– Я жалею не преступников, а людей!

– Преступники – не люди!

– Преступники тоже разные бывают. Вот ты завтра на велике поедешь, зазеваешься и ребенка сшибешь, а он головой об асфальт стукнется и помрет. А виноват будешь ты. И все будут считать тебя преступником и даже могут в колонию упечь! Так ты что, перестанешь человеком быть?

– Ну ты и загнул! Этот же шмендрик – мало что шантажист, он грабитель, а может, и похуже еще! Сравнил куцего и зайца! Эти все твои турусы на колесах – фигня сплошная, а вот, что Маргарита не хочет в ментуру обращаться, это правда! Ладно, пошли отсюда! Выходит, зря Лизавета потратилась на замок и ревуна этого… Между прочим, обрати внимание, этих сволочей взяли не на попытке ограбления, а могли бы – небось менты не хуже нас знали, за каким чертом они сюда прутся, нет, их взяли просто в лифте! Значит, у них материальчику за глаза и за уши! Мелочиться не стали! Думаешь, лифт случайно застрял? Ни фига! Они их просто решили взять тепленькими, чтобы сопротивления оказать не могли! И что из этого следует, Гуляев? Что они очень даже опасные преступники.

– А я не спорю!

– Да ладно, с тобой все понятно! Пошли, гуманист фигов! Хотя, если подумать… На зоне и вправду кисло. У моей тетки двоюродной сын сидел.

– За что?

– За угон. Они с пацанами машины угоняли и перепродавали. Так он инвалидом вернулся. Туберкулез у него и вообще. А уж из тетки эта история точно всю кровь выпила. Преступника не жалко, а вот родню его. Туда ж всю дорогу приходится жрачку возить, деньги посылать и все такое… жуть просто. Ладно, проехали. Чего-то меня тоже на слюнтяйство потянуло.

– Это, Леха, не слюнтяйство, просто ты хороший парень!

– Да ладно тебе, – засмущался тот.

– Моя мама всегда говорит: Леша – чудный малый, золотое сердце!

– Так прямо и говорит? Ух ты… надо же, тетя Юля, она… Да, она у тебя клевая… – Леха даже как-то подозрительно шмыгнул носом. – Ну все, куда мы теперь?

– Домой, куда же еще. Будем ждать Манькиного звонка.

– Слышь, Гошка, а арбузики еще не все схавали?

– Нет, что ты, поехали, мама все боится, что они испортятся.

– Да ни в жисть! Я, Гошка, арбузов могу сколько хочешь съесть!

– Я вообще-то тоже. Рванули!

А тем временем Маня и Елизавета Платоновна ехали в сторону Текстильщиков. Всеми правдами и неправдами Елизавете Платоновне удалось раздобыть у Аллы Дмитриевны адрес Ларисы.

– Вы волнуетесь, да? – спросила Маня, видя, что ее старшая подруга нервно постукивает наманикюренными длинными ногтями по рулю, когда они останавливаются на красный свет.

– Да. Мне почему-то очень неспокойно.

– Так, может, вернемся, а?

– Сама не знаю…

– Давайте вернемся, а к Ларисе мы потом сами смотаемся.

– Да нет, я терпеть не могу бросать начатое. Давай уж хоть что-то доведем до конца.

Лариса Петровна Курочкина жила в старой пятиэтажке, в подъезде со сломанным замком, без лифта, где нестерпимо воняло кошками. Но на звонок им никто не открыл. Маня заглянула внизу в почтовый ящик. Он явно был пуст.

– Значит, она в Москве, – констатировала девочка.

– Необязательно, – пожала плечами Елизавета Платоновна. – Может, почту соседи вынимают. Я, например, когда уезжаю, всегда прошу соседку почту вынимать. Ну что ж, не повезло нам.

– Эй, дамочка, вы что тут потеряли? – раздался чей-то голос. Он явно принадлежал человеку нетрезвому. И в самом деле, по лестнице, крепко держась за перила, спускался изрядно пьяный мужичок.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Маня. – Мы ищем Ларису Петровну Курочкину.

– Ларку-то? А чего ее искать, она тут за углом в магазинчике прессой торгует. Туда и ступайте!

– Спасибо, большое спасибо!

– Да не за что! Только зачем вам эта стервоза сдалась? Исключительной подлости баба. И мерзости исключительной! Иск-лю-чи-тель-ной! – Он поднял вверх указательный палец. – Я бы даже сказал – вселенской мерзости баба! Вы не смотрите, что она вас будет сиропом поливать, не верьте, ждите, будьте начеку, а то в сироп ей ничего не стоит серной кислоты подмешать, фигурально выражаясь!

Мужчина слегка пошатнулся на последней ступеньке и чуть не упал.

– Простите, а как нам узнать ее, наверное, в этом магазине она не одна работает, а расспрашивать не хотелось бы, у нас дело конфиденциальное, – улыбнулась пьяному Елизавета Платоновна.

– А, так вы с ней незнакомы? Ваше счастье. И не стоит знакомиться. Как минимум изжогу заработаете, а как максимум кучу неприятностей. Вы не смотрите, что я с утра в некотором подпитии, у меня вчера день рождения был, так что причина уважительная.

– Поздравляю вас, – вмешалась Маня. – Но все-таки как нам Ларису Петровну узнать?

– А у ней на роже все написано – я стерва, обиженная жизнью, и за это всех вас презираю и ненавижу! А если конкретнее – крашеная блонда лет под сорок, на шее бусы янтарные…

Тут из квартиры на первом этаже выглянул пожилой мужчина.

– Геннадьич, ты чего тут базаришь? Заходи, у меня чекушка в заначке есть. Надо ж после вчерашнего здоровье поправить!

– О! Иван Степаныч, я всегда знал, что вы великий человек! Прошу прощения, дамы, труба зовет!

И они скрылись за обитой зеленым дерматином дверью.

– Ну что ж, кое-что мы уже узнали, – улыбнулась Елизавета Платоновна. – Идем! Поглядим, что за мегера эта Лариса.

– А может, она не мегера вовсе, а просто не дает ему денег на выпивку, вот и все, – предположила Маня.

– Боже, откуда такое знание жизни! – засмеялась Елизавета Платоновна.

Они решили дойти до места пешком. Магазинчик был маленьким, торгующим газетами, журналами и дешевыми книжками в пестрых обложках. Народу там оказалось немного, за кассой сидела женщина, ничем не напоминающая ту, которую описал подвыпивший сосед. Лет шестидесяти, очень полная, с крашенными хной волосами.

– Это не Лариса, – прошептала Маня.

– Вижу, – шепнула в ответ Елизавета Платоновна. И подошла к кассе. – Извините, я тут осталась должна пятьдесят копеек, но другой кассирше, она когда дежурит?

– Лариска-то? Сегодня. Только к ней кто-то пришел, скоро будет. А полтинник вы оставьте, я ей передам.

– Ой, Марьяна Ивановна, – вмешался молоденький охранник. – Вы ж ее знаете, она ж за полтинник невиноватому человеку скандал устроить может. Пусть дама уж ей в руки отдаст, а то еще перепутает. Дама, вы отсюда выйдете, и направо во дворе лавочка. Там она и сидит, вы уж ей в руки лучше отдайте.

– Спасибо, спасибо большое! – обрадовалась Елизавета Платоновна. – А то я сегодня уезжаю, боюсь забыть.

Они вышли на улицу, свернули за угол и…

– Стойте! – тихо воскликнула Маня и даже схватила Елизавету Платоновну за рукав.

– Что случилось?

– Она… она сидит с той, которая не Керженцева…

Маня сразу узнала женщину с фотографии, сделанной Гошкой в самом начале расследования.

– Постойте тут, я сейчас…

Маня обежала двор так, чтобы подобраться поближе к лавочке. И прислушалась. Но разговор двух женщин оказался совершенно неинтересным. Они довольно увлеченно обсуждали недавний праздник – чей-то день рождения, по-видимому. Потом лже-Ираида сказала:

– Ладно, Ларка, поеду я, пожалуй, устала что-то.

– Да и мне пора, работа как-никак…

– Ничего, скоро заживем как люди!

– Скорее бы!

– Ну так первый взнос уже есть. Все, подружка, я поехала!

«Какое счастье, что мы на машине!» – подумала Маня и помчалась назад, к Елизавете Платоновне, которая в некоторой растерянности озиралась по сторонам, вероятно, потеряв ее из вида.

– Скорее в машину, – бросила на бегу девочка.

– Куда ты, Маша?

Елизавете Платоновне ничего не оставалось делать, кроме как бежать вслед за Маней.

– В чем дело? Что случилось? Куда мы едем? – забросала она ее вопросами.

– Вон за той машиной, Лариса теперь никуда не денется. Главное – выследить эту…

– Маня, ты что-то выяснила?

– Кажется, да. Но одно ясно – мы на верном пути!