— У вас уютно. Много мебели и всякой мелочевки, но уютно. Вы давно в разводе?

Яна напряглась, пальцы сжали ручку чашки.

— Вы не на работе. Остановите свою психологическую хрень.

— Вы же не можете отключить зрение или слух, так и я не могу перестать быть собой. — Мужчина пожал плечам. — Вчерашняя прогулка не прошла для вас бесследно. Температуру мерили?

— Да, мамочка, — насмешливо ответила Яна. Она снова попыталась пригладить волосы и покусала губы, чтобы они стали ярче. Воспаленные глаза и красный нос не добавляли красоты.

Демьян делал вид, что не замечает попыток прихорашивания и тактично отворачивался, якобы разглядывая итак изученную обстановку.

— А вы знали, что лимоны могут сорвать выступление духового оркестра?

— Конечно, знала.

— Серьезно? — искренне удивился Демьян.

— Впервые слышу.

— Был такой случай. Дети ели лимоны на первом ряду партера, а музыканты не смогли играть из-за того, что захлебывались слюной.

— Это один из бредовых фактов вашего захламленного мозга?

— Вам ли не знать, что такое хобби? Я коллекционирую интересные факты. Невредное увлечение и память тренирует.

Дождавшись, когда хозяйка допьет чай, он встал и сделал приглашающий жест рукой.

— Вам нужно прилечь.

Яна нехотя встала и послушно побрела в зал. Демьян догнал её спустя несколько минут с очередной порцией горячего чая. Поставив кружку на журнальный столик, мужчина взял плед с ручки дивана и накрыл Яну. Аккуратно подоткнул края покрывала под ноги, словно укутал ребёнка и вручил кружку с чаем. Проявив столько внимания, умудрился ни разу не прикоснуться к женщине без посредника в виде материала.

Сев в кресло напротив хозяйки, Демьян привычно «просканировал» комнату. Просторное помещение пестрело от обилия настенных украшений. Несколько картин, вышитых бисером, две акварельные, один натюрморт из соломки и дощечка с выжженным замком довершали коктейль из творческого хаоса. Полки прогибались под тяжестью книг, в основном коллекций. Легкомысленные мягко-обложечные романы соседствовали с токовым словарем и собранием произведений Достоевского. Не меньше десяти кулинарных книг о кухнях разных стран.

На подоконнике выстроилась батарея керамических осликов и кособоких разноцветных вазочек. Казалось, что у этого обиталища не меньше пяти хозяев, захламляющих его результатами своих увлечений. Там, где у большинства людей стоит телевизор, прямо напротив дивана расположилась добротная беговая дорожка. А плоский небольшой экран терялся на стене, притворяясь одной из картин.

Наконец, он остановил взгляд на Яне.

— Как это происходит?

— Вы о моих снах? — Она сделала последний глоток и отставила чашку в сторону.

Демьян кивнул, продолжая мельком рассматривать обстановку.

— Вы же знали, что я спрошу об этом.

Яна натянула плед выше, взгляд скользнул вверх, ныряя в воспоминания.

— Я вроде объясняла уже. Во сне ко мне приходят призраки и предупреждают, если кому-то из близких грозит смерть или опасность. Бывает из-за мелочей, если для самих привидений это важно.

Демьян внимательно слушал, не отрывая заинтересованного взгляда от собеседницы.

— Давно это с вами?

— Говорите, словно о болезни, — недовольно пробормотала Яна. — Мой папа считает, что это божий дар, мама до сих пор не определилась.

— А вы как считаете? — Прозрачно-голубые глаза пытливо всматривались в лицо женщины, улавливая нюансы настроения.

— Я думаю… — начала уверенно Яна и резко оборвала саму себя.

— Почему вы остановились? — удивился мужчина.

— Не хочу вам говорить. Вы изучаете меня, словно я микроб. С этими вашими психологическими штучками: косо смотрит — врет, скрещённые руки — защищается.

Демьян слегка наклонился вперёд.

— Вы не врете. Я вижу сигналы несколько другого порядка. Их интерпретация мне льстит. — Он неожиданно улыбнулся, и его лицо тут же изменилось, став приятным и даже симпатичным. — Для вас это как работа?

Яна кивнула.

— Вроде того. Призраки приходили ко мне с тех пор, как я вообще стала помнить свои сны. Не каждую ночь. В этом странном даре нет системы. — Она замолчала и спустя минуту неохотно добавила: — Не всегда удается помочь.

Демьян задумчиво почесал подбородок.

— Мой брат говорил что-нибудь, кроме того, что мне грозит опасность?

Яна даже не успела слова сказать, как мужчина сам ответил.

— Видимо, этот вопрос уже не раз задавали, и ответ отрицательный.

— Призраки приходят на короткое время, словно врываются из загробного мира, и очень торопятся сказать главное. Подробностями не особенно делятся, словно оправдываясь, объяснила женщина.

— Я так понимаю, это не семейное?

Яна устало откинулась на подушки и прикрыла глаза.

— Нет. Я не потомственная всевидящая Матрона, внимающая духам в десятом поколении. Не знаю, откуда этот дар и за что он мне. В моем роду точно такое больше не встречалось. Бабушка, правда, говорила, что в юности знала девушку с такими же странностями, как и у меня.

Демьян наградил собеседницу ещё одним пристальным взглядом и нехотя поднялся.

— Мне пора. Выздоравливайте. — Заметив попытку хозяйки приподняться, он приказал: — Не провожайте меня.

Яна скинула плед и сделала шаг вперёд.

— Нет уж. Хочу убедиться, что вы ушли.

У дверей, женщина дождалась, когда гость наденет пальто и открыла дверь.

— Вы, вообще, зачем приходили?

Демьян расправил узел шарфа и переступил порог.

— Софья Даниловна передавала вам привет и стопку лекций, что нужно набрать к следующему понедельнику. Я оставил их на кухне в пакете с лимонами.

Не дав женщине возможность выплеснуть на него возмущение, он сам захлопнул дверь и помахал рукой, стоя на лестничной площадке.

Яна сама не догадывалась, как сильно изменилась за последние два года. То, что раньше казалось важным, потеряло смысл, прежние привычки канули в прошлое, оставив после себя пустоту и свободное время.

Когда Яна забеременела, первая мысль, посетившая её голову, звучала так: «Что скажет муж?» Собственная радость приутихла от ожидания недовольства со стороны супруга. Павел не удивил, когда предложил повременить с ребенком и подумать об аборте. Яна твердо решила родить, но целый месяц увиливала от прямого разговора, обещая «разобраться с этим». Ещё месяц понадобился ей, чтобы уверенно заявить: у них будет малыш. Павел довольно быстро смирился, а когда узнал пол ребёнка, неподдельно обрадовался.

Яна всегда придавала большое значение мнению окружающих. Она и раньше старалась выглядеть «как все», не раздражать своим видом и поведением людей. Во время беременности эта черта характера обострилась и превратилась в мнительность. Сначала её волновало, что на ранних сроках она мало напоминала даму в интересном положении, скорее располневшую, запустившую себя женщину. Когда же выпуклый живот спутать с жирком стало проблематично, Яна наконец-то осознала, что прежняя спортивная фигура исчезла года на два. Неспособность самостоятельно надеть обувь и выбраться из душевой кабинки пугали ее, но ещё больше ужасала мысль, что всё это видит муж. Она боялась, что перестала для него быть стройной и сексуальной, став неповоротливым, вечно уставшим бегемотом.

С восьмого по девятый месяц Яна полностью уверилась, что беременность не красит женщину и тот, кто сказал: «беременная женщина не может быть некрасивой», нагло соврал. По доброте или по глупости. Может, просто никогда не видел даму на сносях. Полнота, растяжки и пигментные пятна испортили внешность не меньше, чем отечность. Нос превратился в картошку, губы — в валики, пальцы — в сосиски. Радовало только то, что Яна так и не столкнулась с токсикозом, даже первый триместр не приходилось сгибаться над унитазом.

Обручальное кольцо перестало натягиваться на палец в начале седьмого месяца. Яна молча страдала от сочувственных, а порой и осуждающих взглядов прохожих и случайных собеседников. Ей казалось, что все только и думают о том, что она мать-одиночка и провожают пристальными взглядами.