Кэти не знала, что он должен приехать. Очевидно, за ним послал Брок, который считал его чрезвычайно надежным и методичным следователем. Кэти некоторое время наблюдала, как он, выгнув дугой свою угольно-черную индийскую бровь, с сосредоточенным видом обследовал дамский туалетный столик, выдвигая и задвигая ящики.

– Той губной помады здесь нет, – сказала Кэти и рассмеялась, донельзя довольная тем, что заставила его вздрогнуть.

Он быстро оправился от неожиданности и улыбнулся ей уголками рта.

– Привет, Кэти. А я все думал, куда это вы запропастились…

Кэти было приятно слышать, что он задавался этим вопросом.

– Мне следовало знать, что вы будете где-то рядом с местом преступления. – Он снова повернулся к туалетному столику. – Вам ведь тоже пришла в голову эта мысль, не так ли?

– Макияж на ней свежий, словно она собиралась выйти на улицу или готовилась встретиться с кем-то. Но губная помада отличается от найденной здесь.

– Я все-таки захвачу с собой все тюбики. – Он вынул из кармана накидки пачку пластиковых пакетов и стал раскладывать по ним губную помаду, крем-пудру, карандаши для подведения глаз и ватные палочки.

– Известно что-нибудь относительно головы? – спросила Кэти, наблюдая за его четкими, точно рассчитанными движениями. Неожиданно у нее возникло легкое чувство дискомфорта – из-за того, что она находилась с ним наедине в спальне, в дальнем конце которой помещалось до абсурда пышное и изукрашенное семейное ложе.

– С постелью они малость перемудрили, вы не находите? – пробормотал Десаи.

– Я как-то не обратила внимания, – сказала Кэти. – Но полагаю, вы правы.

– Не кажется ли вам, что это своего рода декларация? – сказал он.

Кэти ничего на это не сказала. Она чувствовала себя довольно странно: у нее кружилась голова и подрагивали руки. Конечно же, говорила она себе, это реакция организма на массированный выброс в кровь адреналина. Обнаружив голову Евы, она испытала настоящий шок.

– Доктор считает, что это произошло по меньшей мере двадцать четыре часа назад. Голову, вероятно, отрезали ножом с длинным широким лезвием. Очень может быть, что Ева умерла раньше, чем у нее отрезали голову.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала Кэти. – Мне надо доставить экономку в Фарнем.

– Подождите, – остановил ее он.

Интересное дело: ему удавалось выглядеть элегантно даже в серебристой пластиковой накидке, которая придавала другим членам экспертной группы сходство с астронавтами и цирковыми клоунами одновременно. Он подошел к ней и опустился на колени. На мгновение Кэти пришла в голову абсурдная мысль, что сейчас он сделает ей предложение.

– Дайте ногу, – сказал он.

Она сразу же подчинилась и приподняла левую. Он снял с нее туфлю и внимательно осмотрел подметку, после чего проделал то же самое с правой ногой.

– Все о'кей, – сказал он. – Просто я хотел узнать, какого рода мусор вы притащили на обуви.

Кэти глубоко вздохнула.

– Вы поступаете так со всеми детективами, Леон?

– Только с женщинами, – сказал он и едва заметно улыбнулся. – У меня заскок на почве женских ножек и обуви.

– И женского белья.

– Я пытаюсь выправить свой имидж, Кэти, – сказал он, распрямляясь и бросая на нее испытующий взгляд. – Хочу стать в глазах ближнего более человечным. Мне передавали, что люди считают меня холодным и отстраненным типом.

– Не уверена, что они так именно и думают, Леон. Возможно, им просто хочется увидеть, как вы играете в регби и пьете пиво.

– Ага! Вот что нынче называется человечностью…

У него были проницательные темные глаза, которые сейчас пристально изучали ее. Так по крайней мере ей показалось.

– Сержант Колла! – послышался приглушенный расстоянием призыв из галереи.

– Белье вон там, – сказала Кэти, ткнув пальцем через плечо в сторону гардеробной, и удалилась.

Они приехали в полицейский участок Фарнема одновременно с переводчиком – седоволосой женщиной, которая работала по совместительству еще и на отдел международного вещания Би-би-си. Хелен Фицпатрик осталась сидеть в приемной, других проводили в небольшую комнату, где Марианне принесли стакан воды. Казалось, она уже частично оправилась и пришла в себя. Во всяком случае, она нанесла на лицо косметику и выглядела вполне презентабельно в своих темно-синих слаксах, накинутом на плечи свитере-кардигане и в экзотических золотистых туфлях без задников на крохотных ступнях. Однако взгляд у нее по-прежнему был тусклый и отчужденный, да и на вопросы она поначалу отвечала неуверенно, делая длинные паузы.

Кэти начала с расспросов о ней самой. Португалка сказала, что ее полное имя – Марианна Пименталь и ей пятьдесят три года. Она говорила так тихо и неуверенно, что переводчица невольно наклонилась к ней всем телом. Далее Марианна сказала, что она не замужем и служит семейству Вашкунселлуш с семнадцати лет. Сначала она жила с ними в Вила-Реаль, а потом, когда донна Беатрис умерла, переехала на южное побережье. Когда Ева в 1993 году вышла замуж – упоминание имени Евы вызвало у Марианны нервную реакцию: она замолчала и стала всхлипывать, – она с ней в Англию не поехала. Тем не менее на следующий год Ева прислала ей вызов, и она, несмотря на то, что здоровье Дома Вашкунселлуша все ухудшалось, а ей самой ехать за границу не хотелось, все-таки отправилась в Англию. Насколько Кэти поняла, на этом настоял глава семьи.

Она действительно почти не говорит по-английски, хотя и прожила в Англии несколько лет. С другой стороны, ни Ева, ни сеньор Старлинг этого от нее не требовали, а друзей здесь у нее не было. Она постоянно вспоминает о родине и очень по ней тоскует – чуть ли не с первого дня приезда в Англию. Если бы не Ева, она давно бы уже вернулась в Португалию к Дому Арнальду.

– Значит, мистер Старлинг разговаривал с вами по-португальски? – спросила Кэти.

Он и в самом деле пытался общаться с ней на португальском языке, хотя знания его весьма ограниченны – он изучал язык с помощью учебных пленок, которые прослушивал в своем автомобиле. Ева считала попытки своего мужа научиться говорить по-португальски смехотворными и не поощряла их.

– Если не считать ностальгии, – сказала Кэти, – условия жизни для вас в Кроуз-Нест были приемлемыми? Мистер Старлинг – хороший хозяин?

Ее хозяйкой была донна Ева, поправила ее Марианна. Что же касается сеньора Старлинга, то он человек приличный, ничего не скажешь, обращался к ней в основном через Еву, а напрямую – редко. Лично у нее жалоб на сеньора Старлинга нет.

Разговорившись, Марианна уже стала упоминать имя своей хозяйки без всхлипов и слез, и Кэти решила попытаться поговорить с ней о Еве более детально.

– Должно быть, вы знаете ее лучше, чем кто-либо, – сказала она.

Марианна кивнула, подтверждая ее слова.

– Так какой она была на самом деле?

В ответ Марианна произнесла небольшую хвалебную речь, настоящий панегирик, из которого следовало, что ее хозяйка была самой красивой, самой умной и самой рассудительной молодой женщиной из всех когда-либо созданных Господом. Она была совершенством во всех отношениях. И ничего, кроме этого, она, Марианна, сказать о ней не может.

– Кому в таком случае могло прийти в голову причинить ей вред?

Марианна потемнела лицом. Да, она навидалась варваров. И по телевизору, и через окно такси в Лондоне. Да что там в Лондоне – она одного такого даже в Фарнеме видела! Эти парни без волос, именуемые «скинхеды», – истинные чудовища; им почему-то по непонятной причине позволено свободно разгуливать по улицам английских городов.

– Может быть, вы встречали какого-нибудь подозрительного человека на квартире вашей хозяйке в Лондоне – или здесь, в вашем доме в Фарнеме?

Она была на квартире в Лондоне только раз.

– Правда? Я, признаться, удивлена, что вы не ездили туда вместе с Евой. Почему это?

Она должна была готовить сеньору Старлингу еду, да еще и дом в чистоте содержать. У Евы ну?жды сеньора Старлинга всегда стояли на первом месте. В Лондоне Ева ходила обедать в ресторан, а уборку у нее на квартире делала раз в неделю приходящая уборщица. Квартира там такая маленькая, что у нее, Марианны, не возникало ни необходимости, ни возможности там оставаться. Кроме того, ей никогда не хотелось ездить в Лондон.