На зеленых шаренских равнинах уже вовсю хозяйничало лето. Пологие склоны холмов шуршали разнотравьем, в оврагах, среди орешника и ольхи, хлопотало мелкое зверье, с шорохом исчезающее при нашем появлении, мелькали птицы, а на ветке одиноко стоящей сосны я разглядел ястреба. Кегары были в восторге и целыми днями пропадали в густой траве, а на привалах с отвращением отказывались от солонины.

Жаку то и дело удавалось подстрелись кролика или перепелку. Любопытные суслики наблюдали за нами и взволновано пересвистывались, готовые мигом удрать в свои норы. Изредка на вершинах холмов встречались рощи, состоящие из тополей и лип, между ними можно было различить яблони и вишни, акации и одичавшую смородину, среди зелени печально торчали осыпающиеся печные трубы.

Рощицы раскинулись над руинами деревень и хуторов. Эти места были покинуты не во времена Темных Веков, а гораздо позже, запустение наступало исподволь, год за годом, пока дыхание Дебрей не выгнало отсюда людей. Брошенные поля и пастбища зарастали бурьяном, медленно принимая свой первоначальный вид.

Покамест, ничего тревожного ни Страж, ни кегары не замечали и на привалах мы даже не выставляли часовых, а стреноженных лошадей просто пускали пастись в поле.

Уцелевшие на месте хуторов колодцы решали проблему с водой, на бывших огородах Тамара отыскивала какие-то травки и корешки, отчего походная пища нам не приедалась. Только один раз Дебри напомнили о себе, когда я, бродя среди мусора и черепков, наступил на побелевший от времени человеческий череп.

Людей мы не встречали, не было, так же, следов охотников или бродяг. Это было странно и немного тревожно. Изабель как зачарованная ходила по развалинам, печально оглядывая следы некогда благополучной жизни — ярко расписанные осколки керамики, сгнившие остатки домашней утвари и даже чудом уцелевшие глиняные игрушки.

Первый же ночлег я использовал для того, чтобы переговорить с Крабатом. Я не был уверен, появится ли он теперь, и потратил не мало усилий, чтобы прогнать в лагерь увязавшихся за мной кегаров. Полог кустарника укрывал меня от лунного света, а изгиб оврага скрывал золотистое мерцание костра. Звать никого не пришлось, призрак появился сразу и пребывал, как мне показалось, в отличном настроении.

— Тебе очень повезло с этими циркачами.

— Мне тоже так кажется.

Крабат насмешливо фыркнул.

— Я говорю: ты вовремя слинял из города! Был крепкий мордобой…

Меня подбросило.

— Отец? Фернадос?

— Успокойся, с ними все в порядке. Напали на дворец, вроде как. Из Дворцовой стражи никто не уцелел, никаких свидетелей. Ловко, правда?

— Родерик. — я грязно выругался.

— Он самый. Я склоняюсь к мысли, что это он обработал Мирандоса с целью организации Черной Мессы. Забавный парень этот ваш монарх!

— Ему еще зачтется, Крабат, ему припомнится!

— Надеюсь. Твой отец вполне оправился от ран, сейчас они с Фернадосом едут в Ункерт, маг от него ни на шаг не отходит, что очень разумно с его стороны. Им пришлось выехать тайно — горожане ни за что не отпустили бы Икторна в такое время. Кстати, по официальной версии — ты погиб во время налета.

— Ну, отлично.

— Не расстраивайся! Фернадос в твою гибель не верит, граф — тем более. С Жаком все сложилось удачно — маг сказал, что отправил его по делу, никто даже не пытался выяснить — по какому. Удобно быть Стражем — ты все равно, что невидимка.

— Жак предложил идти в Ункерт.

— Мудро. Как я понял, ты решил не ждать, когда неприятности отыщут тебя и поискать их самостоятельно. Но ты должен быть готов ко всему. Спроси Стража о Мече, он должен знать.

— Спросить — что?

— Для начала: почему Мечом Лун нельзя убивать живые существа, не только людей, а вообще — живых. Пусть расскажет, а я объясню, если что будет не понятно.

— Проклятье! Почему бы тебе самому не просветить меня, если с Мечом не все в порядке?

Призрак вздохнул.

— Это — моя слабость. Я не могу говорить о нем даже с тобой. Но могу ответить на вопросы. — Крабат замер. — Чертовы кошки пробираются сюда. Я, пожалуй, пойду, а ты — не затягивай. Времени может оказаться меньше, чем кажется.

С тем призрак и оставил меня размышлять в одиночестве.

Кегар неслышно подошел сзади и с урчанием потерся о мое плечо, я почесал ему лоб.

— Пойдем, славная зверюга, пока нас не хватились!

Опасения были совершенно излишни — мои спутники преспокойно дрыхли, только Страж, кажется, приоткрыл глаза. Впрочем, мне могло и показаться.

Характер местности изменился внезапно: только вчера мы шли по нескончаемой пустоши и вдруг — нас обступили пашни и выгоны, пасутся козы и овцы, жиденький ручей перегородила мельничная запруда, а по дороге оборванный мальчуган гонит целое стадо благодушно мычащих коров.

Буквально в паре лиг от границы покинутых людьми земель возвышались городские стены. Городишко носил гордое название Белокамье (хотя, на мой взгляд, каменной стеной его обнесли только из-за отсутствия должного количества хвороста) и считался пограничным шаренским форпостом со стороны Проклятых гор. На взгляд сантаррца, впечатление он производил комическое — стена из дикого камня не выше десяти локтей в высоту окружала два-три десятка домишек под соломенными крышами и низкое каменное здание казармы, расположенное напротив городской управы.

Последняя безошибочно узнавалась по невысокой, но аккуратно выбеленной колокольне. С третьей стороны к ним примыкала, образуя миниатюрную городскую площадь, церковь с типичным для Шарены высоким позолоченным шпилем.

Я живо представил, как отряд отцовских гвардейцев с ходу берет эту крепость штурмом, но тот час же одернул себя — эти люди не имели дело с Дебрями постоянно, они не пережили Нашествия и донимали их, в основном, обыкновенные бандиты. После общения с демонами и колдунами поражало, насколько смехотворны принятые предосторожности по сравнению с масштабом угрозы. Я не удержался и нагнал Стража:

— Жак, неужели они и впрямь считают это укреплением?

Страж печально покачал головой.

— Здесь понятие Сил Тьмы ассоциируется с домовыми или привидением на погосте.

Люди до сих пор верят, что оборотня может остановить баранье ребро, а ведьма — это сумасшедшая бабка, держащая в доме дюжину черных котов и летающая на помеле.

Они не видят необходимости в более решительных мерах.

— Но Жак! Мы прошли мили опустевших земель! Разве они не видят — Дебри у них на пороге!

Мне ответил Ирвин.

— Близость Ункерта делает их беспечными. Крестьяне уверены, что бояться следует смертных слуг Зла, а с нежитью должны иметь дело только гильдийские маги. Когда беды обрушиваются на какую-нибудь деревню или хутор, их происхождение приписывается естественным причинам, а когда все повторялось в другом месте, о первом происшествии успевают забыть. Здесь Темные Силы всегда действовали предельно осторожно — давление было почти не ощутимым, но непрерывным. Людей разогнал страх, неосознанное беспокойство. И такая тактика принесла больше успеха, чем непрерывная агрессия в Сантарре.

Страж только хмыкнул:

— А Гильдия все это проглотила! Потому что магам, видите ли, нет дела до глупых, суеверных крестьян.

Он чмокнул лошади, которую вел в поводу, и зашагал вперед, досадливо давя в кулаке назойливых слепней. Я хлопнул себя по шее и тихо выругался: близость жилья — не всегда благо.

Мы шли втроем. Станис, с женщинами и большей частью багажа, пошел по краю пустоши в обход города, мы должны были встретиться на дороге, ведущей из Белокамья дальше, в Шарену и Ункерт. Нашей проблемой были кегары: пару подозрительных путников, явившихся со стороны Проклятых гор, шаренцы еще могли позабыть, но кегаров — никогда. Страж предложил разделиться и с ходу сочинил душещипательную историю о купце, чье судно утонуло, погубив все его скромное достояние. Потребовался доброволец на роль слуги, и я тот час же вызвался — мне до смерти хотелось переночевать в нормальной постели и выпить что-нибудь покрепче травяного чая. Ирвин стал богатым пассажиром, не пожелавшим вместе с остатками команды ждать на берегу подходящего судна. Изабель осталась с кегарами, цыганки в нашем обществе выглядели бы очень неуместно, поэтому в город мы пошли втроем, ведя в поводу одну из лошадей, навьюченную более чем скромно.