Выход монахов-чародеев не мог не сопровождать какой-нибудь спецэффект, иначе было бы нелепо. Сегодня ночью на холме за озером вспыхнули огни. Да не просто вспыхнули — огни принялись чертить в ночном воздухе замысловатые фигуры, в геометрии которых иногда проскальзывал намек на контур некого мифологического чудища.

Среди публики возник восторженный шепоток. И шепоток тот бегал по рядам, пока огни так же таинственно, как и зажглись, не исчезли с картины ночи.

А объяснялось все проще простого. Примитивный трюк. Двое яма-буси зажгли от углей концы промасленных веревок и принялись крутить-вертеть этими веревками, выписывать ими в воздухе разнообразные фигуры. Поскольку люди специально и долго тренировали этот трюк, то они могли «нарисовать» огненной веревкой фигуру любой сложности: хоть контур дракона, хоть иероглиф «гаку», хоть крейсер «Аврору». Когда приходила пора заканчивать номер, веревки макали в заранее подготовленные кожаные ведра с водой и огни мгновенно гасли. А поскольку до холма того было далеко и людей в черных одеждах с такого расстояния было не разглядеть, то у зрителей создавалась иллюзия, будто огни появляются из ниоткуда, движутся сами по себе и пропадают в никуда. И как тут не поверишь, что был свидетелем чуда чудного!

(И нечего, между прочим, винить средневекового японца в отсталости, серости и простодушной доверчивости. Точно так же Артем однажды видел своими собственными глазами летающую тарелку. Было это не когда-нибудь, а на излете века двадцатого, века учености и высоких технологий.

Артем тогда учился в цирковом училище, на цирковой арене постоянно ни в каком номере задействован не был и подрабатывал где только мог. Так, например, летом он ездил с эстрадными артистами на шабашки — выступали с концертами по небольшим провинциальным городам. У Артема в программе было два выхода: в парном акробатическом номере и с жонглерами.

Концертная судьба закинула их в приполярный город Усинск, что находится на территории Республики Коми и стоит на реке Усе. Жили они не в гостинице — не те шишки прибыли, чтобы размещать в гостинице кого-то кроме администратора труппы, — а в каком-то доме барачного типа на берегу по-северному тиховодной Усы. Ночью Артема зажрали местные злющие комары, он проснулся, вышел на улицу. И... офонарел. В небе прямо над головой висела доподлинная летающая тарелка. В точности такая, какой ее описывали разнообразные очевидцы: огромный светящийся диск, бесспорно объемный.

Какое-то время он стоял, раскрывши рот, и тупо пялился на диво. Потом мозг стал подыскивать объяснения и, кроме инопланетян, ничего подходящего изобрести не мог. Слишком уж очевидная летающая тарелка висела в ночном усинском небе. Потом Артем подумал, что надо разбудить остальных, показать им чудо. Хорошо, что этого не сделал, — иначе стал бы объектом насмешек до окончания гастролей. На его счастье из барака, зевая, вышел — видимо, разбуженный Артемовыми хождениями — пожилой конферансье Сан Саныч. Он-то и растолковал бросившемуся к нему молодому цирковому что к чему. Оказывается, Сан Саныч и сам когда-то так обманулся.

Объяснялось же все проще простого. Неподалеку находился речной порт, где и ночью велись работы — по реке Усе главным образом сплавляли лес, который валили зеки на многочисленных лесосеках. Один из портовых прожекторов направили вертикально в небо, свет от него и давал, причудливо преломляясь в облаках, эффект зависшего над головами диска. Самого прожекторного луча почему-то видно не было, видна была только его проекция. Зачем нужно было направлять прожектор в небо, Сан Саныч не знал. Может быть, была в том какая-то производственная нужда, а может, просто развлекались люди, может, как раз таки для того, чтобы ввести в заблуждение наивных простаков.

А ведь выключи шутники прожектор, когда Артем был еще на улице, не расскажи Артем о том происшествии бывалым людям, вернулся бы он домой в полной уверенности, что видел инопланетянскую тарелку. И чего доброго сдвинулся бы на этой почве, стал бы выписывать уфологические газеты, ездить на конгрессы по проблемам контактов третьего рода и рассказывать бы всем подряд о встрече с иной цивилизацией.)

Тем временем монахи-чародеи, поклонившись, приступили к вызыванию Белого Дракона. Один из них читал нараспев заклинание (сочиненное, к слову, Артемом), другой проделывал руками всевозможные пассы.

Ну и тут, разумеется, никак нельзя было обойтись без фокусов и спецэффектов. Как говорится, люди бы не поняли. Что же тогда это были за чародеи без чудес!

Тот монах, что проделывал руками пассы, достал веревку длиной в два сяку. Он завязывал веревку узлами, встряхивал рукой, и узлы исчезали сами собой. Потом он на глазах у зрителей ножом разрезал веревку на три части, затолкал обрезки в ладонь, разжал ладонь... веревка оказалась целой. От зрителей доносились восхищенные охи. Собственно, для того все и проделывалось — убедить публику, что монах действительно чародей и ему подвластно вызвать Белого Дракона.

(Когда Артем впервые показал этот простенький фокус, входящий обязательным элементом в программу любого начинающего иллюзиониста, яма-буси тоже сперва пришли в мистический ужас, подумав, что начинается жуткое гайдзинское колдовство, которое и их самих вскорости низведет в погибель. И лишь после того как Артем показал им, как все это делается, они успокоились. И дальнейшее знакомство с искусством иллюзиона проходило гораздо спокойнее.)

Потом монах-чародей — что называется, для закрепления успеха, чтоб уж не осталось сомнений — показал собравшимся несколько фокусов с кульком. Вместо цилиндра использовалась свернутая воронкой плотная бумага. Из воронки монах-чародей доставал разнообразные предметы (а на самом деле, разумеется, из рукава или из-под полы предварительно «заряженной» куртки). А под конец извлек крохотную лесную пичугу и выпустил ее на волю. Фокусы сопровождались зрительским восторгом.

Ну и наконец, когда пришла пора произносить окончание заклинания и вызывать Белого Дракона из сфер его обитания и показывать людям, монах-чародей дунул в сложенные лодочкой ладони, развел их в стороны — на одной ладони затрепыхался язычок пламени.

Среди зрителей, узрев такое чудо, кто-то вскрикнул.

Монах-заклинатель объявил, что это неисчезновенная частица пламени, какое выдыхает Белый Дракон в своем воплощении летающего зверя, а воплощений этих у него множество и сейчас будет явлено одно из них — человеческое воплощение.

Монах с пламенем на ладони поднес ладонь в белому квадрату на заднике и — о, чудо! — такой же язычок пламени загорелся ровно посередине того квадрата. Монах сжал ладонь и погасил пламя на ней.

А тут еще второй монах-чародей обернулся к публике и выдохнул изо рта огонь, заставив закричать всех без исключения зрителей.

(А вообще, наверное, хватило бы и двух последних примитивнейших трюков: с тонкой лучиной, смазанной на кончике маслом и просунутой по центру белого квадрата, и с пустым орехом, в скорлупе которого просверлены дырки, а в полость ореха положены угли, когда дуешь в одну дырку, из другой вылетает сноп искр. Уж больно это впечатляло зрителей на каждом из представлений. Но, как говорится, кашу водкой не испортишь. А все главные сегодняшние фокусы, которые в глазах публики должны отложиться как чудеса, творимые Белым Драконом, были впереди. Когда на сцену выйдет Белый Дракон...)

Да вот, собственно, и пора ему на сцену. «Мой выход», — от этого словосочетания у Артема ностальгически сводило сердце. Собственно, поэтому он не слушал никого, и в первую очередь Такамори, отговаривавшего его рисковать собой. Очень уж хотелось вспомнить былые цирковые деньки...

Артем обогнул ширму и вышел к публике.

На его ногах были тэта на высоких колодках, отчего он казался еще выше, хотя его рост и так производил впечатление на жителей страны Ямато. Артем был одет в длинный, до земли балахон. Лицо до поры было прикрыто вырезанной из дерева маской, изображавшей ноздреватую, клыкастую рожу.