В лунном свете всадник напоминал статую, высеченную из серебра. Он спускался с гребня холма, за ним простирались некогда плодородные поля вокруг Уоллингфорда. Даже ночь не могла скрыть их всеобщего разорения. Ничего. Пустота. Виднелся темный остов здания. Это могла быть полуразрушенная глиняная хижина работника. Рядом стояло дерево, искривленное, застывшее, без листьев.

Всадник был неподвижен. Лунный свет отражался на его отполированном шлеме. Слабый луч высветил руку в металлической рукавице, державшую вожжи. Лошадь медленно двинулась в выжженную пустоту. Сзади из тени выехали остальные всадники, их доспехи отливали серебром. Люди молчали. Команды молчать не было, так как в этих пустынных местах опасности для всадников не существовало, но настроение командира передалось и им.

Некоторое время был слышен только монотонный стук копыт по выжженной земле. Затем, угрожающе повиснув над пустотой, выросли черные башни замка Уоллингфорд.

У реки горели костры осаждавших. Для большинства они были яркими предвестниками уюта, говорившими о пище, питье и сне. Для Эндрю Фортескью это были маяки надежды. Для Рэннальфа они были прикосновением к кошмару, огнями ада, ярко светившими в ночи на выжженной и опустошенной земле.

Быстрый топот, и вот скачущий гонец приблизился к ним. Они не могли видеть поднятой руки командира, но войско вдруг остановилось.

— Кто это едет?

— Рэннальф, граф Соука. — Рэннальф выехал вперед один, снимая шлем и откидывая капюшон кольчуги. — Ты узнаешь меня?

— Да, милорд. — Это был один из сквайров Стефана. — Вас искали. Я выехал, чтобы проводить вас в лагерь.

Сквайр повел их через кольцо огней к пустующему месту недалеко от шатра короля. Рэннальф молча спрыгнул на землю. Не было нужды отдавать приказания, его люди были хорошо обученными, опытными солдатами. Ему нужно было подождать, и маленькое поселение из палаток и огней вырастет внутри большого палаточного города. Донесся голос Фортескью, отдающего приказания стражам, которые разместятся рядом с палаткой Рэннальфа. Джон Нортхемптон дал доброго пинка нерадивому слуге, и тот заковылял прочь выполнять приказание.

Наконец доспехи Рэннальфа были сняты. Ночь была теплая, мягкий шерстяной плед защищал его от сырости. Но его телу не стало легче, и даже тяжелые меха не смогли унять внутренний холод. Тихо, тише, чем вздох, Рэннальф застонал. Кто поверит, что любовь женщины может принести такую боль? Ее страх и беспомощность тронули его до глубины души. Но даже сейчас он сомневался. Что заставило Кэтрин заразить его сомнениями, будто она вливала по капле яд со своими поцелуями? Он верил в ее любовь, но уснуть не мог. Спал он только в ту ночь, когда был дома. Ему снились мир и любовь — его любовь. Проснулся же он с тяжелым чувством вины, будто этот сон был предательством.

Вот цена его мучений. Глаза провалились от бессонницы, веки покраснели. Наступил бледный рассвет. Бог милостив даже к грешникам. Скоро начнется подготовка к сражению, и ему придется вынести такое, что он перестанет мечтать о мире. Он заснет, как спят мужчины после кровавой битвы.

— Милорд!

Рэннальф вздрогнул и застонал.

— Милорд, уже утро. Вас желает видеть король.

Сопротивляясь, поднялись тяжелые веки. Щурясь от яркого света, пытаясь двигаться очень медленно из-за мучившей его боли, Рэннальф поднялся.

— Вина, — прохрипел он, и ему подали кубок. Его слуга знал, что лорду нужно сильное средство, чтобы прийти в себя. Соук выглядел ужасно с распухшими, покрасневшими глазами, потемневшими веками, а его рот так ввалился, что губ и вовсе не было видно. Тем не менее, надев доспехи, он приободрился. Его поступь стала твердой и решительной, когда он входил в королевский шатер.

— Поздновато, Соук, — сказал Стефан.

— Я прибыл на два дня раньше обещанного времени. Разве я опоздал?

— Речь идет о сегодняшнем утре. Ты что, пытаешься избежать присутствия на совете?

— Я и не знал, что совет должен состояться. Я приехал поздно ночью, ни с кем не разговаривал. А потом проспал до самого утра. Почему я должен избегать совета? О чем вы будете говорить?

— О взятии Уоллингфорда. Что ты думаешь об этом? Ты проскакал через всю страну. Сможем ли мы взять замок?

Что думал Рэннальф, лучше было держать при себе. Стефан повторил вопрос.

— Если вы желаете это знать, то, взяв Уоллингфорд, вы будете голодать. Здесь нет ничего, кроме замка, оставленного для уничтожения.

— Ты одобрил этот план месяцем раньше. Сейчас ты вернулся, ничего не предприняв, и насмехаешься надо мной.

Глаза Рэннальфа сузились.

— Вы сами отослали меня и назначили день возвращения. Вы спросили мое мнение, и я высказал его. Это не мои земли. Если вы удовлетворены тем, что сделали, я тоже должен быть удовлетворен. То, что сделано, в любом случае нельзя исправить. Давайте решим, как быть дальше. Не будем оглядываться назад. Это совет или поминки?

— Ты, как я сказал, опоздал, — проворчал Стефан. — Что касается тебя, как ты собираешься действовать при взятии Уоллингфорда?

Сверлящая боль в голове и ноющее сердце не способствуют терпеливому ответу.

— Если я должен не только сражаться, но и думать за вас, плохи мои дела.

— Соук! Остановись! — воскликнул Нортхемптон.

Стефан рассмеялся, раздражение, казалось, вернуло ему хорошее настроение.

— Однажды я сказал, что если Рэннальф с почтением отзовется о ком-нибудь, то я приглашу к нему лучших лекарей. Я рад, что ты ,в добром здравии, Соук, но хочу услышать ответ на мой вопрос.

— Есть два пути взять Уоллингфорд — по мосту через Темзу или с запада. Конечно, нужно пересечь реку выше или ниже замка, чтобы атаковать с запада.

— Какой из этих способов применил бы ты? — Я не ребенок, отвечающий на уроке. Я не видел западной стороны замка и не могу сказать, есть ли надежда взобраться на стену.

— Мы все согласны с этим, — сказал Стефан. — Твои доводы совпадают с нашими. Уорвик утверждает, что взять замок с запада невозможно. Он разбил там лагерь.

Рэннальф устало взглянул на Стефана. Тот продолжал:

— Мы предприняли небольшие вылазки, чтобы им было о чем поразмышлять, но бесполезно. Мы возьмем их измором. Пока они держат мост, мы не можем отрезать их от реки, а пока они контролируют реку, припасы можно легко доставить.

— Использовать лодки также безнадежно, — вставил Нортхемптон. — Уровень воды слишком низкий для больших кораблей, но течение достаточно быстрое, и маленькие лодки унесет, а берега хорошо защищены. Мы не сможем посадить много людей в лодки.

— Мы все же попробуем и этот путь, — сказал Стефан. — Мы уже собрали лодки для этой цели вверху и внизу по реке.

Рэннальф пожал плечами. Он любил плавать в тихих прудах Соука, но Темза была быстрой рекой, она разливалась уже с поздними летними дождями. Для человека в доспехах это означало верную смерть, нельзя ни спастись, ни нанести удар. Берега были круты, это ловушка для тяжеловооруженного воина. Возможно, когда-то здесь был брод, но река вырыла себе глубокое ложе, или защитники замка подрыли берега после того, как был построен мост.

— Тебе не нравится этот путь в Уоллингфорд, я понимаю, — продолжал Стефан презрительно. — Хорошо, тебя не заставят им воспользоваться.

Краска бросилась в лицо Рэннальфу.

— Я не говорил, что не пойду этим путем. Но мои люди пришли сражаться, а не тонуть. Ваше дело приказывать, когда идет битва. Если вы желаете, чтобы прекрасные рыцари в доспехах бросились в воду, — приказывайте, и все будет сделано.

Стефан нахмурился и посмотрел на своих верных людей. Затем, как будто устыдившись, опустил глаза.

— Нет, этим путем будут посланы пехотинцы в кожаных жилетах с металлическими пластинками, чтобы выглядеть как люди в доспехах. Если они прорвутся и благополучно достигнут берега, то будут достаточно легки, чтобы сражаться, — его взгляд остановился на Рэннальфе. — Вот как мы распределим силы. Уорвик отвечает за западное направление, де Треси — за южное. Мы оставим небольшие силы, чтобы никто не перелез через стены и не пронес пищу. Певерелю остается северное направление. У него много людей, но они не очень надежны. Они будут сражаться, но на них не стоит слишком полагаться. Нортхемптон будет перед мостом с небольшой группой людей, которых прислали Эссекс и Ферерс. Какую роль выберешь ты в этой пьесе, лорд Соук?