Споры вызывает другой вопрос – кого отнести к ближним.

Кажется – что может быть бесспорнее? А ведь это как раз та самая туманная догма, которая неоднозначностью своей привлекает широкие массы людей, не искушенных в тонкостях вероучения.

Ведь если бы сказано было: «Возлюби всякого человека больше чем самого себя», – то не осталось бы свободы для маневра. И как же быть тогда крестоносцам, инквизиторам, конкистадорам, нацистам и террористам, чтобы, не отрицая слов Бога, без оглядки на него заниматься истреблением людей?

Как уничтожать врагов, еретиков, иноверцев, нехристей и недочеловеков, если вера учит любить всех людей такими, какие они есть?

Но разве она и впрямь учит этому?

Ведь догма туманна и допускает разные толкования.

Вера учит любить ближних. А еретики, иноверцы, нехристи и недочеловеки – разве они ближние?

Ближний – это тот, кто думает так же, как ты, и делает то же, что и ты. А тот, кто отошел в сторону, тот, кто живет иначе – он уже не совсем ближний. И чем дальше его образ жизни и образ мыслей отстоит от твоего – тем меньше эта самая близость.

А тех, кто не ближний – разве обязательно любить?

Те люди, которые ворвались в здание университета на Воробьевых горах с криками «Ересиархов в огонь!» и «Смерть очкарикам!» тоже наверняка слышали эту заповедь:

– Возлюби ближнего, как самого себя.

Но ведь они стремились растерзать не ближних. Какие же это ближние, если они совращают людей соблазнами диавольскими и напускают на поля чумную саранчу?

Несомненно они слышали и другую заповедь:

– Не убий!

Но тут уже и без посторонней помощи нетрудно додумать, что она означает на самом деле.

«Не убий ближнего своего», – и никак иначе!

А тех, кто не ближний – отчего же не убить.

Вот и убивали в университетских коридорах последних спецназовцев, не успевших уйти. А главным разочарованием было то, что не оказалось в здании никаких очкариков и никаких масонов.

Спецназовцы и воины Великого Востока вывели всех до последнего человека, а сами остались, как капитан, который последним покидает палубу тонущего корабля.

Самураи желтого пути прорвались на оперативный простор, положив несметное число врагов, а за ними следом вышли и многие спецназовцы.

Но не все.

Те, кого внезапный прорыв фанатиков в здание заставил отступить наверх, оказались в мышеловке.

А дачники с факелами искали по всему зданию очкариков и свирепели оттого, что не могли найти.

А тут еще словно из-под земли вырос внутри здания блаженный Василий, который, оказывается, имел претензии не только к ересиархам, но и к безбожным книгам. Книги, увы, из университетской библиотеки, кабинетов и аудиторий вынесли далеко не все.

– Еретические писания – в огонь! – выдвинул он новый лозунг и сам запалил первый костер. Прямо там, где нашел книги.

Это было все равно, что поднести спичку к сухому хворосту.

Немедленно все, у кого был под рукой хоть какой-то огонь, принялись поджигать все, что горит. Книги, бумаги, мебель, обои, занавески и так далее вплоть до одежды друг друга.

А поскольку началось все с первого этажа, те, кого занесло выше, оказались в неприятном положении. Они слишком увлеклись поисками очкариков и масонов и прозевали момент, когда огонь охватил уже весь первый этаж.

Отряд Гюрзы нашел для себя путь к отступлению, когда столкнулся наверху с командой боевиков в такой же точно камуфляжной униформе, только со стилизованной свастикой на рукаве. Перебить эту команду и переодеть куртки было делом трех минут.

Но огонь по паркету бежит быстрее, чем человек по лестнице.

О первых этажах нечего было и думать. Но ведь можно спрыгнуть и со второго этажа. Одна беда – второй уже тоже подожгли, а от него занялся третий. А прыгать с четвертого без опасения сломать шею не рисковали даже суперэлитные бойцы Гюрзы. Внизу – бесноватая толпа, и со сломанной ногой долго не проживешь – затопчут.

И они пошли через огонь.

Первый Заратустра, создатель веры огнепоклонников, обновивший древнюю религию персидских магов, учил, что в мире вечно противоборствуют добро и зло. И тот, кто стоит на стороне добра, будет удостоен рая, а тот, кто на стороне зла, окажется в аду.

Второй Заратустра, вызванный к жизни фантазией философа Ницше, учил, что сильный всегда побеждает слабого, и процветание наступит тогда, когда слабых больше не останется под небом.

А третий Заратустра, единый в двух лицах, служил добру и злу одновременно. Он учил, что сила и слабость – это проявления зла. Добро не нуждается ни в силе, ни в слабости, потому что добро не знает противостояний, в которых проявляется то и другое. Добро не знает вражды.

Человек добра плывет по течению и не сопротивляется изгибам судьбы. Даже если люди зла грозят ему страданиями и смертью – он не станет сопротивляться, ибо всякое сопротивление обращает его на сторону зла.

А законы зла жестоки. Сильный продолжает жить, а слабый должен умереть. Но после смерти их обоих ждут чертоги тьмы. Только сильный в этих чертогах становится мучителем, а слабый – испытывает муки.

Так говорил Заратустра.

Идеальный человек добра – раб.

Идеальный человек зла – воин.

Из рабов и воинов состояла секта маздаев, которая исповедовала учение третьего Заратустры в наиболее чистом виде. В том самом первозданном, возникшем вскоре после восстания рабов в предгорьях Шамбалы, когда никто еще и не думал приписывать Заратустре свои собственные изречения.

Фальсификаторы появились позже.

Но пророк был сам виноват. Ведь это он сам нашептал своим первым приверженцам, что Царь Востока знает высшую истину и умеет связывать добро и зло.

Это он указал маздаям дорогу в Шамбалу, и с тех пор и рабы, и воины служили Царю Востока – и трудно сказать, кого они ценили больше.

Это он, пророк Заратустра, которого видели многие и не видел никто, не возражал ни единым словом, когда Царь Востока прилюдно произносил свои собственные слова, но заканчивал их формулой:

– Так говорит Заратустра!

И кажется, мудрый царь разгадал ход мыслей таинственного вероучителя.

Чего бы добился он, проповедуя свои неискаженные мысли из тайного убежища и не прибегая к посторонней помощи? Разве мало в Экумене пророков? Разве мало в ней сект, которые могут похвастаться едва ли сотней приверженцев?

Катастрофа, голод, страх, мятежи и бунты, разорванная связь времен и изломанная жизнь – это идеальная питательная среда для сект и пророчеств.

При таких условиях только и остается, что молиться. А раз традиционная церковь не уберегла мир от беды, а людей от бедствий, разочарованная паства покидала ее толпами и доставалась сектам.

И выиграть в этой конкуренции было не так-то просто.

А лучшего союзника, чем Царь Востока, даже придумать нельзя. Восстание в Шамбале сделало бывшего студента властителем полумира, и оказалось, что он действительно неплохо умеет увязывать добро и зло.

В мире мистики математические закономерности бессильны. Казалось бы, от сложения харизмы двух человек их общее влияние может максимум удвоиться. А на самом деле рейтинг зашкалил черт знает куда.

С поля битвы при рудниках Востоков увел с собой от силы двадцать тысяч человек. А теперь у него под властью было в сто раз больше, и с запада неиссякаемым потоком текли к Царю Востока все новые подданные. И чуть ли не каждый из них на вопрос, почему он решил служить Соломону Ксанадеви, а не кому-то еще, отвечал как по писаному:

– Так говорит Заратустра.

И было уже неважно, кто и как ссылается на слова Заратустры и перетолковывает их по-своему. Важно, что это делали буквально все.

Маздаи, которые твердо усвоили учение о рабах и воинах и довели до совершенства идею о страданиях на этом свете ради блаженства на том.

Демониады, которые взяли на вооружение тезис о том, что жизнь есть главная помеха всеобщему торжеству зла, а значит, ради победы тьмы над светом надо уничтожить все живое или по меньшей мере истребить всех живых.