Рафи опустил голову еще ниже. «Выдающийся матадор»… Никчемный слепец, неспособный даже позаботиться о себе, не говоря уже о… Он дернул щекой.

— Я сказала что-то не то? — тут же спросила девушка. Рафи забыл, что другие-то видят его.

— Да нет, все в порядке.

— Мне тогда было двенадцать лет, и я впервые увидела бой быков. Наверное, поэтому так все запомнилось. Было так страшно… Особенно, когда бык поднял на рога первого матадора.

— Да, Раулю не повезло, — сказал Рафи, а про себя подумал, что уж ему-то повезло еще меньше. Лучше умереть молодым на арене, чем дожить до глубокой старости бесполезным слепцом.

— Того матадора звали Рауль? — Да.

— А я не знала… Или забыла.

— Удивительно, что ты вообще помнишь тот бой. Пять лет — это очень долго. Да и разве девушки увлекаются корридой?

— С того дня я мечтаю выйти замуж за матадора, вот и все мое увлечение корридой, — снова рассмеялась девушка,

— Что ж, — глухо ответил Рафи, — могу только пожелать тебе удачи.

Ему вдруг стало неудобно сидеть на жестком камне. С реки подул холодный ветер. Юноша поежился. Пора было идти домой. Но он не хотел, чтобы девушка видела, как он будет нащупывать дорогу палочкой. Поэтому остался сидеть, как сидел.

— Глупости я говорю, да? — спросила девушка.

— Ну почему? У каждого своя мечта

— А у тебя какая?

— Нет у меня мечты, — сухо ответил Рафи.

— Ну и зря. У каждого человека должна быть мечта. Как же без нее-то?

Рафи промолчал. Что он мог ответить?

— Ты не согласен?

— Я не хочу говорить об этом.

— Почему?

— Так…

— Только потому, что ты не можешь видеть? — спросила девушка.

— Я же сказал, что не хочу говорить! — резко сказал, почти крикнул Рафи.

Он был зол. Зол на эту девушку, которая лезет к нему со своими дурацкими вопросами, зол на себя, что пришел сюда, а не остался сидеть там, где ему самое место, зол на свою слепоту, зол на дядю, поломавшего ему жизнь. Он был зол. Но ничего не мог сделать. Встать и, спотыкаясь, высоко задрав голову, поплестись, постукивая палочкой, на глазах у этой девушки он не мог. Он представил, как она с сочувствием смотрит на него, пока он, неуверенно нащупывая дорогу, поднимается вверх по склону, и понял, что не тронется с места, пока она не уйдет. Ни за что. Даже если от этого будет зависеть его жизнь.

— Ты рассердился? — поинтересовалась девушка.

— Нет.

— Ты обманываешь. Я не хочу, чтобы ты сердился на меня. Я знаю, что часто болтаю всякие глупости и иногда обижаю людей. Но это не со зла. Просто я говорю только то, что думаю. И не могу сдержаться. Знаешь, сколько мне за это доставалось?

Девушка говорила так просто и искренне, что Рафи, сам того не желая, улыбнулся.

— Я не сержусь на тебя. Вернее, не столько на тебя, сколько… Неважно. Но на тебя я больше не сержусь, — сказал он.

— Это хорошо. Но тебе вообще не стоит злиться на кого бы то ни было. Мой отец говорит, что злость — это оборотная сторона жалости к себе. А себя жалеют только совсем уж ничтожные люди.

— Какой у тебя умный отец, — в голосе Рафи прозвучало чуть больше сарказма, чем он хотел. Чтобы исправить ошибку, он тут же спросил:

— А кто он?

— Отец?

— Да, Чем он занимается?

Девушка снова коротко рассмеялась чистым звонким смехом.

— Ох, мужчины! — воскликнула она. — Главное не человек, а его дело. Если я скажу, что мой отец — простой пастух, ты даже не прислушаешься к его словам, А если скажу, что он бывший матадор, ты будешь заучивать их наизусть. Разве не так?

— Да, — немного подумав, сказал Рафи и улыбнулся. — Пожалуй, ты права.. Ладно, не говори, чем занимается твой отец. Повтори, что он сказал про злость?

— Злость — это оборотная сторона жалости к себе. А себя жалеют только люди малодушные, — повторила девушка. — Поэтому, как только начинаешь злиться на кого-то, задай себе вопрос, почему ты себя жалеешь.

— Так говорит твой отец?

— Нет, это я уже сама придумала… Что, для тебя было бы надежнее, если бы это были слова отца?

Рафи догадался, что она усмехнулась.

— Да нет, — чуть смутившись, сам не зная почему, ответил Рафи. — Просто я подумал, что…

— Что я до такого додуматься не могу?

— Да нет же!

— По-моему, ты опять злишься, — весело сказала девушка.

— Нет. Я давно ни с кем так долго не разговаривал… Видно, уже разучился… Не успеваю за тобой.

— Ничего страшного. Если ты не против, я приду сюда завтра. И мы еще поговорим. Обещаю, скоро ты будешь разговаривать лучше, чем раньше… И за всем успевать. Ну, ты не против?

— Чтобы встретиться с тобой завтра? — переспросил Рафи.

— Ну да. Хотя можешь не отвечать. Я так и так приду сюда Это ведь мое место. Я его нашла первая… Так что это я тебя приглашаю к себе в гости. Придешь?

— Я постараюсь… То есть приду. Конечно, приду…

— Расскажешь мне о корриде?

— Что я могу рассказать? Я ведь не матадор.

— Но ты убил быка.

— Это было всего один раз.

— Большинство мужчин не могут похвастаться и этим, — возразила девушка.

— Хорошо, — сдался Рафи. — Расскажу.

— Значит, договорились? Тогда до завтра? Встретимся здесь в это же время?

— Да, — сказал Рафи. — Послушай, ответь на один вопрос… Ты с самого начала знала, что я… Что я слепой?

— Это так важно? Ну хорошо… О твоей беде мне рассказал отец. И я видела, как ты шел к реке… Поняла, что ты — это ты… Вот и все. Только знаешь, я не умею никого жалеть. Поэтому извини, но мне бы не хотелось, чтобы ты напоминал о своей слепоте.

Рафи кивнул.

— До завтра? — спросила девушка, поднимаясь с нагретого камня.

— До завтра, — ответил Рафи.

Девушка ушла, а Рафи еще долго сидел на берегу реки. Домой идти не хотелось. Этот короткий сумбурный разговор выбил его из колеи. Он не знал, радоваться или огорчаться этому нечаянному знакомству.

С одной стороны, он настолько привык быть один в своем маленьком темном мирке, что было страшно даже подумать о том, как кто-то может заглянуть туда. Одиночество затягивает посильнее любого болота. Оно становится лучшим другом и советчиком… А стоит изменить ему и подпустить кого-то к себе близко, как произошло когда-то с Мигелем, оно рано или поздно отомстит с лихвой.