Вообще шизофреники из Голливуда очень запустили свои заболевания. Иной раз такое снимут – ну хоть вяжи их в смирительную рубаху да изолируй от общества в срочном порядке. Однако, как это ни странно, общество смотрит их бред, а потом оставляет на свободе и даже совершенно без присмотра неблагонадёжно свихнутых режиссёриков, хотя это, знаете ли, очень опасно. Занято наше общество слишком… спя урывками между многочасовым глядением в телевизор, трудно выкроить время, чтобы организованно сходить в Голливуд, отловить этого самого шизика-режиссёра и свезти в психиатрическую лечебницу. Уже, бывает, поднимет общество свой зад с дивана, думаешь, вот-вот пойдёт и урезонит маньячных режиссёриков – ан нет, приглядишься: это оно в туалет пошло, долго слишком общество сидело перед телевизором – вот и появилась необходимость, так сказать, отлить в известном месте, что накопилось. Потом думаешь, ну вот теперь, после туалета, общество ручки свои белые умоет (оно почему-то при этом всегда вслух громко говорит: «Я умываю руки!», традиция у него такая) и пойдёт с шизофрениками разобраться, ан нет, это оно на кухню за ядовитой соломкой чипс отправилось или за попным-корном – и обратно к телевизору.

Ну, думаешь, не может быть… Бросаешься к этому обществу с криками – вяжи их, режиссёриков-то, они же совсем с ума спендрили… у них там такое наворочено, что не то что смотреть, подумать о таком ненормально… а общество сидит у телевизора и попным-корном хрум-хрум… Заглянешь тогда в глаза общества с последней надеждой… А там – о Боже! Глаза-то общества совсем безумны…

Итак, мистер Макдональдс был клоуном голливудской наружности «а-ля фильм-ужас». Маськин его сразу спросил, зачем он всех Скоропостижной Жрачкой кормит. А Макдональдс, как и следовало ожидать, давай жонглировать гамбургерами и хохотать очень непривлекательно…

– Что вам, сказать, мой уважаемый Маськин, – хохотал Макдональдс. – Нет времени у людей по-нормальному откушать, знаете ли, с изыском вкуса…

…roast-beef окровавленный

И трюфли, роскошь юных лет,

Французской кухни лучший цвет,

И Страсбурга пирог нетленный

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым…

– не те времена… Сейчас люди ненавидят свои тела, свою пищу, свои души… Сейчас люди носятся как угорелые, глотают что ни попадя, и так в бегу-бегу, пока не валятся, как скаковые лошади. А в свободное время они присосутся к экрану телевизора и следят за бегающими картинками – мол, вдруг кто-нибудь выскочит и укусит. Так и проводят дни свои жалкие. А я им гамбургером жизнь-то и скрашиваю. Мог ведь вообще пищу в пилюлях продавать – и ели бы за милую душу. А я, знаете ли, гуманист… Я традиции уважаю, понимаю потребность человечества в умеренном консерватизме. Называю вещи старыми именами – ланч, салат, пирожок… Конечно, это всё уже давно не настоящее, но традиции для меня святы. Вот и миссис Кока-Кола мне всегда помогает. Зальёт моё чревосверлящее яство своей чёрно-ледовой шипучестью – и порядок. Человек готов на дальнейший подвиг – беги себе на бестолковую работу, гляди себе в бестолковые экраны! Разве не счастье?

– Какое же это счастье? – загрустил Маськин. – Надо к еде относиться с уважением, вкусно так её готовить, душевно, а потом неторопливо садиться трапезничать и приятную беседу беседовать…

– Какой-то ты, Маськин, недоразвитый, что ли… – возмутился Макдональдс. – Ты что, не понимаешь, что уже давно наступила современность? А современность – это когда всё старое считается глупостью. Понятно?

– Да, всё с вами ясно, – сказал Маськин и с горя заказал себе гамбургер, потому что проголодался…

– Вот так-то лучше, – одобрил Макдональдс. – Не расстраивайся, Маськин, я тебе пластмассовую игрушку Монстра-Понстра положу. Ты только её не ешь, ладно? Она пластмассовая.

– Хорошо, – согласился Маськин, съел гамбургер и отнёс игрушечного Монстра-Понстра Шушутке… А что делать? Не вставать же Маськину поперёк дороги современности? 

Раньше люди были примитивны. Они считали в уме, писали перьями или шариковыми ручками, смотрели неприличные картинки в бумажных журналах и думали, что живут вполне современной и продвинутой жизнью. Какая наивность! Святая простота…

Но наконец у человечества наступило запоздалое прозрение, и оно стало пользоваться для всего этого мартышками. (Вы подумали, что я оговорился, потому что в действительности хотел сказать «компьютерами»… а сказал «мартышками». А какая разница? И те, и другие ведут себя нерационально, подолгу зависают, суетятся, трещат, и от обоих у честного человека неизбежно заболевает голова.)

Теперь, когда настала мартышечная эра, люди делают всё то же самое, что делали сами, на мартышках. Мартышки следят за полётами самолётов и космических кораблей, руководят процессами сложных производств, проводят финансовые операции… Трудно найти такую область в жизни современного человека, которая бы не зависела от мартышечного интеллекта.

Нужно человеку, скажем, сварить себе чашку кофе – он идёт к Мартышке и даёт ей команду на мартышечном языке:

Введя команду, сначала человек ждёт, пока Мартышка его команду прочтёт по слогам. Потом ждёт, пока Мартышка найдёт в человеко-мартышечном словаре определение понятия «кофе» и уточнит у человека, какой именно кофе он имел в виду.

Мартышка начнёт нудным голосом перечислять, а человек должен кивать или говорить «Угу» и выбирать по своему вкусу: аромат, остроту, плотность, фактуру, степень горечи, демитассе[2], пряность, джезва, землистость, сладость, капучинность, эспрессность, солоноватость, терпкость, мокко, экзотичность и, наконец, не латте французский ли имел в виду человек?

Выбрав конкретный сорт кофе и прочие подробности, потом человек ждёт, пока Мартышка будет сначала надевать себе кофейник на голову, потом на ещё одно место, учтиво человека предупреждая:

Потом человек ждёт, пока мартышка рассыплет кофе по всей кухне, и лишь потом наконец дождётся, что…

…Мартышка человека кофе ошпарит… (Как будто надо было столько спрашивать о сорте кофе… Не всё ли равно, каким кофе ошпарить?)

Человек закричит: «А-А-А-А!!!», а Мартышка со смеху аж по земле катается… А раньше выпил бы человек кофе без всех этих приключений… Но ведь это же отсталая жизнь! Конечно, человеку не нравится, когда его кофе ошпаривают… Зато пока человек ждёт и выбирает, а ждёт и выбирает он, как вы изволили убедиться, о-о-о-о-очень долго… он вполне сойдёт за человека будущего, как его себе рисовал пещерный человек, – в виде барана с двумя головами. Почему с двумя? Потому что умный. Почему баран? Такая у пещерного человека была эстетика…

Маськин тоже решил завести себе Мартышку. Он не хотел отставать от жизни, потому что не любил, когда Сова называла его деревенщиной, темнотой и непродвинутой личностью. Сама Сова была личностью очень прогрессивной, увлекалась виртуальной реальностью, отчего у неё шары всё время были навыкате и она к месту и не к месту говорила: «Угу…» Ну, знаете, как говорят совы? «Угу.» с точкой, почти как «хи-хи.» Плюшевого Медведя. Сова гонялась в виртуальной реальности за виртуальными компьютерными мышками и была вполне довольна жизнью. Она проводила все ночи напролёт в своей виртуальной реальности, а днём спала. Маськин Сову подкармливал, потому что если бы её так оставили, она бы давно окочурилась от голода. Виртуальными мышками-то не очень накушаешься… Сова питалась Маськиными куличками, которые Маськин ей по вечерам специально пёк на её совиный завтрак, потому что сова, как вы понимаете, просыпалась к вечеру и тогда же и завтракала.