Кеша выплыл из задумчивости и нахмурил брови.

— Меня больше другое волнует: кто эти люди?

Яна буквально подпрыгнула на диване.

— Они отдаленно похожи на стариков, что привели меня в Славянск. Двое из них. Может они и есть сестра и брат Анастасии Павловны.

— На фото есть даты. Это послевоенные годы, — сразу же согласился Демьян.

Яна замялась, выуживая из памяти подробности несчастливой жизни хозяйки.

— Она говорила о братьях и сестрах. Но их же похитили, откуда же тогда их фотографии? Этого никак не может быть. Мне не дает покоя мысль, что они умерли в юности, а ко мне приходили стариками.

Демьян мрачно ухмыльнулся.

— Не думаю, что я скажу что-то оригинальное: люди лгут.

Кеша схватился за голову, безжалостно растрёпывая опрятную прическу.

— Анастасия Павловна не может быть причастна ни к чему тёмному. Она добрый отзывчивый человек и без того порядком побита судьбой.

Демьян перевёл взгляд с Яны на друга, его пальцы сжали подлокотники, но поза осталась расслабленной.

— Она притворялась и делала это умело, опыт длиною в жизнь. — Его глаза снова впились в женщину. — Что бы Яна ни делала, её натура просвечивает через все слои маскировки. Она не застегивает пуговицы, не туго завязывает шнурки, стареется всё структурировать и занять руки. Кухня — это маска для Анастасии Павловны. Жаль, что я мало с ней общался, если бы знал, какие вопросы задавать, давно бы понял, где ложь, а где правда.

Яна почувствовала, что волоски на руках встали дыбом, в животе похолодело.

— Если это родственники хозяйки, значит, никакого похищения и не было.

— Не знаю, сколько тут слоев лжи, но кое-что мы могли бы выяснить. Можно посетить местный архив, в метрических книгах должны быть упоминания о рождении детей. Если их и правда девять, то соседка не лгала, — предложил Демьян.

— И ЗАГС! — воскликнул Иннокентий. — Может, найдем свидетельства о смерти.

Демьян по привычке вскинул запястье, чтобы посмотреть который час. Раздражённо тряхнув кистью, достал телефон.

— Четыре часа. Ещё успеваем в казенные хоромы.

Яна продолжала удерживать взглядом жуткий альбом, словно он бешеная собака и готов наброситься на неё в любой момент.

— Давайте только уедем отсюда. В любую гостиницу. Я потом деньги верну.

— Собирайте вещи, — коротко распорядился Демьян и первым принялся выполнять собственный приказ.

Закончив укладывать сумку, Яна прислушалась к тишине коридора. Что-то было не так, не хватало какого-то привычного звука, и это настораживало. Перекинув лямки через плечо, она вышла в общую комнату. Демьян стоял в проёме двери с обычным полупрозрачным пакетом, в который собрал своё нехитрое имущество, в другой руке он держал сверток с вещами Анастасии Павловны.

— Где кошки? Я думал, в конце концов, они нас съедят, а тут тишина.

Кеша пыхтел, пытаясь засунуть леопардовый плед в сумку. Рядом с диваном стояли уже два доверху заполненных пакета с разными вещами и сувенирами. Мужчина заметил яркий халат в руках друга.

— Этот оттенок бирюзового не подойдет к цвету твоего лица.

— Вещи нужно передать в больницу, — пояснил Демьян и развернулся к Яне. — Пока мы будем дышать пылью документов, отвезешь это Анастасии Павловне. Её фамилия Бизюкова.

Яна кивнула и быстро вышла из комнаты, зацепив плечом заставшего в дверях мужчину

Читай на к н и г о е д. н е т

Первым салон машины покинул Демьян. Кеша притормозил возле здания ЗАГСА и невесело напутствовал друга:

— Как разыщешь доказательство маньячности хозяйки, звони.

Яна устало махнула рукой и проводила удаляющуюся высокую фигуру грустным взглядом.

Оставшись с женщиной наедине, Иннокентий изложил план дальнейших действий:

— Доставлю вас в лазарет, найду нам ночлег. Я хотел спросить… — Мужчина замялся, почувствовав себя смущенным, румянец раскрасил его щеки. — Вам с Демьяном брать один номер на двоих?

Яна покраснела не меньше, чем собеседник.

— Нет. Мы ещё не прошли конфетно-букетный период, — вяло пошутила она. — Возьмите один на всех. Нам только переночевать, выйдет дешевле.

Оставив спутницу у дверей больницы, Иннокентий отправился покорять архив. Яна прижала к груди сверток и смело поднялась по ступенькам. В голове чёрно-белым калейдоскопом перемещались жуткие фотографии, она не знала, как разговаривать с Анастасией Павловной, как смотреть на неё теперь. Лучшим вариантом было бы оставить вещи и бежать куда подальше. После двух подсказок, женщина нашла корпус травматологии, но ноги не хотели идти и передвигались медленно, словно утопали в воде.

Медсестра на посту дежурно улыбнулась.

— Вы к кому?

— К Анастасии Павловне Бизюковой. Тут вещи и документы.

Яна устроила ношу на стойку и собралась уходить, как её становил оклик медсестры.

— Она просила зайти к ней.

— Меня? — удивилась Яна.

— Любого, кто принесёт её вещи. Час назад она пришла в сознание, даже поела. Восьмая палата. — Увидев, что посетительница двинулась в сторону коридора, она громко заверещала:

— Бахилы!

Яна вернулась, купила пару бахил и повторила начало пути.

У двери с металлической цифрой восемь женщина застыла. Она боялась и одновременно не верила, что могла так ошибиться в человеке. Анастасия Павловна казалась странной, несчастной, но никак не маньяком, способным на убийство. Яна повернула голову и увидела любопытный, озадаченный взгляд медсестры. Решив избавиться от наблюдателя, она наконец-то открыла дверь. В комнате вдоль стен расположилось четыре кровати. Две из них были свободны, на дальней в углу спала седая полная женщина, ближе всего к двери находилась койка Анастасии Павловны. Старушка бодрствовала с книгой в руках. Предплечья и кисти плотно обхватывали слои бинтов, не белых, скорее желтых от мази. Обложка упиралась в согнутые колени, обожженные руки лежали вдоль тела, словно инородные элементы. Она подняла глаза над книгой и выпрямила колени.

— Спасибо, что приехали.

Яна приблизилась и положила на край кровати стопку вещёй, увенчанную документами.

— Надеюсь, это то, что вам нужно.

Под кроватью мелькнул трёхцветный кошачий хвост. Женщина удивлённо проследила за кошкой, запрыгнувшей на одеяло. Животное потерлось мордой о щёку старушки и довольно заурчало.

— Этого достаточно. Я уже позвонила Гале, она завтра привезет всё остальное. — Глаза Анастасии Павловны продолжали всматриваться в лицо собеседницы, словно она пыталась прочитать её мысли. — Вы уезжаете?

Яна кивнула и попятилась.

— До свидания.

Уже у двери тихий голос нагнал женщину и вонзился в уши неожиданным признанием.

— Жаль, что я не умерла. Я заслуживаю смерти.

Яна обернулась, пальцы соскользнули с ручки.

— Почему? — Она снова приблизилась к кровати. Одна часть её хотела уйти, захлопнуть дверь и не вспоминать о днях, проведенных в Славянске, но другая — нетерпеливая и любопытная, не давала сдвинуться с места.

— В моем возрасте смерть — это не наказание, а избавление. Если бы не ваш друг, сейчас я бы уже была в объятиях своей семьи. Бог и так достаточно меня покарал.

Яна сдвинула вещи и боязливо присела на край кровати.

— За что покарал?

Кошка злобно зашипела и попыталась поцарапать собеседницу своей хозяйки.

— Я ненавижу родителей, настолько сильно, что я могла бы их убить, если бы они не покончили жизнь самоубийством. Моих братьев и сестер никто не похищал. Они утопили их.

Яна громко охнула и тут же прикрыла ладонью рот, боясь разбудить старушку в углу комнаты.

— Утопили, — эхом повторила она последнее слово. — Зачем? За что?

— Мои родители были глубоко верующими. Господи, что я говорю, они были сумасшедшими фанатиками. Отцу приснился сон, будто ангел выбрал его для особенной миссии, а дети одержимы адскими тварями. Чтобы доказать любовь к Богу, он должен был освободить души детей, спасти их от скверны. — Она замолчала, справляясь со слезами, продолжила надтреснутым хриплым голосом: — Меня в ту ночь не было дома. В клубе устраивали танцы, мне в ту пору было пятнадцать.