— Разумеется, они тут ни при чем, просто я тебя подначивал. Лучше скажи, какую скорость он разовьет на прямой дороге.

— Боюсь, сэр, я не вправе вести подобные разговоры.

— А что королева — умерла?

— Как это ни прискорбно, сэр. В 1901 году, да упокоит Господь ее душу. Боюсь, в наши дни королевская власть уже не имеет прежней силы, да и сами члены монаршей семьи ведут себя довольно безрассудно, если мне будет позволено высказать такое мнение.

Впрочем, разговоры о положении дел в королевской семье показались Сент-Иву пресными. Он признался себе, что ничего не желает знать и о прорве других вещей. Ему совершенно не грела душу возможность вернуться в прошлое с головой, набитой зловещими футуристическими знаниями, от которых нет ровным счетом никакого проку. Достаточно знать, что Хасбро здоров и крепок, а он сам (судя по содержимому башни) пребывает в своей стихии. Внезапно ему ужасно захотелось скорее покончить с этими хлопотами и вновь оказаться в своем времени. И он вынужден был признать — хотя это ужасно раздражало, — что его «двойник» абсолютно прав: молчание — самый короткий и безопасный путь к месту назначения. Хотя это нисколько не извиняло высокомерный тон прочтенной им записки.

Над Оксфордом, к счастью, время оказалось не властно: город остался самим собой. Пока Хасбро вел Сент-Ива под сбросившими листву деревьями в лабораторию патологии, тот чувствовал себя татуированным дикарем, впервые попавшим в цивилизованный мир. Костюм по-прежнему казался Сент-Иву смешным и нелепым, хотя основную задачу — не давать ему выделяться из толпы — выполнял отменно, ибо окружающие носили нечто подобное. Выглядеть паяцем среди множества других шутов не слишком зазорно. Одно огорчало Сент-Ива: лицо отчаянно чесалось под тонким слоем пудры, которую Хасбро аккуратно наложил на лоб и щеки ученого, превращая его в старца.

Когда они возникли на пороге лаборатории, профессор Флеминг отвернулся от стоявшей на длинном захламленном столе мензурки и прищурился, разглядывая гостей. Лоб ученого закрывала густая челка, а на носу сидели очки с толстыми стеклами, сквозь которые он так уставился на Сент-Ива, будто видел его впервые. Признав же, заулыбался и, шагнув навстречу, дружески хлопнул ученого по спине.

— Вот тебе раз, — с заметным шотландским акцентом произнес Флеминг, сразу уподобившись лорду Келвину. — Надо сказать, вы выглядите… как-то… — Он оборвал себя, словно опасаясь обидеть гостя неосторожным словом, расплылся в улыбке и тряхнул головой. — Без обид, да?

— Никаких обид, — недоуменно согласился Сент-Ив. О чем, собственно, речь? Какие обиды? Не хватало еще…

— Имейте в виду, я не жульничал. Ни подкупа, ни шпионов. Вообще ничего. Я честно выиграл, не выходя за рамки правил.

— Само собой, — сказал Сент-Ив, с недоумением косясь на Хасбро.

— В таком случае вы остались должны мне два фунта шесть пенсов. — Флеминг еще постоял, с довольной усмешкой глядя на Сент-Ива, а затем отвернулся убавить пламя в горелке.

— Какого черта? — прошипел Сент-Ив уголком рта.

Прикрыв рот ладонью, Хасбро шепнул в ответ:

— Вы заведете привычку делать ставки на результаты крикетных матчей. И чаще всего неудачно. На вашем месте я постарался бы удержать это в памяти.

И Хасбро покачал головой, явно не одобряя денежные пари.

Сент-Ив лишился дара речи: Флеминг хочет, чтобы он расплатился немедля? Это же целых два фунта с лишком! Порывшись в карманах, он принялся за подсчет. Нужную сумму едва удалось наскрести, и Сент-Ива чуть не трясло от унижения. Ему предстояло вернуться домой без гроша, лишь бы выплатить долг в дурацком пари, заключенном его, по всей видимости, выжившим из ума «двойником»!

— Возмутительно! — шепнул он Хасбро, подбрасывая монеты на ладони.

— Прошу прощения? — встрепенулся Флеминг.

— Я возмущен тем, как эти бездари порочат славную игру.

Сент-Ив преисполнился вдруг уверенности, что пари заключалось только для того, чтобы подразнить прибывшего из прошлого «двойника». Эта мысль привела его в ярость. Да кем он себя возомнил? В какое чудовище он превратится, чтобы устраивать подобные розыгрыши в столь тяжкую минуту? Нужно найти какой-то способ свести с обидчиком счеты, прежде чем возвращаться в прошлое.

Флеминг пожал плечами и, с радостным видом приняв монеты, не глядя ссыпал их в карман.

— Желаете заключить новое пари?

Сент-Ив прикрыл глаза и на секунду задумался.

— Дайте-ка минутку на размышление. Мне нужно посоветоваться.

Он направился к двери, поманив за собою Хасбро.

— На ком я потерял деньги? — шепнул он.

— «Харрогейтские гончие», сэр. Не советую ставить на эту команду.

— Верный проигрыш, значит?

— Как ни прискорбно, сэр.

Сент-Ив просиял и энергично потер руки.

— Ну-с, профессор, — сказал он, подходя к Флемингу, который в это время наполнял пипетку какой-то янтарной жидкостью. — Я, знаете ли, патриот, поэтому готов поставить ту же сумму на «Гончих» и в следующей игре.

— В субботу вечером? Против «Росомах»? Да вы шутите!

— Ничуть. Чтобы доказать серьезность намерений, ставлю пять к одному.

— Да что вдруг на вас…

— Хорошо, десять к одному. Я полон оптимизма.

Флеминг сузил глаза, воплощая собой подозрение: неужели Сент-Ив вздумал его разыграть? Но затем решил, видно, что напрасно пытается усмотреть в предложении подвох, и, сдавшись, широко развел руками.

— Обычно я не заключаю пари на столь крупные суммы… — сказал он. — Но искушение пополнить банковский счет слишком велико. Стало быть, десять к одному? Решено!

Они обменялись рукопожатием. Сент-Ив был готов сплясать джигу от радости.

— Что ж, — сказал Флеминг, — вернемся к нашим делам, пожалуй?

Сент-Ив кивнул, и профессор тут же протянул ему большую банку с какой-то темной жидкостью, пояснив:

— Настой плесневого грибка пеницилла на говяжьем бульоне.

— Ясно, — опешил Сент-Ив. — Ну, разумеется.

Плесень? Что за чушь несет этот парень? Он оглянулся на Хасбро в надежде, что тот хотя бы намекнет ему на смысл происходящего.

— Мне категорически не велено… — начал было тот, но Сент-Ив махнул рукой и отвернулся, не дослушав.

— Я не вполне уверен в том, употребляя настой внутрь… — предупредил Флеминг. — В душе я консерватор, а потому поостерегся бы рекомендовать этот способ даже такому ученому, как вы. Потребуются месяцы исследований…

— Я благодарен за прямоту, — прервал его излияния Сент-Ив, — но речь идет, без преувеличений, о жизни и смерти. По причинам исторической целесообразности мне просто необходимо вырвать из лап смерти одного больного ребенка.

Ему пришло вдруг в голову, что эти пафосные слова походят на бред сумасшедшего, но профессора они, по-видимому, ничуть не смутили. А что, собственно, известно Флемингу? И насколько он посвящен в его, будущего Сент-Ива, планы? Видимо, все-таки не посвящен, иначе Хасбро не устроил бы всю эту мороку с гримом и пудрой.

— Какую дозировку вы порекомендуете?

— Полпинты дважды в день, утром и вечером, пока весь отвар не закончится. И не забудьте: хранить его следует в прохладном месте.

— В прохладном, значит… — с беспокойством повторил Сент-Ив. Он просто обязан хоть словом перемолвиться с матерью Нарбондо. Настой надо бы держать снаружи, на крыше: на осенние холода в Лондоне вполне можно рассчитывать. Будем надеяться, женщина сможет вынырнуть из порожденного джином бесчувствия, и Сент-Иву удастся хоть что-то ей втолковать. Но как ее убедить? Поверит ли она явлению человека из будущего с банкой говяжьего бульона в руках? Можно назваться ангелом милосердия и предъявить ей батискаф. Еще лучше — вручить кошелек с деньгами и пообещать вернуться с другим таким же, но поставить условие: неукоснительное следование его предписаниям. Черт, у него же не осталось денег! Стало быть, придется сделать за ними крюк…

Неожиданно Сент-Ив почувствовал зверский голод. Чему, собственно, удивляться? Ведь он не ел уже… навскидку, лет восемьдесят.