Кивком головы учитель указал Архилу встать крайним в ряд юных бегунов. Они замерли на месте наготове к бегу, опираясь одним коленом и концами пальцев в песок дорожки.

По сигналу Формиона они побежали.

Алкиной взволнованно стал следить за каждым движением сына. Вначале Архил немного отставал от своих соседей, затем он стал нагонять их.

Опытный глаз учителей сразу же отметил все недостатки в его беге, но мальчик несомненно обладал силой и ловкостью. Держался он свободно и уверенно. Приближаясь к финишу, Архил вдруг резким рывком подался вперед и обогнал других бегунов.

Формион с неудовольствием покачал головой.

— Бежишь ты неплохо, сын Алкиной, — сказал он, когда мальчики подошли к нему, — но посмотри, как тяжело ты дышишь! А этого быть не должно у хорошего бегуна. И еще знай, юноша! — строго добавил он. — Такие рывки в беге делать не разрешается. Ты новичок, правил школы не знаешь еще. Но обратил ли ты внимание, как ровно и красиво бежал рядом с тобой Орест? Взгляни на него! Он дышит ровно и спокойно. И без особого усилия пришел бы к черте… Бери с него пример.

Голос учителя был строгим, но глаза смотрели ласково и доброжелательно.

— Я постараюсь, учитель, хорошо запомнить все, что ты сказал, — покорно произнес мальчик.

— Я не сомневаюсь в этом, — улыбнулся Формион, положив ему руку на плечо, — а теперь ступай одеваться! Нам с твоим отцом нужно еще переговорить кое о чем. Подожди его там.

Когда Архил отошел, Формион пристально посмотрел на Алкиноя.

— Ты исхудал, художник! — покачал он головой. — Здоров ли ты? Ведь скоро уже состязания на Истмийских играх! Смотри не захворай!

— Нет, я не болен, Формион, — опустил голову художник, — но сильно утомился. Пришлось много работать в мастерской, и я не смог посещать школу.

— Но ты не отказываешься участвовать на празднестве Посейдона? — озабоченно спросил Формион.

Алкиной нерешительно покачал головой.

— Если так, то начнем упражнения старшей группы, — сказал Формион. — Вставай на свое место! Бег будет на двадцать стадий. Это совсем не много для хорошего бегуна!

Старшая группа бегунов поджидала учителя уже на беговой дорожке. Алкиной поспешил встать последним с края.

Формион дал сигнал. Бегуны побежали, размахивая руками.

Пробежав несколько шагов, Алкиной был вынужден отстать от других: острая боль в груди с каждой секундой нарастала. Он опустился на колени и со стоном упал на песок…

— Что случилось? Что с тобой, Алкиной Кадрид? — поспешил к нему Формион.

— Задыхаюсь… не могу бежать!.. — с трудом прошептал художник.

— Помогите мне отнести его в тень! — крикнул Формион ученикам. — От жары у него прилив крови к голове, — пробормотал он первое, что пришло ему в голову, чтобы оправдать обморок Алкиноя.

— Я немного отдохну, и все пройдет, — тихо сказал Алкиной, когда его осторожно укладывали на скамейке под деревом.

— Иначе и быть не может! — поспешил успокоить друга Формион, хорошо понимающий, как серьезна болезнь сердца, заставившая его приятеля упасть на беговой дорожке. — А ты лежи не двигаясь, Алкиной, — добавил он, наклоняясь к другу.

— Пустое, Формион! — попытался приподняться художник.

— Молчи и лежи спокойно! — приказал Формион, — Я не врачеватель, но хорошо понимаю, что тебе необходим полный покой.

— Неужели же для меня все кончено? — со стоном вырвалось из груди Алкиноя. — Неужели никогда я не смогу больше принимать участия в состязаниях?

Он с мольбой и испугом смотрел на Формиона, ожидая его ответа. Честный и прямой Формион не умел лукавить и говорить неправду.

— Если это так тревожит тебя, — не сразу сказал он, — то скажу прямо и искренне тебе: останешься учителем новичков в школе, Алкиной. А на празднике в честь Посейдона ты смог бы принимать участие в состязаниях в беге колесниц. Нужно только достать у кого-либо из твоих прежних друзей коней и колесницу.

— Ты, должно быть, смеешься надо мной! — с горечью посмотрел на него Алкиной. — Где же у меня такие приятели, которые решились бы поддерживать дружбу с бедняком ремесленником! Да и кто сказал тебе, Формион, что я умею править конями?

— Мне не нужно было говорить об этом, — отозвался Формион. — Полтора десятка лет тому назад я был свидетелем того, как по улицам Афин, правя колесницей с четырьмя золотистыми конями, проезжал младший сын военачальника Эния Кадрида! Или ты позабыл об этом, Алкиной?

— Не люблю вспоминать прошлого! Я стараюсь забыть о нем, — хмуро ответил Алкиной. — Отца моего давно уже нет на свете, а его конюшнями завладел мой старший брат, лишивший меня наследства после смерти отца. С тех пор родственники Эния Кадрида и все друзья нашей семьи перестали узнавать его младшего сына, встречая меня на улицах Афин: в их глазах я жалкий ремесленник — фет, достойный презрения и насмешки.

— Все в жизни бывает! — задумчиво сказал Формион. — Но главное — это не отчаиваться и не падать духом! Я еще раз повторяю тебе: для тебя совсем не потеряно все в жизни. В нашей школе тебя знают, ценят и любят. А коней и колесницу все же постараемся достать для тебя! — решительно закончил Формион.

— Я знаю, что ты мне друг, — благодарно взглянул на него Алкиной, — и вижу, что ты стараешься поддержать и утешить меня, как мать утешает свое больное дитя, но разве ты не понимаешь, как мне трудно примириться с тем, что я уже не смогу заниматься больше гимнастическими упражнениями! Ведь они давали мне столько радости и утешения!..

— Хотел бы помочь тебе, — опустил голову Формион, — но Зевс мне свидетель, что я бессилен в этом. А о твоем участии в состязании колесниц все же нужно хорошенько подумать! Может быть, — оживился он, — мне следует пойти к твоему брату и рассказать ему то, что случилось с тобой?..

— О нет! Нет! Только не это! — прервал его взволнованный художник. — Помощи у брата просить я не буду никогда в жизни! У меня есть одно богатство каждого честного бедняка — моя незапятнанная совесть и чувство моего достоинства, и унижаться ни перед кем я не стану.

— Что же, может быть, в этом ты и прав! — согласился Формион. — Тогда буду искать другие пути, чтобы достать для тебя коней и колесницу.

Художник молчал, опустив голову.

— Как долго тебя не было, отец! — бросился к Алкиною Архил, когда художник покатался при входе в помещение, где он оставил свою одежду. При виде бледного, осунувшегося лица Алкиноя, мальчик испугался. — О боги! Что случилось, отец?

— После, сынок, после!.. — махнул рукой Алкиной. — Помоги мне дойти до лавки и прилечь.

Архил заботливо уложил его и сел рядом с ним.

— Тебя обидели в школе? Скажи мне! — просил мальчик, расстроенный и огорченный.

— Никто не обижал меня, Архил. Мне стало внезапно худо, и я упал на беговой дорожке… вот и все, — с трудов произнес художник.

Новый приступ удушья заставил его умолкнуть.

Архил растерянно суетился возле него, стараясь помочь больному.

— День был слишком жаркий… Лежи, отец, спокойно! — наклонился он к Алкиною. — Я схожу за родниковой водой и смочу тебе голову, ты почувствуешь сразу облегчение.

Только спустя некоторое время Алкиной смог подняться на ноги, чтобы добраться до дома.

Солнце клонилось уже к закату, когда они с Архилом вышли из гимнастической школы и направились к Афинам, минуя оливковые рощи и виноградники.

Архил с тревогой поглядывал на отца, опасаясь нового приступа удушья у Алкиноя. Но художник хотя и медленно, но все же уверенно и твердо шагал по улицам города.

«Как не похоже наше возвращение домой на начало прогулки ранним утром!» — с тоской думал Архил.

— Почему ты молчишь, отец? — робко спросил он. — Тебе снова худо?

— О нет! Боль уже покинула меня, сынок, — успокоил его художник. — Но мне тяжко сознавать, что теперь в школе для меня все потеряно: ни борном, ни бегуном я уже не смогу быть! Вот Формион еще пытается утешить меня, — невесело усмехнулся он, — говорит, что на празднествах в честь Посейдона я смог бы еще принять участие на состязаниях в беге колесниц, если бы сумел найти для себя коней и колесницу. Чудак, Формион! Он не хочет понять того, что никто не доверит бедняку ремесленнику коней и колесницу! Пустые мечты!