— К…как? — мне на плечи словно рухнул потолок. Война? Ядерная? Или это он так образно выразился, что обратно вернуться нельзя? Последнее предположение тяжесть облегчило, но появилась хорошая такая злость. Нельзя шутить такими вещами.

— Сегодня двадцать седьмое августа, год тот же. Шесть дней назад в Москве закончилось выступление членов советского правительства, пытавшихся спасти страну. Вяло пытались. Ввели войска в столицу, но ни одного выстрела не сделали. Трое сторонников «президента» России были раздавлены бронетехникой, но, во-первых, они были пьяны, а во-вторых, бросались на броню сами, то есть, это жертвы не по вине военных. Новая власть во главе с «президентом» РСФСР выступивших назвала путчистами и хунтой. Часть «путчистов», тоже три человека, после поражения покончили с собой. Теперь «президент» РСФСР совместно с «президентом» СССР внаглую, не прячась, готовят страну к развалу. Завтра, например, готовится отставка премьер-министра и правительства. Разведка докладывает, что соглашение подпишут уже в этом году. Раздел пройдёт минимум по границам республик, максимум — РСФСР будет тоже разделена на несколько частей.

Это заявление было похлеще самого неожиданного поворота в каком-нибудь детективе. И я вдруг с ужасающей ясностью понял, что сидящий передо мной человек владеет информацией, как никто на этой планете. И каждое его слово — не просто правда, но истина. В самой последней инстанции.

— Новости смотрел редко? Я тоже, когда жил там, не интересовался, — он усмехнулся как-то горько, — страна тлеет уже давно, почти с начала Перестройки. Карабах, Приднестровье, Фергана. Очень старательно поджигают, да. Недавно вот ещё Литва, этой зимой. Ты вообще в курсе, что она вышла из состава СССР?

— Э…

— Юридически, уже год как. Зимой было обострение, и независимость у них теперь полная. Зря, конечно. Их пустят в Европу, остановят все предприятия, и останется только туристам улочки показывать, да гавкать на Россию из-под тёплого европейского крылышка. Я считаю, энтузиазма хватит максимум лет на десять, а потом население потихоньку начнёт сбегать в Европу. Ведущие инженеры бывших советских заводов и их дети будут чистить унитазы в какой-нибудь единой Германии.

— А…

— Загнил СССР за последние двадцать лет, увы. Целиком. Следом за партией, которая говорит одно, а делает другое, народ тоже втянулся. «Достать» надо что-нибудь крутецкое. «Устроиться» надо в «хорошую контору». И «много получать».

Эти отлично знакомые по Поверхности слова были сказаны с таким презрением и ненавистью, что я даже удивился. Злость давно прошла, потому что не имела, как оказалось, почвы, а теперь мне вдруг стало стыдно, аж покраснели уши. Странно, Родину уничтожал кто-то другой, а стыдно было мне. Может, потому что посмеивался над «высокими идеалами» вместе со всеми?

— Но ведь можно вмешаться, что-нибудь поправить…

— Нельзя поправить целую страну, если она вдруг самостоятельно решила под откос. Вам надо «пожить для себя», «отдохнуть от строительства коммунизма». Тогда вы, может быть, вспомните, что это вообще такое, и почему его строили ваши предки семьдесят лет.

— А ты?

— А что я? У меня тут, между прочим, своё государство. Реконструкция только на первый взгляд кажется синонимом «Перестройки». Мы её модернизировали с предыдущего варианта, провели и закончили. Успешно. Извечную проблему с гетами решили. Успешно. Проблему с Роб-Роем решаем. Пока всё идёт по плану. Поверхность… Скажем так, пока не до неё. Смотрим, наблюдаем, помечаем, записываем. Вмешаемся, если наступит момент. Обрати внимание, не «когда», а «если».

В зал вошли регент и полководец, пожилой худощавый мускулистый мужчина в генеральской униформе и с соответствующим значком.

— Hell, Магон! — поприветствовал его император, и тот слегка поклонился, — завтра, к шести утра, собери два Внешних легиона у южной окраины Капуа, на территории расположения Двенадцатого Молниеносного. Начнём последний поход против Роб-Роя. Подробный план — в информатории, приказ номер четыреста сорок. Режим секретности — два. Всё ясно?

Полководец сказал «да, монсоэро», отсалютовал и ушёл. Император и регент скрылись за железной дверью, оставив меня в полном одиночестве. Впрочем, Рэм скоро прислал преторианца, который дал на редкость запутанную карту переходов дворца и указал, где находятся выделенные мне апартаменты. Комнаты были прекрасно обставлены в ультрамодерновом стиле, с мягкой мебелью, ковром во всю стену, телевизором и холодильником, впрочем, отключенным и пустым. На письменном столе — строгого дизайна персональный компьютер «Сильвания» с тонким и абсолютно плоским, но большим экраном, висящим на стенке, на стене, противоположной ковру — видоимитатор, с пультом от которого я тут же принялся экспериментировать и сделал вид морского берега, с шумом волн и лёгким ветерком. Движение воздуха создавал как будто сам экран, впечатление было такое, словно стоишь возле открытого настежь окна. Сила ветерка и уровень шума с «улицы» тоже регулировались пультом. Настоящее чудо техники. С компьютером я обращаться не умел, поэтому включать его не стал, а в телевизоре обнаружилось около двух десятков действующих каналов, выбрал один, музыкальный, и решил расслабиться, валяясь на кровати. Полученная от императора информация требовала усвоения. Когда двадцатичасовые часы пробили десять дня (вечера), что соответствовало полуночи, я лёг спать.

На следующее утро, когда видоимитатор был ещё темен, только белела на морском горизонте полоска каменного небесного свода (изменение времени суток тоже можно было задать пультом), в комнату вошёл Сэм в военном комбинезоне, доспехах, как у Роб-Роя, с бластером на одном боку и той же металлической трубочкой — на другом. Я обозвал его полуночником, со скрипом встал и принялся одеваться. Императору, видно, не понравилось моё состояние, потому что он достал из кармана узкую пилюлю и заставил её проглотить. Пилюля бодрила, как ушат холодной воды в постель, всё тело прошибла сильная дрожь, но продолжалось это недолго, с полминуты. После чего появилась ясность ума и лёгкость в теле.

На крыше дворца нас ждал военный, но невооружённый флаер, видимо, посыльный или что-то в этом роде, в котором сидел регент и кто-то незнакомый. Генерала Магона не было, он собрал за ночь легионы и теперь вместе с ними ожидал прибытия правителей.

По дороге Сэм разговаривал с Рэмом по-македониански, и я ничего не понимал. Незнакомый мне человек вёл флаер. Минут через пять-десять наша машина опустилась на окраине Капуа.

Два легиона, десять тысяч лёгких пехотинцев в боевых доспехах, с оружием в руках, выстроились в ровные блестящие прямоугольники рядом с двумя сотнями транспортных машин. Это зрелище заставило меня судорожно сглотнуть. Только два легиона из ста, малая толика безудержной мощи сил Союза, безо всяких кавычек… Да, сейчас со всей очевидностью мне представилась жалкость всех усилий Роб-Роя противостоять огромному государству. Император вышел из флаера, поприветствовал их, на что ответили громким криком «Hell!», универсальное приветствие, одинаково означающее как официальное «здравствуйте, господа», так и простенькое детское «привет». Он произнёс короткую речь, после чего направился к нам, а войско принялось занимать свои места в машинах. Раздался рёв запускаемых двигателей, машины друг за другом взлетали и неслись в одном направлении, но куда, я не знал. Армада разделилась на несколько частей, некоторые звенья меняли курс и летели в стороны. Наше звено влетело в широченную дыру над морем, в потолке гигантского грота, чуть в стороне от У-образного «континента». Это было одно из многих искусственных сооружений, созданных специально для оперативной высадки десанта в одну из ключевых точек Пещеры. Наверняка эти прилегающие к небу области скрупулёзно изучены, картографированы и в случае войны будут использоваться на всю катушку. Даже самой огромной армии, если ей повезёт добраться до таких мест через Пещеру, не поздоровится.

Распахнулись двери машин, из них деловито и быстро повыскакивали солдаты. Посыпались резкие команды офицеров, солдаты строились по отрядам в сто человек, центуриям, или в две-три центурии, манипулам, и уходили в тоннели. Всё стихло. Сэм взобрался на механического коня, Рэм тихо сидел во флаере над коммуникатором, я — на глыбе камня, человек двадцать преторианцев охраны — возле входов в тоннели. «Транспорт» был предусмотрен для всей нашей группы, в том числе регента и меня, но пока им никто не пользовался. Ещё присутствовал десяток дежурной смены самого «объекта», но мы с ними совсем не контактировали. Прошло около часа, пока что-то изменилось. Рэм вдруг надел наушники, выслушал какое-то сообщение, затем передал его императору по-македониански, после чего тот дал знак мне и охране следовать за собой, и мы поскакали к одной из групп. Вот уже впереди стали слышны звуки перестрелки: характерное жужжание бластерных лучей, глухие взрывы, победные крики и предсмертные вопли. Мы остановили коней и спешились. Сэм взял трубку в правую руку, бластер — в левую, и медленно двинулся по коридору. За ним направилась охрана и я, вытаскивая своё оружие, выданное Рэмом во флаере — короткий лучемёт армейского образца, внешне похожий на израильский автомат «УЗИ», который любят террористы в американских фильмах.