Но Джон Картер ничего не знал! Здесь был только один человек, на которого она могла надеяться, — Туран, ее воин. Но где же он? Она видела его меч в бою и поняла, что им управляет искусная рука. А кто мог знать искусство фехтования лучше Тары, которая изучала его под руководством самого Джона Картера? Приемы, которые она знала, могли защитить ее от самого сильного искусного бойца. Однако мысли ее обратились к Турану не только потому, что она рассчитывала на его защиту и искусство фехтования. С тех пор, как он оставил ее в поисках пищи и воды, она поняла, что между ними возникла дружба. Что-то произошло между ними такое, что уничтожало пропасть в их положении. Потеряв его, она поняла, что он не просто воин, а она принцесса, — они товарищи. Она поняла, что сожалеет не о его мече, а о нем самом. Она вновь повернулась к О-Тару.

— Где Туран, мой воин? — спросила она.

— Ты не будешь испытывать недостатка, многие захотят бороться за тебя. Может, и сам джеддак Манатора защитит тебя. Ты нравишься мне, женщина. Что ты скажешь о такой чести?

Сощурившись, принцесса Гелиума презрительно оглядела джеддака Манатора от украшенной перьями головы до сандалий на ногах, затем вновь с ног до головы.

— Честь?! — передразнила она его. И я нравлюсь тебе? Знай, нахал, что ты мне не нравишься, дочь Джона Картера не для таких, как ты!

Внезапная напряженная тишина воцарилась в Зале Совета. Кровь медленно отхлынула с сурового лица О-Тара, джеддака Манатора, затем он покраснел от гнева. Его глаза сузились в две щелки, губы, изогнулись в кровожадной усмешке. В тронном зале Дворца долго царило молчание. Затем джеддак повернулся к У-Дору.

— Уведите ее, сказал он ровным голосом, подавив свой гнев. — И на ближайших играх пленники и простые воины разыграют ее в джэтан.

— А этого? — спросил У-Дор, указывая на Чека.

— В тюрьму до следующих игр, — ответил О-Тар.

— Так вот какова твоя справедливость? — воскликнула Тара. — Два чужестранца, не причинившие тебе никакого вреда, осуждены без суда. И одна из них — женщина. Нахалы Манатора столь же справедливы, сколь и храбры!

— Прочь! — крикнул О-Тар, и по его знаку воины окружили пленников и вывели их из помещения.

После выхода из дворца Чека и Тару разлучили. Девушку повели по длинной улице к центру города и в конце концов привели в низкое здание, увенчанное очень высокой и прочной башней. Здесь ее подвели к воину со знаками различия двара, или капитана.

— По приказу О-Тара, — обратился к нему У-Дор, — ее нужно содержать до ближайших игр, когда пленники и простые воины разыграют ее. Если бы не ее язык, она была бы желанным призом и для нашей гордой стали. — И У-Дор вздохнул. — Может, даже я выиграл бы ее. Жаль, что такая красота достанется какому-нибудь грубому воину. Я бы возвысил ее до себя.

— Если я пленница, то отведите меня в тюрьму, — сказала девушка. — Я не желаю слушать каждого грубияна, восхищающегося мной.

— Видишь, А-Кор, — воскликнул У-Дор, — какой у этой девушки язык? Так, и даже хуже, говорила она и с О-Таром, джеддаком.

— Вижу, — ответил А-Кор, который, как заметила Тара, с трудом удерживал улыбку. — Пойдем со мной, женщина, — сказал он. — И мы найдем безопасное место в крепости Джэтан. Но что с тобой?

Девушка пошатнулась и упала бы, если бы он не подхватил ее на руки. Она попыталась освободиться и устоять без поддержки. А-Кор взглянул на У-Дора.

— Ты знал, что эта женщина больна? — поинтересовался он.

— Возможно, это от голода, — ответил тот. — Я вспомнил: она говорила, что они не ели несколько дней.

— Храбры воины О-Тара, — усмехнулся А-Кор и добавил: — Велико их гостеприимство. У-Дор, чьи богатства неисчислимы, и доблестный О-Тар, тоты которого едят из золотых кормушек, не нашли даже сухой корки для голодной девушки!

У-Дор нахмурился.

— Твой язык может стоить тебе головы, сын рабыни! — воскликнул он. — Слишком часто ты испытываешь терпение справедливого О-Тара! Закрой свой рот так же, как и свою крепость!

— Не думай, что, упоминая о происхождении моей матери, ты насмехаешься надо мной, — сказал А-Кор. — Кровь рабыни наполняет меня гордостью, и мой единственный позор в том, что я сын джеддака.

— И О-Тар слышал это? — спросил У-Дор.

— О-Тар часто слышал это из моих собственных уст, ответил А-Кор. — Это, и не только это… Он повернулся, все еще поддерживая Тару за талию, и повел ее в крепость Джэтан, в то время как У-Дор повернул тота и галопом поскакал ко дворцу.

У главного входа в крепость Джэтан сидели и лежали с полдюжины воинов. К одному из них и обратился А-Кор, хранитель крепости.

— Сходи за Лан-О, девушкой-рабыней, и прикажи ей принести еду и питье на верхний этаж.

Затем он повел девушку, повисшую у него на руках, по спиральной лестнице вверх. Здесь Тара окончательно потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то оказалась в большой круглой комнате, в каменных стенах которой было несколько окон, расположенных по кругу на равных расстояниях друг от друга. Она лежала на груде спальных мехов и шелков, а над ней склонилась молодая женщина, пытавшаяся влить ей в рот какой-то холодный напиток. Тара привстала, опираясь на локоть, и огляделась. В первое мгновение она как бы забыла о происшествиях последних недель. Ей показалось, что она проснулась во дворце Главнокомандующего в Гелиума. Ее недоумевающий взгляд остановился на склоненном над нею незнакомом лице.

— Кто ты? — спросила она. — А где Утна?

— Я Лан-О, рабыня, — ответила девушка. — Я не знаю, кого зовут Утна.

Тара выпрямилась и еще раз огляделась. Грубые каменные стены ничем не напоминали мрамор залов ее отца.

— Где я? — спросила она.

— В крепости Джэтан, — ответила девушка и добавила, видя, что Тара ее не понимает: — Ты пленница в крепости Джэтан Манатора… А-Кор, двар этой крепости, принес тебя сюда без сознания. Он послал меня к тебе с пищей и водой. У А-Кора доброе сердце.

— Теперь я вспомнила, — медленно сказала Тара, — я все вспомнила, но где же Туран, мой воин? Они что-нибудь говорили о нем?

— Я ничего не слышала о нем, — ответила Лан-О, только тебя одну привели в крепость. Ты, должно быть, счастлива, ибо нет в Манаторе человека добрее А-Кора. Кровь матери делает его таким. Она была рабыней из Гатола.

— Гатол! — воскликнула Тара из Гелиума. — Гатол близко от Манатора?

— Не очень, но это ближайшая к нему страна, — ответила Лан-О. — Летит в двадцати градусах [примерно восемьсот четырнадцать земных миль] к востоку.

— Гатол! — пробормотала Тара. — Далекий Гатол!

— Но ты сама не из Гатола, — сказала рабыня. — У гатолийцев другая одежда.

— Я из Гелиума, — сказала Тара.

— Гелиум далеко от Гатола, сказала рабыня, — но в школе нам говорили о могучем Гелиуме. Мы — гатолийцы, и поэтому он не кажется нам далеким.

— Ты тоже из Гатола? — спросила Тара.

— Большинство рабов Манатора родом из Гатола, — ответила девушка-рабыня. — Гатол — ближайшая страна, и жители Манатора захватывают там рабов. Она собираются в огромных количествах один раз в период от трех до семи лет и перекрывают все дороги, ведущие в Гатол. Все караваны, идущие из Гатола, они перехватывают; никто не может вернуться назад и рассказать о нашей судьбе. И до сих пор никто не смог рассказать это Гохану, нашему джеду.

Тара из Гелиума ела медленно и в молчании. Слова девушки пробудили в ней воспоминания о последних часах, проведенных во дворце отца, о большом празднике, на котором она встретила Гохана из Гатола. Даже теперь она вспыхнула, вспомнив его дерзкие слова.

Пока она сидела в задумчивости, дверь отворилась, и вошел толстый воин — неповоротливый мужчина с толстыми губами и злым хитрым лицом. Рабыня вскочила на ноги, глядя на него.

— Что это значит, Э-Мед? — воскликнула она. — Разве А-Кор не приказал, чтобы эту женщину не беспокоили?

— А-Кор приказал! — Мужчина зло рассмеялся. — Приказы А-Кора теперь не имеют силы в крепости Джэтан или где-нибудь еще, потому что сам А-Кор в тюрьме О-Тара, а двар этой крепости теперь Э-Мед.