— Новая фрейлина королевы? И впрямь, что-то новенькое. А что же мужчины?
— Герцоги Монморанси и Невер, маршал д'Орнано, который дважды привозил с собой графа де Суассона, герцога Вандома и его брата, великого приора Франции.
— Черт возьми! И это в отсутствие герцога де Шевреза! Чем они занимаются?
— Пируют, слушают музыку, даже танцуют. Госпожа герцогиня живет на широкую ногу. Быть может, она старается забыться, — задумчиво прибавила девушка. — Она всегда кажется такой веселой, но ночами мне доводилось слышать, как она плачет.
— За исключением тех ночей, которые супруг проводит с ней, я полагаю?
— После истории на Новом мосту он не переступал порога ее спальни.
— Ах, мне это кажется весьма неосмотрительным, когда речь идет о такой женщине. Так она лишилась и любовника, и мужа? Долго она не продержится. Постарайтесь узнать, кто окажется следующим, если только мы сами не подошлем к ней своего человека…
Мария действительно страдала от воздержания, но не настолько, как полагал кардинал. Она только что открыла для себя бурные радости глубокой конспирации и целиком отдалась этому процессу. Смелая от природы, она наслаждалась опасностью, связывая ниточки, тянувшиеся к неизвестности, к будущему, в котором слава и смерть играли в орлянку. Период, надо признать, благоприятствовал подобному предприятию: история с женитьбой принца накладывалась на оглушительные политические успехи Ришелье.
Касательно Англии он сумел сыграть на благоприятном настрое Карла I, мечтавшего добиться союза с Францией против Испании, чтобы заставить французских протестантов подписать с ним мирный договор, который можно было считать окончательным: Ла Рошель, их истинная вотчина, обещала не снаряжать более своих кораблей против королевства. Свобода вероисповедания была предоставлена католикам в нескольких не пострадавших от религиозных войн поселениях, а церкви была возвращена ее собственность.
Но в то же время маркиз дю Фаржи, посол, подписал с Испанией пятого марта 1626 года Монсонский договор, по которому Вальтелин, возвышенность, служившая связующим звеном между владениями испанского Габсбурга и австрийского миланца, за которую велись такие ожесточенные сражения, будет приписана к швейцарскому кантону Граубюнден, а испанские форты будут ликвидированы. Одним словом, Ришелье принудил гугенотов заключить мир под угрозой, что подпишет договор с Испанией, и наоборот. Потрясающий дипломатический успех, благодаря которому кардинал упрочил свои позиции при короле, преисполненном искреннего восхищения к нему. Этот успех, однако, вызвал некоторые волнения во Франции и сыграл на руку мадам де Шеврез. Поколебалась даже уверенность Марии Медичи.
В действительности Монсонский договор вызвал недовольство у трех иностранных держав помимо Испании: Савойи, Светлейшей Венецианской республики и в особенности Ватикана. Папа Урбан VIII не одобрил разрушение фортов в Вальтелине, означавшее поражение для короля, истинного католика. К тому же все было сделано по приказу простого кардинала. Тотчас же небольшая группа противников брака Гастона, получившая название «Партия неприятия брака», присоединила к себе возмущенных ультрамонтанов: Ришелье посмел выступить против Папы! Мир с протестантами, в то время как католики подвергаются унижениям! В течение каких-то нескольких дней Ришелье сделался мишенью для всех принцев королевского дома, начиная с Конде, который в случае смерти государя и наличия каких-либо помех для вступления на престол его брата Гастона мог претендовать на корону. Но в особенности негодовали все Вандомы, сводные братья короля, сыновья Генриха IV и Габриэлы д’Эстре, не ставшей королевой лишь потому, что прямо накануне свадьбы с Беарнцем ее отравили.
Любопытный персонаж этот Сезар де Вандом! Красивый, как и все дети Габриэлы, он был в высшей степени высокомерным и неприятным. Он и дофин Людовик ненавидели друг друга с самого детства, когда они еще жили под одной крышей, ибо такова была воля Генриха, желавшего, чтобы все его отпрыски, законные и побочные, воспитывались вместе. Однако одному из мальчишек предстояло надеть корону, и это был не Сезар, хоть он и был старшим по возрасту, а его мать была без пяти минут королевой. Этого он так и не смог пережить. Тщеславный до безумия, любящий роскошь, он сочетал в себе храбрость, которую унаследовали и его сыновья, с особыми наклонностями, состоявшими в том, что он предпочитал юношей своей жене. Последняя, Франсуаза Лотарингская, была дамой, слишком знатной и слишком обращенной к Господу, чтобы как-то показать, что ей известно о пристрастиях мужа. К тому же она его любила. Посему она посвящала обездоленным все время, оставшееся от воспитания собственных детей. Она не гнушалась общением с обездоленными и даже навещала девиц в публичных домах. Другой Вандом, Александр, великий приор Франции от Мальтийского ордена, был слегка смягченной копией брата, с той лишь разницей, что он предпочитал женщин, что не мешало ему при любых обстоятельствах во всем следовать за Сезаром.
К ним присоединились и другие, отчего заговор приобретал нешуточный размах: граф де Суассон сам зарился на роскошное приданое мадемуазель де Монпансье, герцог де Лонгвиль, правитель Нормандии, был готов в случае необходимости привести на подмогу восемьсот всадников. Некоторые предлагали деньги, другие людей. Сезар де Вандом, правитель Бретани, вечно неудовлетворенный и пребывающий в поисках богатств, хотя он и владел множеством замков, в том числе Ане и Шенонсо, предлагал предать огню западную часть королевства. Именно ему в первую очередь было выгодно посадить на трон Гастона.
К заговорщикам, однако, не примкнули Шомберги, Бельгарды, Гизы и особенно Клод де Шеврез, державшийся на отдалении от своей жены и потому ничего не знавший о ее деятельности, в то время как она была душой заговора и творила все, что хотела, в их парижском особняке, которому Клод предпочел апартаменты в Лувре. Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой, такой могущественной. «Партия неприятия» постепенно перерастала в опасный заговор, целью которого было посадить на трон Гастона, вне зависимости от того, будет жив его брат или нет. Сам принц был согласен и выступал в качества предводителя, разумеется, с подачи д'Орнано, которого мадам де Шеврез постоянно подстрекала с извращенным удовольствием, зная, что он желает ее, но ничего не предпримет для того, чтобы добиться ее любви. Такой поклонник казался скорее забавным, и Мария нередко веселилась по этому поводу в узком кружке, который она собрала вокруг королевы.
Та, в свою очередь, целиком поддерживала заговор, без сомнения, потому, что не могла даже представить себе, как далеко он способен зайти. Для нее единственной целью заговора являлось уничтожение кардинала, отъявленного врага Испании и Папы, этакого пособника сатаны. То, что ее собственный супруг одобрял его действия, вызывало у нее отвращение. Постепенно, под влиянием Марии, сообщавшей ей новости о Бекингэме, Анна начала вновь думать о нем, и его неловкость со временем перестала ей казаться грубой, оставив в памяти лишь его страсть. И перед сном, кладя у изголовья «Амадиса Галльского», свою любимую книгу, Анна Австрийская с удовольствием наделяла героя чертами прекрасного англичанина.
Усиленная такой поддержкой, получая исподтишка помощь от испанцев, англичан и герцога Савойского, «Партия неприятия» осмелилась открыто потребовать отстранения кардинала Ришелье как первопричины всего зла и человека, ведущего Францию к пропасти. Одновременно д'Орнано и заговорщики отшлифовывали свой план.
Зная, что король не согласится добровольно отправить в отставку своего министра, в ходе совещания в доме Вандома было принято решение воспользоваться ближайшим отсутствием Людовика XIII, который по обыкновению должен был весной отправиться в Фонтенбло, и поднять парижан, захватить Бастилию и Винсенский дворец, дабы обеспечить себе эффективное средство давления. Если, как можно было предвидеть, король поспешит в Париж с войсками, принца — драгоценного будущего владельца трона — отправят в Дьеп или Гавр, в укрытие, предложенное герцогом де Лонгвилем, его приверженцем. Великий приор и д'Орнано брали на себя организацию восстания в Париже, а Сезар собирался вернуться к себе в Бретань, готовый противостоять королю.
