— «Чин-чин».

Они репетировали уже в течение пяти часов.

— Так не пойдет. Нет огонька. Начните сначала, пожалуйста.

— «Что сказал Аладдин...»

— Скольких уже выгнали? — шепотом спросила Энн соседку. — «Чин-чин».

— Да уже с полдесятка.

— Слава богу, что я пришла в последнюю минуту. И это на полмесяца? Нет уж, спасибо.

— Неужели вы не в состоянии вложить в исполнение хоть немного души? — умолял режиссер. — Где ваше самолюбие? Это ведь не рождественское представление для детей.

— «Что сказал Аладдин...»

— У вас такой измученный вид, — сказала Энн.

— Здесь все происходит очень быстро.

— Еще раз, девушки, и переходим к сцене с мисс Мейдью.

— «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»

— Вы все поймете, когда пробудете здесь с недельку.

Мисс Мейдью, повернувшись боком и положив ноги на соседнее кресло, сидела в переднем ряду. На ней был костюм из твида. Вид у нее был недовольный. Ее настоящая фамилия была Бинс, и лорд Фордхейвен приходился ей родным отцом.

— Я же говорила, что не стану выступать. — Эти слова она произнесла голосом светской дамы.

— Что это там за мужчина в заднем ряду партера? — прошептала Энн.

На таком расстоянии она не различала черты его лица.

— Не знаю. Впервые вижу. Вероятно, один из тех, кто вложил деньги в предприятие, а теперь хочет наглядеться. — Она принялась передразнивать воображаемого компаньона: — «Не представите ли вы меня девушкам, мистер Кольер? Я хотел бы поблагодарить их за то, что они так стараются ради успеха нашего представления. Не хотите ли пообедать со мной, мисс?»

— Перестань болтать, Руби, и давай поживей, — заметил мистер Кольер.

— «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»

— Ладно, на сегодня хватит.

— Простите, мистер Кольер, — сказала Руби, — можно задать вам один вопрос?

— Мисс Мейдью, мистер Блик, ваш выход. Да, так что вы там хотели узнать?

— Что же все-таки сказал Аладдин?

— Мне нужна дисциплина, — ответил мистер Кольер, — и я ее добьюсь.

Этот человечек с пронзительным взглядом, соломенными волосами и скошенным подбородком то и дело бросал взгляд через плечо, словно боялся, что кто-то набросится на него сзади. Режиссер он был не бог весть какой. Скорее всего, он получил эту должность по большому блату. Кто-то кому-то остался должен, кто-то где-то имел племянника. Впрочем, этим племянником был вовсе не мистер Кольер: пришлось бы слишком долго разбираться в цепочке причин и следствий, прежде чем мы добрались бы до него. Эта цепочка, наверно, включала в себя и мисс Мейдью и тянулась так далеко, что за ней было совершенно невозможно уследить. При этом создавалось ложное впечатление, будто мистер Кольер занимает это место совершенно заслуженно. Мисс Мейдью не приписывала его успех своим усилиям. Сама она время от времени выступала в дешевых женских газетках со статейками на тему: «Упорный труд — единственный залог сценического успеха».

Она закурила новую сигарету и спросила:

— Это вы мне?

А Альфреду Блику, который явился на репетицию во фраке с красным вязаным шарфом на плечах, она сказала:

— По-моему, вы нацепили эту штуку специально для того, чтобы вас не пригласили на званый ужин в королевском парке.

— Девочки, не расходиться, — бросил мистер Кольер и раздраженно взглянул через плечо на толстого джентльмена, вышедшего на свет из темных задних рядов партера, этот джентльмен тоже был одним из бесчисленных винтиков машины, которая загнала мистера Кольера в Ноттвич, на это открытое место перед сценой, где он вечно дрожал за свой авторитет.

— Не представите ли вы меня девушкам, мистер Кольер? — спросил толстяк. — Если вы уже закругляетесь — я бы не хотел прерывать репетицию.

— Что за вопрос, — откликнулся мистер Кольер. — Девушки, это мистер Дейвнант, один из наших главных покровителей.

— Не Дейвнант, а Дейвис, — поправил толстяк. — Я выкупил долю Дейвнанта. — Он взмахнул рукой, и Энн заметила, как на мизинце у него сверкнул изумрудный перстень. — Когда окончится представление, я хотел бы всех вас пригласить на обед. Дабы, так сказать, по достоинству оценить тот труд, который вы вложили в успех нашего общего дела. Итак, с кого начнем? — спросил он с явно напускной веселостью.

Он походил на человека, которому явно не о чем говорить, но каким-то образом нужно заполнить паузу.

— Мисс Мейдью, — нерешительно сказал он, обратившись к исполнительнице главной роли, точно желая продемонстрировать всем чистоту своих намерений.

— Простите, — отвечала мисс Мейдью, — я обедаю с Бликом.

Энн подошла к ним. Она не собиралась задевать Дейвиса, и все же его присутствие здесь поразило ее. Она верила в Судьбу и в Бога, в Добро и Зло, в Христа в яслях, во всю эту рождественскую чепуху. Она верила в неведомые силы, которые сталкивают людей самым неожиданным образом и заставляют их делать то, чего у них и в мыслях не было, но она — так уж она решила — не станет ни на чью сторону. Она не будет ни за Бога, ни за Дьявола; ей удалось уйти от Рейвена, и его дела ее уже не касаются. Она не выдаст его. Она не стала на сторону тех, кто поддерживает порядок, но и ему она помогать не станет. Твердо решив сохранять нейтралитет, она вышла из театральной уборной, после чего покинула здание и вышла на Хай-стрит.

Но то, что Энн увидела, заставило ее остановиться. Улица была полна народу. Люди теснились на ее южной стороне вдоль театрального фасада до самого рынка. Всеобщее внимание было приковано к электрическому табло над большим мануфактурным магазином Уоллеса. Люди читали выпуск последних известий. Она не видела ничего подобного со времени последних выборов, только сейчас не слышалось веселых выкриков. Люди читали о передислокации войск, о мерах предосторожности в случае газовой атаки. Энн была слишком молода, чтобы помнить, как началась последняя война, но она читала о толпах у королевского дворца, о взрыве патриотизма, об очередях добровольцев на призывных пунктах. Вот так, вероятно, и начинаются все войны. Она боялась войны только из-за себя и из-за Мейтера. Война представлялась ей их — ее и Мейтера — личной трагедией, которая разыграется на фоне общего ликования и трепещущих флагов. Но то, что она увидела, оказалось совсем не похожим на ее былые представления: эта молчаливая толпа отнюдь не ликовала, она была охвачена страхом. Бледные лица были повернуты к небу с какой-то мольбой: они не призывали Бога, они просто хотели, чтобы на табло появились какие-то совсем другие слова. Они возвращались с работы, а табло, молчаливо кричащее о международном кризисе, в котором они ничего не понимали, задержало их по дороге.

Энн подумала: «Не может быть, чтобы этот толстый болван... чтобы парень с заячьей губой знал...» «Что ж, — сказала она себе, — я верю в судьбу и, наверное, не смогу так вот просто уйти и бросить этих людей. От этого зависит вся моя жизнь. Как жаль, что Джимми нет рядом». Но Джимми, вспомнила она с горечью, на другой стороне, он среди тех, кто ищет Рейвена. А сперва надо дать Рейвену закончить погоню. И она вернулась в театр.

Мистер Дейвнант, он же Дейвис, он же Чамли — или как его там еще — что-то рассказывал. Мисс Мейдью и Альфред Блик ушли. Большинство девушек отправились переодеваться. Мистер Кольер слушал и растерянно озирался по сторонам, он пытался вспомнить, кто же такой этот Дейвис; мистер Дейвнант ходил в шелковых носках, и он знал Коллитропа — племянника того человека, которому задолжал Драйд. С мистером Дейвнантом мистер Кольер чувствовал себя в полной безопасности, Дейвиса же он совсем не знал. Это представление не будет тянуться вечно, и связываться с ненужными людьми было не менее опасно, чем терять связи с нужными. Возможно, Дейвис как раз тот человек, с которым поссорился Коэн, а может, дядя этого человека. Эхо нашумевшей ссоры еще отдавалось за кулисами солидных провинциальных театров. Скоро оно достигнет маленьких, третьеразрядных театриков. Будет буча. Кто-то нагреет на этом руки; кто-то покатится вниз, ну кроме, разумеется, тех, кому уже катиться некуда. Мистер Кольер был растерян, старался не говорить ни «да», ни «нет». Он истерически хихикал и смешно пыжился.