Фифи работала в кабаке неподалеку, найти его не составило труда. Несмотря на непогоду, тут было людно.

— Вы меня искали, мистер? — Высокая девица в кокетливом переднике опустилась на соседний стул. Облокотившись о стол, призывно облизнула губы.

— Мисс Фифи? — уточнил грифон и, дождавшись утвердительного кивка, выложил на пустую тарелку монету. — Расскажешь мне историю?

Девица настороженно покосилась по сторонам и понятливо кивнула, монетка исчезла в глубоком вырезе платья.

— О твоих соседях Бруксах и их дочери. — Вторая монетка легла на сомнительной чистоты скатерть.

— Приехали три года назад. Комнаты сразу сняли на год.

Не клетушку, а комнаты. И сразу внесли предоплату.

Грифон сделал мысленную пометку, что деньги у Бруксов водились. Интересно, откуда?

— Он всякой мелочью подрабатывал: на фабрике, в таверне, где предложат. Мужик был хороший. Из таких, что сразу видно: можно кошелек оставить, не украдет. А Тельма прачкой была. Языкатая, палец в рот не клади! Не особо утруждалась. А смысл ей утруждаться, с таким-то мужиком? — Последние слова Фифи произнесла с явной ехидцей. — Девочка у них была, Вивьен. Кукла куклой. Тельма ее берегла, до тяжелой работы не допускала. Мы все гадали, чего это она из нее принцессу делает… пятнадцать лет уже, можно и замуж выдать. Хочешь за того, хочешь за этого. За племянника начальника цеха, к примеру. Да и вон, сыновья трактирщика на нее заглядывались. Как на нее смотрели! Чисто коты у крынки сметаны! А Тельма нос морщила, а муж ейный все лыбился да усищи свои поглаживал…

Монета исчезла, Фифи с намеком посмотрела на грифона.

Новый медный кружок лег на скатерть, и женщина продолжила:

— Оказалось, лорд на нее глаз положил! Худой, чисто спица, глазюки злые, морда постная! Я бы с таким и за золото не пошла, а они малютку свою ему! Только девочка сообразила быстро, чего это мать лорда привечает. Сбежала…

Грифон покрутил в пальцах серебряную монетку.

— Приметы особые у лорда были? — Эрик прекрасно знал, что имя спрашивать бесполезно. Оно фальшивое.

— Может, были, может, нет. — Фифи поморщилась. — Три года прошло.

Женщина проследила за исчезающей монеткой. Понимающе хмыкнула, увидев заменившую ее медь.

— Что потом было?

— Тельма с мужем так орали, когда поняли, что девочка прямо перед приездом лорда сбежала в чем была. Лордик с них деньги за нее обратно стребовал. Искали, конечно, ее. Да где тут найдешь! Город небольшой, а все равно что тот муравейник! А что до фамилии, так куда ни плюнь, в Брукса попадешь, да и имя у их девочки обычное. А полгода назад Вивьенка объявилась. — Фифи смела медяшку в ладонь. — Дура-девка! Вроде забрать их к себе хотела, вроде бы квартирку сняла приличную.

Эрик с собеседницей не согласился. Вслух ничего не сказал, лишь задумчиво поигрывал очередной медяшкой, ожидая продолжения.

— Ну и они вроде как согласились. Она торопилась, вроде работала где-то, обещала приехать еще раз, чтобы все им рассказать. Тельма слезу даже пустила, сама видела, крокодилица она, а не мать! В общем, они Мадам сговорили. Дескать, сама девка вызвалась, документ подписала, но постеснялась сразу к ней идти… — Фифи испуганно покосилась на язык пламени, потянувшийся к грифону из камина.

— К какой Мадам? — Эрик выглядел бесстрастным, хотя внутри кипел от негодования.

Именно из-за таких людишек он брался далеко не за каждый заказ. Беспечно отмахнувшись от почуявшей его злость стихии, грифон с видом комедианта из шатра вынул из пустой ладони два медяка.

— Так Золотой. Потом чего-то в чай подлили, да в карету ее. Больше я ее не видела.

Удивительно, что с таким прошлым Вивьен кому-то помогает. Насколько надо быть добрым и отзывчивым человеком?

— Только вот… — Фифи перегнулась через стол и заговорщицки прошептала: — Сбежала девочка от Мадамы! Я слышала, как Тельма мужу высказывала, когда они вещички посреди ночи выносили да кошку свою драную ловили! Ругалась, что не окупилось их вложение! Во как! Это она о дочке своей! Кукушка!

Хуже. Кукушки в чужое гнездо яйца подбрасывают, где птенцов исправно кормят и учат. А тут продать пытались дважды.

Эрик заставил себя выпустить из пальцев стакан, по стеклу заспешила трещинка. Не стоит показывать информаторам истинные эмоции.

— Больше ничего не слышала? Куда собирались? Какую одежду в сумки сунули, а что оставили?

— Да все ту же, в чем ходили. Лето было, с чего им переодеваться-то? Муж Тельмин усы сбрил! Да космы они покрасили, я видела! Хоть она платок и надела, а этот ее кепи натянул да ворот поднял! Имя как есть поменяли!

Значит, не придется по горам летать, они где-то внизу. Вверх пошли, утеплились бы.

Зачем ему родители Вивьен? Для начала — поговорить, узнать, как можно считать собственного ребенка вложением средств.

— Если вспомнишь что… — Эрик протянул Фифи карточку, на которой наискось написал адрес, где снимал жилье. — За приметы лорда дам серебряный.

Спрятав карточку, женщина вопросительно посмотрела на грифона, глазами показала на лестницу, ведущую в верхние комнаты для желающих уединиться парочек. Эрик отрицательно покачал головой. Платить за любовь? Это недостойно мужчины.

Фифи вздохнула. Спустя короткое время Эрик заметил ее с дородным господином в помятом котелке.

Оплатив пиво, Эрик вышел из духоты кабака в белую тьму метели. Магия защищала от холода. Грифон не стал брать кеб, пошел пешком. Ему нужно было проветриться, потому что эмоции — плохие советчики в решении деликатных дел. А дело Вивьен было очень деликатным.

Розы и серебрящийся в лунном свете снег. Заледеневшие каменные узоры арок и извилистый белоснежный горный хребет внизу. Такой обманчиво близкий. Протяни руку — и коснешься вершины, напоминающей гребень.

Я отшатнулась от арки и оступилась. Колючие ветви мгновенно пришли в движение, подхватили. Не дали упасть на каменный пол, тонущий в клубящейся тьме. Не поранили, лишь слегка оцарапали ладонь. Больно не было, ведь во сне мы не чувствуем боли.

А сон тем временем продолжался. Три розы закружились в воздухе. Я снова не рискнула протянуть к ним руки, но на этом видение не закончилось. Темный туман у ног всколыхнулся волной. Я успела лишь набрать в легкие побольше воздуха, как перед падением в воду. Меня закружил вихрь, в котором вспыхивали редкие светлые искры. И оказалась в освещенном догорающим факелом каменном мешке.

— Не дергайся! — Я вздрогнула от прозвучавшего рядом сиплого, будто простуженного голоса.

Обернулась на звук.

Существо, склонившееся над распластанным в центре пентаграммы мужчиной, смутно напоминало человека. Все тело покрывали острые загнутые шипы, между которыми будто переплелись темные веревки, напоминающие поблескивающих чешуей черных змей.

Кроме чудища и его жертвы в комнате был кто-то еще. Я его не видела, не слышала дыхания, но ощущение присутствия было неотступным.

— Кричи, если сможешь. — Жуткое создание протянуло к бледному как смерть мужчине руку.

Мою ладонь пронзила боль. Чудовище зашипело, схватилось за плечо, отступило на шаг от жертвы. Пентаграмма вспыхнула. Мужчина исчез, ощущение присутствия пропало. Чудовище в ярости стукнуло рукой об пол. Зашипело, теперь уже от боли. Кажется, шипы, растущие из его кожи, его же и поранили. Потом заозиралось…

Вздрогнув всем телом, я уронила на пол учебник. Ошарашенно завертела головой. Мерно тикали часы. На софе, дергая во сне лапами, дрых Чад. За окном завывала метель. На полу валялась книга. А рядом с ней — три розы!

Опять Чад хулиганил?

Я протянула руку, собираясь осмотреть срезы. Но цветок, точно живой, вывернулся из пальцев, больно ткнув черенком в ладонь. Ай! Это еще что? Я озадаченно разглядывала длинную глубокую царапину, оставленную на коже шипами, которых на коротком черенке розы не было… Или когтями?

— Чад? Ча-ад?!

Кот изволил открыть один глаз и так и остался лежать лапами кверху.