Между шторами и стеной было пространство примерно в три фута, и так по всей комнате. Так обычно устроены все спальни богатых и влиятельных людей на Барсуме. У такого устройства несколько целей. Здесь дежурит охрана, будучи в комнате своего хозяина и в то же время оставаясь невидимой. Здесь скрывались потайные выходы из комнаты. Наконец, здесь можно спрятаться от убийц и других недругов, ворвавшихся в комнату.

Трое вождей и дюжина воинов без труда шли по следам беглецов, оставленным на пыльном полу. Тем не менее посещение этой части дворца потребовало от них большой храбрости, и теперь, когда они находились в покоях самого О-Мая, их нервы были на пределе – еще один поворот, и они не выдержат; все люди Манатора были суеверными. Войдя в комнату, они медленно продвигались вперед с обнаженными мечами. Казалось, ни один из них не хотел возглавить отряд. Двенадцать воинов, трусливо, держались позади, а трое вождей, подгоняемые страхом перед О-Таром и гордостью, подбадривая друг друга, медленно вошли во вторую полутемную комнату.

Идя по следам Гохана и Тары, они подошли к каждой двери, но только одна поддалась их усилиям: осторожно открыв ее, они увидели четырех игроков за доскою джетана. Мгновение – и они были готовы обратиться в паническое бегство, так как знали, что в этих покоях можно встретить только духов мертвых. Но вновь собрав все свое мужество, они миновали группу игроков и по узкому коридору прошли в спальню короля О-Мая. Они не знали, что это за ужасная комната прямо перед ними, и прошли туда. У входа они остановились, пока их глаза привыкли к тусклому свету. Вдруг один из них указал пальцем на фигуру, лежавшую на полу с одной ногой на постели.

– Смотрите! – крикнул он. – Это тело О-Мая! Предки предков! Мы в проклятой комнате!

Одновременно из-за занавески в углу раздался глухой стон, сопровождаемый пронзительным воплем; занавески зашевелились и стали вытягиваться перед их глазами.

Все как один, вошедшие повернулись и побежали к дверям. В узком проходе они теснились, отталкивая друг друга, крича от ужаса и стараясь как можно быстрее убежать. Они отбросили мечи и цеплялись друг за друга. Некоторые упали, другие топтали их. Наконец, предводительствуемые самым быстрым, они пробежали две соседние комнаты и оказались в пустом коридоре. Они не останавливались до тех пор, пока, бледные и дрожащие, не оказались в пиршественном зале О-Тара. При виде их воины, оставшиеся в зале, вскочили с обнаженными мечами, думая, что за тремя вождями гонится множество врагов. Но никто не последовал за теми в зал. Трое вождей стояли перед О-Таром со склоненными головами и дрожащими коленями.

– Ну? – потребовал ответа джеддак. – Что случилось? Говорите!

– О-Тар! – воскликнул один из них, овладев наконец своим голосом. – Разве мы трое уступали в сражении или поединке? Разве наши мечи не были всегда обнажены для защиты твоей безопасности и чести?

– Но ведь я не отрицаю этого!

– Слушай тогда, о джеддак, и рассуди со снисходительностью. Мы вошли в проклятые помещения и не дрогнули. Наконец мы оказались в ужасной комнате, куда уже пять тысяч лет не заглядывал глаз человека, и тут мы увидели лицо мертвого О-Мая, лежащего так, как его нашли. Мы прошли в эту ужасную комнату и были готовы идти дальше. Вдруг раздался ужасный стон, и занавеси задвигались в этом мертвом воздухе. О-Тар, это было выше человеческих сил. Мы бросили мечи и дрались друг с другом, чтобы выбраться первыми. С печалью, но без стыда я рассказываю тебе это, ибо нет человека в Манаторе, который не сделал бы то же самое. Если они не корфалы, они уже мертвы в комнате О-Мая и их нужно там оставить… Я не вернусь в это проклятое место, даже если меня там ждут доспехи джеддака и пол-Барсума впридачу. Я сказал.

О-Тар сдвинул нахмуренные брови.

– Неужели все мои вожди трусы? – спросил он презрительно.

Один из тех, кто оставался в зале, встал и повернул свое хмурое лицо к О-Тару.

– Джеддак знает, – сказал он, – что в Манаторе джеддак всегда был самым храбрым из воинов. Я пойду туда, куда поведет мой джеддак. Но он не имеет права называть меня трусом, если посылает туда, куда не идет сам. Я сказал.

Когда он сел, наступила мертвая тишина.

Все поняли, что говоривший сделал вызов храбрости О-Тара, джеддака Манатора, и ждали его ответа. У всех была одна и та же мысль: О-Тар должен повести их в комнату О-Мая, иначе он проявит трусость, а на троне Манатора не должен сидеть трус.

Но О-Тар колебался, он смотрел в лица тех, кто окружал его в пиршественном зале – но на лицах безжалостных воинов видел лишь угрюмые усмешки. Ни следа снисходительности не было на этих лицах. Но друг его глаза удивленно остановились на маленькой двери в одной из стен зала. Выражение облегчения появилось у него на лице.

– Смотрите! – воскликнул он. – Смотрите, кто пришел!

Гохан, спрятавшись между занавесами и стеной, видел паническое бегство преследователей. Угрюмая усмешка появилась на его губах, когда он смотрел на безумную драку, видел, как воины отбросили свои мечи и боролись друг с другом за возможность первыми выйти из этой комнаты ужаса. Когда они все исчезли, он с улыбкой повернулся к Таре. Но его улыбка тотчас же исчезла – рядом с ним никого не было!

– Тара! – громко позвал он. Опасности, что преследователи вернуться, больше не было. Но ответа не последовало, только откуда-то издалека донесся слабый звук кашляющего смеха. Быстро осмотрев все пространство за занавесами, он обнаружил несколько дверей, одна из которых была приоткрыта. Через эту комнату он проник в соседнюю, ярко освещенную в этот момент прямыми лучами Турии, совершающей свой стремительный бег по небу. Здесь он увидел следы сандалий на пыльном полу. Они проходили здесь – Тара и то существо, которое ее похитило.

Но кто это мог быть? Гохан, человек высокой культуры и разума, не был суеверным. Как и большинство народов Барсума, он склонялся, более или менее по привычке, к разновидности восторженного преклонения перед предками, но это была скорее легендарная память об их добродетелях и героических подвигах. Он не ожидал никакого материального проявления их существования после смерти. Он вообще не верил в материализацию духов.

Если есть какая-то жизнь помимо нашей, то он ничего не знал об этом. Он знал, что наука обнаружила материальные причины тех, казавшихся сверхчеловеческими феноменов, которые легли в основу древних религий и суеверий. Тем не менее он не мог себе представить, какая сила похитила Тару так внезапно и незаметно из комнаты, в которой человек не появлялся почти пять тысяч лет.

В темноте он не мог разглядеть, были ли здесь иные следы, кроме сандалий Тары, но было заметно, что пыль тронута чем-то. А когда следы привели его в темный коридор, он потерял их окончательно. Покои О-Мая, через которые он спешил, представляли собой настоящий лабиринт переходов, коридоров и комнат.

Здесь был древний бассейн – несомненно, купальня самого джеддака, – затем он прошел мимо комнаты, где на столе стояла еда, поставленная пять тысяч лет назад, – возможно, нетронутый завтрак О-Мая. Его глазам предстали украшения из драгоценных камней и металлов, удивившие даже джеда Гатола, чьи доспехи разукрашены камнями и платиной и чьи богатства не имели себе равных на Барсуме.

Наконец помещения О-Мая кончились небольшим кабинетом, в полу которого был люк. В нем виднелась спиральная лестница, ведущая прямо вниз, в непроглядную темноту. Пыль у входа в кабинет была недавно тронута, и это заставило Гохана продолжать здесь поиски Тары. Поэтому без колебаний он начал спускаться вниз в абсолютную темноту. Осторожно ощупывая следующую ступеньку, он спускался медленно, ибо был барсумцем и знал, какие ловушки могут подстерегать его в этой темной и заброшенной части дворца джеддака.

Он опустился уже, по его представлениям, на три этажа, как вдруг услышал приближение снизу какого-то шарканья и скрежета. Он приостановился. Кем бы ни было это существо, оно приближалось и скоро должно было быть рядом. Гохан положил руку на рукоять меча и медленно вытащил его из ножен, чтобы ни малейшим шумом не выдать своего присутствия. Он хотел, чтобы в темноте был бы хоть малейший проблеск света. Если бы он мог разглядеть очертания приближающегося существа, у него было бы гораздо больше шансов на победу при встрече. Но он ничего не видел. Больше того, в полной темноте он задел концом ножен каменную стену, тишина узкого прохода усилила получившийся при этом звук.