5

Так как некие следы разума проявляют и бесчисленные, вынужденные жить молча, млекопитающие (каждый, у кого была собака, знает, как отдельные экземпляры отличаются друг от друга не только реактивной и активной эмоциональностью, и насколько явная между ними существует разница в «понимании» того, что вокруг них происходит и что через минуту будет происходить), ибо трудно не заметить интеллектуальной разницы между дельфином и акулой, все это указывает на то, что Разумность может и даже определенно способна нарастать постепенно от вида к виду, язык же, возникнув, наверное, «делает нас более умными», но — и это я заявляю на собственный риск и ответственность — его сила, делающая людей умнее, одновременно устанавливает границы (в смысле ловушек), потому что то, что можно сказать ясно, можно сказать и туманно, с видимостью разумности, преобразованной в полную непонятность, но здесь «volenti sapientiae non fit iniaturia» [Жаждущему знаний не делают зло (лат.)]. Наверное поэтому с большим многовековым трудом через фракционированную лингвистическую дистилляцию мы вырастили себе математику и другие ее логические производные со специализированными прикладными возможностями. Удастся ли высечь подобное из машин, ответить категорично, с полной уверенностью ДА или уверенно НЕТ, сегодня очень трудно.

6

Множество людей из разных стран (из Польши как-то меньше) посещают меня, чтобы спросить, что я думаю на эту тему. Нельзя сказать, что у меня в голове есть решение этого сильно сплетенного гордиева узла. Я даже не уверен, обязательно ли линейная и квантовая размерность нашего языка (земных языков) должна быть принципиально всеобщей в космическом масштабе, да и существование цивилизаций, использующих звуко-письменный язык, тоже не кажется мне какой-то мировой необходимостью хотя бы потому, что обезьяны (например, шимпанзе бонобо), у которых гортань устроена иным образом, отличным от нашего, содержание рядов, сложенных из символических рисунков, понимают, но заговорить не могут. И абсолютно не правы мудрецы, которые учитывают в первую очередь нейронно-структуральное содержание черепной коробки (при таком подходе дельфин уже давно должен быть выше человека). И что из этого следует? Путь, наверное, будет долог и полон неожиданностей, потому что так беспорядочно (я считаю, что БЕЗ порядка) был сложен наш очень удивительный и по-прежнему функционально непознанный мозг. Я абсолютно не верю в то, что наши очень упорядоченно, очень точно и логично строящиеся компьютеры породят разум, именно потому, что они слишком логично построены, слишком упорядочены и составлены и нет речи о том, чтобы у них можно было «отпиливать» важные части, а они послушно вели бы себя, как и раньше. Если искра разума загорится как Deus ex machina [Душа из машины (лат.)], то тем самым появится множество разнонаправленных (разноориентированных) машинных Разумов, которые вовсе не «должны» будут быстро взбунтоваться против людей, как это с большой любовью к бредням пыталась и пытается показать нам science fiction, которая кормится своей продаваемостью, потому что читатели (и зрители) любят щекочущие нервы, но не вредящие им непосредственно, угрозы. А «глобальное оснащение сетями» всего мира просто обеспечивает связь с информационным колоссом потому, что если нам не хватает глупостей по соседству, то это должны восполнить бредни более отдаленные. Интернет как передатчик всяческой информации я ценю мало. Другое дело, информация экспертов и специалистов. Но функционирование Интернета в области глобальной экономики подвергает нас угрозе короткого замыкания, потому что биржи заполнены толпами, а толпа легче чем в экстаз хоссы впадает в панику, расширяющую по типу бессы [Хосса и бесса — от hausse и baisse (фр.) — биржевые термины, соответственно повышение и понижение курса ценных бумаг] — разрушительного пожара. Так или иначе, всеми этими рассуждениями я отдалился от Искусственного Разума и от Искусственного Интеллекта, которые словно созвездия на информационных небесах: интересные, очень далекие и для нас, вглядывающихся в них, по-прежнему абсолютно недосягаемые.

7

Через совокупность наших чувств, принципиально аналогичных чувствам высших животных (млекопитающих), мы познаем мир преимущественно вблизи, они приблизительно сообщают, что происходит с нашим телом. Имея возможность разговаривать сами с собою и с другими, мы являемся обладателями «разума», но там, где распознаваемый чувствами мир непостижим, мы можем представить его или домысливая или, более точно и однозначно, посредством математических экспериментов. Можно было бы сказать, что наш (животный) разум выдвигает конструируемые в себе самом «заготовки» и благодаря их интуитивно-формальной «обработке» возникает наше ЗНАНИЕ о макро— и микромире (от галактик до атомов). Тем самым, над информационным уровнем обезьяны или тигра мы сообща надстраиваем «более высокие этажи» обобщения и это есть «Законы Природы»: то есть наше ЗНАНИЕ изменяется с течением истории, как фильм, который тысячелетия назад двигался медленно, а сегодня так ускоряется, что часто опровергает «вчерашние знания». А, следовательно, «разум» порождает для нас знание, которое по-прежнему разветвляется на специальности. «Разум» создает множество «вещей» или «реальностей» (стол из дерева является и столом из электронов, первое мы понимаем из повседневности, а второе «из теоретико-практических усреднений»). Философия же является инкубатором предлагаемых гипотез о том, «как это происходит» и «как разум это делает». Можно добавить, что умения и радиус действия «разума» в человеческих популяциях распределены неравномерно. Для одних математичность мира очевидна, потому что они располагают для этого (для подобных выводов) хорошими соответствующими конструкционными модулями (субагрегатами) мозга, другие же по высоким конструкциям математических разветвлений карабкаться не могут, потому что им для этого не хватает необходимых для такого «альпинизма» способностей. (Математик не обязан знать, «как он это делает»: подобно тому как любой неученый не знает, как он может прыгать, плавать и взбираться).

8

Пока, не имея под рукой «машинного разума», мы можем рассчитывать на различные МОДЕЛИ, полученные в компьютерах только в соответствии с составленными нами программами (нашим Разумом). Так, например, мы можем узнать, как будет выглядеть Космос через 100 миллиардов лет (если исходные данные для программирования «верно» отражают реальность). Вообще, в направлении проверок «верификационной подъемной силы» возникающих таким образом фрагментов знания, напрямую недоступных для восприятия, по-прежнему экспансивно двигается «Машина наших Знаний», преобразующая информационные данные, которыми мы ее питаем, и мы не уверены, появятся ли когда-либо машины-Демиурги [Демиург — созидательная сила, творец (иносказат. с греч.)], которые будут порождать следующие генерации Демиургов: пока все это выглядит, как вавилонская лестница, мы же стоим на первой ее ступени…

Эссе написано в декабре 1997 г.

1

Нижеизложенное не претендует на категоричность. Это в качестве самоограничения во вступлении.

2

Сознание, как я уже писал, есть такое свойство системы, которое познается тогда, когда ты сам являешься этой системой. Согласиться с таким определением легко, но оно настолько же очевидно, насколько и банально. Ведь познавая сознание лично, о его существовании у других мы можем судить исключительно per analogiam. Некоторые хотят каким-то непостижимым для меня образом отождествить его или хотя бы ассоциировать с «духом». Но ни подобное родство, ни сходство ничего не вносят в вопрос, чем является сознание. Я же намерен писать о нем, потому что мне все видится таким образом, что если «немозговые» системы (например, finite automata или компьютеры 199-го поколения) будут по-прежнему «прогрессивно» развиваться благодаря их конструкторам, то сознание в них никогда не вспыхнет.