24

Из потайного убежища Машины раздались звуки, такие странные, что Руиз сперва даже не мог понять, что же это такое.

Потом он понял, что Машина смеется нервным смехом, который, казалось, шел из тысячи глоток.

– Выходи, – сказал Руиз Ав. – Ну!

Смех бессмысленно перешел в странный стон, но армированная броней дверь открылась, и Машина вышла из часовенки, спотыкаясь и пробираясь на свет.

Если бы это не было таким страшным созданием, Руиз мог бы почувствовать и жалость. Машина и ее сила и крепость весьма обветшали. Это уже не был тот гладкий, холеный ужас, каким Машина была некогда. С ее костей свисла сморщенная плоть, здесь и там металл просвечивал сквозь отпавшие куски гнили. Среди сотен ног, которые помогали Машине передвигаться, многие висели, мертвые и разложившиеся, и только на нескольких заплатках из кожи генчей были еще активны сенсорные пучки.

– Что я могу для тебя сделать, новый хозяин? – спросила Машина голосом, который дребезжал и прерывался.

Шорох за спиной заставил Руиза резко обернуться – но это был всего только генч. Видимо, это существо пережило возвращение Мокрассара спокойно – это немного обрадовало Руиза.

– Не верь своим глазам, Руиз Ав, – сказал генч. – Машина стара, но все еще очень сильна. Здесь, в своей собственной берлоге, она может навести на нас иллюзии, и у нас не хватит сил им противостоять.

Руиз потряс головой.

– Что ты видишь? – обратился ой к клону Низы.

– Страшную Машину… Я не могу даже найти слов, чтобы ее описать… но она не кажется мне слабой.

– Спасибо.

Он вышел вперед и шлепнул первую мину-прилипалу на ножную часть Машины, активизировал впивающиеся колючки мины. Они вонзились в металл с пневматическим шипеньем и звоном, выпустив клуб пара. Машина завизжала на разные голоса.

Руиз вытащил следующую мину.

– Не двигаться, – приказал он.

– О, пожалуйста, хозяин, – простонала Машина, всхлипывая. – Не делай такой глупости.

Язык Машины высунулся, и сотня рук стала прикасаться к броне Руиза, оставляя на ней слизистые полосы, когда руки умоляюще гладили его.

– Пожалуйста, пожалуйста, – умоляла Машина. – Не забирай мою несчастную жизнь, пусть даже она столь убога, как она есть. Я ведь только орудие, как ружье или робот. Я только могу выполнять то, что мне приказали. Чудовища приказывали мне делать чудовищную работу. Разве в этом моя вина? Нет! Нет!

Руиз прикрепил к Машине еще один взрывной заряд. В его мозгу мозговой огонь словно бы усилился, так что все, что он видел, было слишком ярким, слишком громким, чересчур мучительным.

– Мина прикрепилась к металлу? – спросил он у клона Низы.

– Да, – ответила она. – Но металл кровоточит красным. Это имеет какое-нибудь значение?

– Нет, – ответил Руиз.

– О, пожалуйста, – сказала Машина. – Ты же не чудовище. Ты же сможешь создать с моей помощью новую вселенную. Думай! Пожалуйста, подумай только. Что ты больше всего ненавидишь? Рабство? Ну да, я вижу, как в твоей душе это записано огненными буквами – ты ненавидишь рабство. Вне сомнения, это самое страшное, что только есть. Я понимаю эти вещи. Кто больше раб, нежели я?

Руиз почувствовал головокружительную неуверенность после этих слов, но перешел к следующему участку обнаженного металла и наложил следующую мину.

– Ошибаешься, – ответил он сквозь сжатые зубы, – я такое чудовище, какого ты еще не встречала.

Машина тоненьким голоском завизжала от страха.

– Ой, перестань, пожалуйста, – умоляла она. – Нет-нет-нет-нет… Ты упускаешь величайшую возможность всей твоей жизни, выбрасываешь ее на свалку, словно какой-нибудь мусор. Ты ненавидишь Лигу Искусств? Их торговлю человеческим телом и духом? Ты можешь растоптать ее, освободить тысячи планет. Подумай только!

Руиз поднял свою последнюю мину, потом опустил ее.

– Уже и так слишком поздно, – сказал он, думая про тех солдат различных армий и пиратов, которые уже сражались вовсю наверху.

– Нет-нет. Совсем не поздно, – голос Машины окреп и стал вкрадчивым и нежным, он звенел уверенностью.

– Ты слишком устал, чтобы как следует думать. Вот почему ты пытаешься разрушить самый лучший шанс человечества обрести лучшее будущее. Послушай меня. Я твоя заложница, меня можно использовать против всех, кто придет. Ты заручился моей помощью против всех, кто станет твоим врагом. У тебя палец на спусковом крючке, ты можешь потребовать людей, чтобы они защищали нас, в обмен на мои услуги. Кто бы ни пришел, они будут очень бояться, что ты меня разрушишь – и они дадут нам людей. Мы сделаем их вовеки неопасными для нас. Они станут основой нашей армии. А ты умнее, куда умнее и интеллигентнее, чем работорговка Кореана. Она была такой дурой… Вскоре ты одолеешь всех своих врагов, и мы сможем начать освобождать вселенную.

– Сперва Родериго, – сказал медленно Руиз, глядя в упор на последнюю мину, но вместо нее видя целые миры, которые сбрасывают свои древние оковы, поднимаясь к солнцу нового века. Его полностью охватил мозговой огонь, и вселенную заполонили чудесные видения: смех освобожденных рабов, улыбки детей, человечество, пересекающее бездну, бороздящее космос. Человечество, не знающее ни страха, ни опасности. Он увидел, как заживают раны человечества, как кровь, дающая жизнь, больше не вытекает из сердца человеческого рода.

Увидел он и языка Геджаса, который молил о пощаде, молил оставить ему его душу, увидел и Руиза Ава, который хохотал и рвал эту душу из груди врага.

Он закрыл глаза, чтобы увидеть, как сбывается это пророчество, и насладиться яркой картиной, вставшей перед его мысленным взором.

– Прекрасно, – сказал он.

– Да! – пропела Машина-Орфей. – И только посмотри! Видишь, кто пришел?

Руиз повернулся к входной арке. Сердце его подпрыгнуло. Там стояла Низа, с потерянным, испуганным видом. Он вспомнил, что на нем все еще был шлем. Естественно, она не могла узнать его.

Он протянул руку к застежкам шлема, чтобы их расстегнуть. Но в ревущем триумфе, который его переполнял, раздался тоненький, тихий, но настойчивый голосок.

– Руиз? – говорил он. – Руиз? На что ты смотришь? Я там ничего не вижу…

Радость стала не радостью, а тяжелым холодным камнем в его сердце, и призрак Низы засветился размытым светом… а потом пропал.

– Ты слишком увлеклась, Машина, – сказал мрачно Руиз и пристроил свою последнюю мину.

Машина-Орфей издала перепуганный, панический, булькающий звук и разразилась непонятной истерической болтовней. Постепенно поток слов распался на отдельные фразы, которые можно было разобрать.

– Это была честная ошибка. Я просто пыталась показать тебе, как мы сможем одурачить твоих врагов, когда они придут. А как насчет СВОБОДЫ? Ты разве можешь повернуться спиной ко всей вселенной?

– По-моему, я просто должен это сделать, – сказал Руиз.

– Нет! Нет, ты не сможешь так поступить!

Руиз отошел от искаженного, отчаянного огромного лица Машины и настроил мины на передатчик дистанционного управления, укрепленный на его запястье. Он хотел взорвать мины на расстоянии.

– Я не могу быть Императором Всего, – сказал он, чувствуя, как сожаление наполняет его сердце, – я гораздо мельче бога.

Генч все еще терпеливо ждал возле дальней арки входа. Руиз поманил его, и тот медленно подполз к нему.

– Можешь ты оказать мне одну услугу? – спросил он.

– Если это в моих силах.

– Вполне, – ответил Руиз.

Он подошел к Кореане, которая, казалось, все еще лежала без сознания. Он снял перчатку с руки и пощупал пульс у нее на шее. Пульс был медленным и сильным. Он снова надел перчатку, схватил ее сзади за ворот брони и поднял.

Генч стоял возле Машины-Орфей, его щупальце уже вошло в машину, прямо над страшным ее глазом. Машина наконец замолкла, ее гигантское страшное лицо застыло в жалком смятении.

Кореана стала приходить в себя, пока Руиз волок ее последние несколько метров к Машине. Она попыталась сопротивляться, но ее сваренные вместе рукава брони не давали ей возможности серьезной борьбы. Она посмотрела на Руиза, потом на Машину. Он заставил себя посмотреть в ее широко открытые глаза, которым она сама не хотела верить.