все усилия, праздник опять не получился и не принес ожидаемого удовлетворения. И она опять чувствовала себя четвертой дочкой престарелого прима, умудрившегося промотать даже то небольшое состояние, которое ему оставили не шибко умеющие обращаться с состояниями предки, и теперь жаловавшегося на жизнь, на то, что земля на его островах скудна, рыбы вокруг немного, рыбаки и селяне ленивы, зато разбойники и пираты, наоборот, излишне работящи. А еще боги ему так и не дали сына. Даже в последнем браке опять родилась девчонка, хотя ее матушку он брал из семьи, где рождались сплошь сыновья, а дочери были очень большой редкостью. И теперь этой девчонке надо где-то найти приданое. Потому что иначе эту тощую сдыхонь с бледным остроносым личиком и паклей вместо волос никто замуж не возьмет. А сдыхонь взяла и решила стать женой самого императора, чтобы поставить этого ничего не умеющего жалкого старика на то место, которого он заслуживает.

И ведь вышла, не побоялась.

Вот только с тех пор так ни разу себя счастливой и не почувствовала. Зато ощущала, что ее где-то обманули. Точнее, точно знала, что обманули. Чья-то там невинность, пускай даже принесенная в жертву, не та ценность, ради которой раздают императоров. А тогда она была молодой, глупой и верила в разные сказки.

Лиин раздраженно посмотрела в зеркало, вернула на место сползавший с плеча рукав шелковой рубашки и еле удержалась о того, чтобы выгнать к демонам сонную служанку, расчесывавшую молодой элана волосы с таким видом и так медленно, словно собиралась это делать до самого утра.

— Да хватит уже, — не выдержала Лиин, когда сползать начал второй рукав.

Рубашка вообще была странная. Ничего способного поразить воображение мужчины в ней не было. Обыкновенная длинная ночная рубаха, просто из шелка и с широким воротом, из-за которого рукава и сползали по очереди. А они и без того были длиннющие, до середины кисти.

В такой рубахе хорошо бродить по древнему замку, раскинув руки и загадочно подвывая. Точно за привидение примут. Главное, не забыть нанести на лицо побольше талька. А рубашку для первой брачной ночи Лиин представляла несколько иначе. Хотя бы похожей на те, которые когда-то стыдливо рассматривала с девчонками на рисунках в одном магазинчике одежды на заказ. И тут на тебе, не невеста, а привидение.

Служанка еще несколько раз провела расческой по волосам, потом церемонно довела Лиин до здоровенной кровати, уложила, расправила рубашку, накрыла сверху простыней, потом легким шерстяным одеялом, потом вышитым незабудками покрывалом, после чего наконец откланялась.

Лиин почувствовала себя куклой, и почему-то очень захотелось смеяться. Лежать было жарко, но она стойко лежала, потому что не была уверена, что это не часть традиций и что сейчас не ворвутся нетрезвые барды, дабы описать в сочиненной на ходу песне все прелести невесты, которые скрываются под слоями ткани.