— Ну, если мама разрешит... Пойдем скорей, соберем твои вещи.

Энис вприпрыжку побежала к дверям, за которыми уже исчезли ее братья и сестра. Женщина повернулась к Шибу.

— Леонар Морено, — поспешно произнесла Бланш, — именно он занимался...

Еще одна неоконченная фраза. Похоже, эти люди привыкли изъясняться многоточиями.

— Ах, это вы? Сожалею, что приходится знакомиться с вами при таких обстоятельствах, месье Морено, но Жан-Юг заверил меня, что вы всецело...

Шиб слегка поклонился. Бланш поднялась.

— Простите, мама, я пойду посмотрю, готовы ли дети.

Бабуля, не говоря ни слова, проследила за ней взглядом, потом перевела взгляд светло-голубых глаз на Шиба.

— Может быть, я немного старомодна, в чем меня часто упрекает мой сын, — вздохнула она, — но, по правде говоря, я не понимаю... Я нахожу это довольно... как сказать... вы понимаете?..

—Люди очень по-разному относятся... — сказал Шиб, невольно подхватывая манеру собеседницы говорить незаконченными фразами.

— Да, конечно... И потом, они были так к ней привязаны, так ею восхищались... Бедняжка Бланш... Пережить две потери...

Шиб вздохнул в унисон, скрестив руки на груди и опустив глаза. Ну просто вылитый клерк из похоронного бюро.

Бабуля провела наманикюреннои рукой по глазам и снова вздохнула. В этот момент появилась Аннабель.

— Аннабель, детка! Иди сюда, я тебя поцелую. Ты готова?

— Луи-Мари ищет свою голубую куртку, — объяснила Аннабель. — Он страшно злится, что не может ее найти.

— Так пусть возьмет другую.

— Нет, он хочет только эту. Он говорит, она приносит счастье.

— Это предрассудок, детка. Вещи не могут приносить счастье или несчастье. Пойдем. Рада была познакомиться с вами, месье Морено, — добавила она. — Не сочтите за оскорбление, но я предпочла бы никогда больше с вами не встречаться.

— Я вас прекрасно понимаю, мадам. Оставшись один, Шиб прошелся по зимнему саду, рассеянно читая таблички, укрепленные возле каждого растения, и глядя сквозь стекло на старинный фонарь, окруженный желтоватым ореолом. Темно-синий «мерседес» стоял в аллее, и дети по очереди забирались в него, пока Бабуля разговаривала с Бланш. Та обхватила себя руками за плечи, словно ей было холодно.

— Вы увидите вашего приятеля сегодня вечером? — вдруг услышал он. Айша.

— Нет, не думаю. А что?

— Ничего. Вы давно с ним знакомы?

— Мы вместе ходили в школу.

— Вот это да!

— Скажите, как в действительности зовут Бабулю?

— Луиза. Поэтому одно из имен, которое дали малышке.,.

— А Элизабет? — перебил Шиб.

— Это имя матери мадам. Элизабет-Луиза родилась после смерти малыша Леона, поэтому, я думаю, ей дали двойное имя— на счастье... что-то в этом роде. Правда, это все равно не помогло... Мне кажется, ваше общество хорошо действует на мадам. Она выглядит не такой... потерянной, когда разговаривает с вами.

— Представляю, какая она все остальное время, — пробормотал Шиб. — Как по-вашему, Бабуля— приятная женщина?

— А вам как показалось?

Шиб улыбнулся, ничего не ответив.

— Скорее бы наступило завтра, — сказала Ай-ша, — У меня будет выходной, так что смогу выбраться подышать свежим воздухом.

— А вчера вечером у вас тоже был выходной?

— Нет, просто побывала в ресторане, а это совсем другое. Бы, наверное, решили, что я сплю с доктором?

— Ну...

— Нет, я с ним не сплю, хотя ему бы этого очень хотелось. Он пригласил меня на выставку, посвященную Кабилии. Поэтому хозяева позволили мне с ним поехать. Культурное алиби.

— Вы кабилийка?[14]

— Кажется. Если честно, мне все равно, это мать меня постоянно допекает разговорами на эту тему. А вы?

— Мой отец был американец. Матрос, получивший увольнительную на один вечер. Я его никогда не видел.

— А мой умер от инфаркта пять лет назад. Когда работал отбойным молотком. Насчет вас я бы скорее подумала, что вы негр или что-то в этом роде.

Может быть, я и правда кто-то в этом роде.

АГрег?

Чистой воды провансалец. Родился с кружкой айоли[15] в одной руке и шаром для петанка[16]— в другой.

Айша рассмеялась, отчего тяжелый узел волос на ее голове заколыхался.

— Тс-с, она возвращается. — Айша направилась к столику на колесах, по дороге подобрав брошенную игрушку.

— Им будет лучше побыть у Бабули, это их немного отвлечет, — объяснила Бланш, садясь в кресло.

— Мне придется вас покинуть, — произнес Шиб. — Уже поздно.

— Разве вы не останетесь поужинать с нами? Жан-Юг вот-вот вернется.

— Мне бы не хотелось вас беспокоить... Бланш в упор взглянула на него— впервые с того момента, как он приехал.

—Вы меня не беспокоите. Наоборот, мне нужно с кем-то поговорить. Потому что иначе я сделаю какую-нибудь глупость. Не важно что. Я знаю, что вам хочется уехать. Женщины, которые все время плачут, вызывают ужас у мужчин, но я вас уверяю, что сегодня— исключительный случай. Обычно я держусь гораздо лучше. Совсем как цирковая лошадка.

— Послушайте... я...

— Нет, это вы послушайте. На этот раз у меня есть заложник... О, боже, что я говорю?.. Извините, я совсем потеряла голову из-за этих таблеток...

— Может быть, вам лучше пойти отдохнуть?

— Я только и делаю, что отдыхаю. Это сводит меня с ума. Покой... вечный покой.

Ее голос сорвался. Шиб протянул руку, положил ее на ледяное запястье Бланш и тут же, покраснев, отдернул. Интересно, есть ли тут бар? Тройная порция коньяка пришлась бы очень кстати. Да и Бланш не помешало бы взбодриться.

— В котором часу подавать ужин, мадам? Черт возьми, со всеми этими людьми, которые то приходят, то уходят, чувствуешь себя как на сцене в театре!

— В восемь часов, пожалуйста. Выпьете аперитив? — спросила она у Шиба.

— С удовольствием.

Поскрипывание колесиков. Еще один катящийся столик, на сей раз — из красного дерева, груженный большими и маленькими бутылками.

— Я бы выпил коньяку, — сказал Шиб, и Айша плеснула в рюмку щедрую дозу «Деламена».

— А мне «Сюз», — попросила Бланш.

— Гм... доктор сказал, что...

— «Сюз», пожалуйста,

Разумеется, ей нельзя пить спиртное. А что, если она грохнется в обморок прямо на этот дурацкий мозаичный пол? Ему придется расстегивать ей лифчик, чтобы она смогла вздохнуть, хлопать по щекам... Шиб сделал большой глоток коньяка. Отлично! Он почувствовал, как обожгло горло, а потом в животе разлилось приятное тепло. Бланш тоже сделала глоток, закашлялась, а потом одним махом осушила бокал. Что ж, начало неплохое.

Айша исчезла. Бланш протянула руку к бутылке «Сюз» и снова наполнила бокал, словно это было для нее обычным делом. Одновременно она сделала неопределенный жест в сторону Шиба, что можно было перевести как «Позаботьтесь о себе сами».

Он кивнул и плеснул себе еще немного «Деламена», чтобы составить ей компанию.

Она одним махом выпила вторую порцию. Взгляд ее затуманился, рука судорожно вцепилась в подлокотник кресла. Стоит ли что-то сказать или сделать? Шиб размышлял об этом, потягивая коньяк.

Стояла тишина. День за окном угасал. Желто-зеленая бабочка билась о стекло. Ее крылья едва слышно шуршали. Потрескивание кубиков льда в серебряном ведерке. Вздох. Шиб слегка встряхнул свою рюмку, вдохнул запах коньяка, отпил еще немного. Снова вздох. Неожиданно Бланш спросила:

— У вас есть дети?

Тон почти напоминал допрос.

— Нет. Я холостяк.

— А вам бы не хотелось их иметь?

— Пожалуй, нет. Не думаю, что из меня вышел бы хороший отец, — неожиданно для себя признался он.

— Почему?

— Я не знал своего отца. И не знаю, что это такое— быть хорошим отцом.

Бланш поставила бокал на столик.

— Я тоже не знаю, что такое быть хорошей матерью, — откликнулась она, прикрыв глаза. — Действительно не знаю. Ведь хорошая мать не позволяет своим детям умирать, не так ли?