— Ах та, которая сломала шейку бедра! Прекрасно, просто прекрасно. — Она вздохнула. — Вы все знаете, да?
— Если вас интересует, знаем ли мы, что вы последние десять лет шантажировали Энрико Тотила, что вы покинули город, когда он стал вас преследовать и оставили Алекса и Стерлинга ему на растерзание вместо себя, то да, мы знаем. Я правильно вас поняла?
Миссис Голдблюм нахмурилась.
— Что? Энрико Тотила? Этот жуткий тип? Вы думаете, я его шантажировала! Я еще не совсем сошла с ума.
Мэгги повторила свою тираду.
— Стерлинга из-за вас чуть не убили, — добавила она.
Миссис Голдблюм прижала к своей выдающейся груди пальчики, унизанные кольцами.
— Я? Вообще-то я не думала, что случится несчастье, если я уеду. — Она посмотрела на Сен-Жюста. — Я даже не знала, чего он от меня хочет.
— Ну да, конечно, — хмыкнула Мэгги. Сен-Жюст положил руку ей на бедро.
— Я верю ей, Мэгги. Похоже, она действительно не понимает, о чем мы говорим. — Он улыбнулся миссис Голдблюм: — Возможно, теперь, когда вы поняли, что у нас есть основания проявить некое любопытство, вы расскажете нам об этих последних десяти годах? Об открытках? О поездках якобы к сестре? О вашем поспешном бегстве субботним утром?
Миссис Голдблюм прижала ладонь к губам.
— Сначала Милдред, а теперь и вы. Что ж, думаю, мне больше незачем хранить эту тайну.
— Ты прав, Алекс, — прошептала Мэгги. — Или она прекрасная актриса, или мы все неправильно поняли.
Стерлинг предложил миссис Голдблюм чаю, который она с благодарностью приняла, и ретировался на кухню.
— С чего бы начать? — Она оглядела комнату. — О, да вы избавились от пейзажа. Спасибо. Знаете, Гарри купил его для меня и сказал, что когда-нибудь он будет стоить кучу денег, но я его всегда терпеть не могла.
— Все, — Мэгги покачала головой, — теперь я ей верю. Она действительно ничего не знает. Миссис Голдблюм, где вы были с субботы?
— Ммм?… — Миссис Голдблюм озиралась, несомненно, подсчитывая сколько ваз и ламп блистают своим отсутствием. — Ах да, в Атлантик-Сити. Мы всегда ездим в Атлантик-Сити. В «Тадж-Махал». Айзек обожает покер, а в «Тадж-Махале» чудесный покерный зал. Я-то больше люблю игровые автоматы. Ну, знаете, такие новенькие, пятицентовые.
Мэгги потерла лоб:
— Интересно, мне не поплохеет, если я приму еще одну таблетку аспирина?
— У тебя болит голова, милочка? Мне очень жаль. Но я же должна рассказать все-все-все, раз я причинила вам столько хлопот. Ну, то есть теперь, когда Милдред в курсе, можно больше ничего не скрывать.
— Разумеется, — подбодрил ее Сен-Жюст. — Пожалуйста, начните с самого начала и расскажите нам все.
Миссис Голдблюм залезла в свой ридикюль, достала упаковку бумажных салфеток и промокнула уголки рта, где чересчур красная помада уползла в морщины.
— Сначала? Ну, все началось года за два до того, как Гарри… умер. Я всегда была неравнодушна к его брату, Айзеку, и чем более скрытным и нелюдимым становился Гарри, тем больше мне нравился мой милый Айзек. — Она трубно высморкалась. — Милдред — это жена Айзека. Ужасная женщина. Но Айзек сказал, что проще хранить нашу… нашу любовь в секрете.
Сен-Жюст понимающе кивнул:
— Значит, он уезжал за границу, посылал вам оттуда открытку, и вы присоединялись к нему?
— Боже, конечно, нет. С чего вы взяли? Открытки — это был наш условный знак. Как только я получала открытку, я садилась в автобус и ехала в Атлантик-Сити. Он всегда выбирает такие милые открытки! Кстати, откуда вы про них знаете? Наверное, Носокс рассказал. А он упомянул, что на всех открытках был почтовый штемпель Чикаго? Айзек посылал мне открытки как знак, наш тайный знак, хотя я и без них помнила о времени нашего очередного рандеву. Айзек очень любит романтические глупости. Он просто душка. Обычно мы проводили вместе две недели, но на этот раз у нас было целых шесть, потому что Милдред собиралась навестить дочь. Ну, от первого брака. Поэтому я и решила предложить вам пожить здесь, присмотреть за квартирой. Я бы вернула вам потом большую часть арендной платы. Но мне пришлось вернуться.
— Вы всегда встречались с Айзеком в Атлантик-Сити?
— Да, Алекс, всегда. Поймите, я не люблю далеко уезжать от своих врачей. Мой кардиолог, мой терапевт, ревматолог… да, и ортопед, конечно. У меня совершенно ужасные мозоли, и…
— То есть вы никогда не шантажировали Энрико Тотила?
Миссис Голдблюм гордо выпрямилась:
— Нет, мисс Келли, я никогда не делала ничего подобного. Я неверная жена, это правда, потаскуха, как ни горько мне это признавать, но не шантажистка, нет. Никогда. К тому же он плохой человек.
— Так вы знакомы?
— Я впервые увидела его на прошлой неделе. Понятно, что на похороны Гарри его не позвали. Я встретила его на улице и поздоровалась, из вежливости. Он остановился, спросил, кто я такая и чего от него хочу. Я сказала, что мне ничего не нужно, спасибо, он достаточно сделал для меня, пока Гарри был жив. Тогда он спросил, как я его узнала, по фотографиям в газете? И я сказала, нет, не в газете, у Гарри был большой альбом с фотографиями, который я нашла уже после его весьма прискорбной смерти — не правда ли, я очень смелая, раз заговорила о смерти Гарри? — и что я узнала его по этим фотографиям.
— Прямо так и сказали? — вздрогнула Мэгги.
Миссис Голдблюм нахмурилась:
— По-моему, да. Я очень нервничала, я поняла, что не надо было с ним заговаривать, и безостановочно болтала и болтала. Рассказала ему, что Гарри подписал на обороте каждой фотографии все имена, и даты, и где их сняли, поэтому я и… О господи, так вот что они хотели? Но почему они просто не попросили, а принялись угрожать мне по телефону? Я бы отдала им альбом. Мне все эти старые фотографии совершенно не нужны. Я убрала их на склад.
Мэгги прочистила горло.
— Они могли ничего этого не делать. Могли не угрожать миссис Голдблюм, не выгонять ее из дома. Могли не громить квартиру и не похищать Стерлинга. Достаточно было просто попросить, и она бы отдала им альбом. И никто бы ничего не узнал. Все шито-крыто. Забавно. Забавно, черт подери.
— Просто поразительно, я согласен.
— Но с вами ведь все в порядке? — спросила миссис Голдблюм, принимая из рук у Стерлинга чашку и блюдце. — Спасибо. Ты просто душка. Да, Алекс, чуть не забыла…
— Да? — рассеянно откликнулся он, прокручивая услышанное в мозгу.
— Милдред все узнала. Мы с Айзеком собирались встретиться в Атлантик-Сити через две недели, как я уже сказала, но потом позвонил этот ужасный тип и сказал, что утром он за чем-то придет, и если я это не отдам ему, то… в общем, я в панике позвонила Айзеку, а Милдред подслушала наш разговор по параллельному телефону. Она ужасно подозрительная особа. Так что Милдред знает.
— У всех свои проблемы. — Мэгги покрутила в руках никотиновый ингалятор. — Никак поверить не могу, что вся эта комедия положений произошла с нами. Несмешная, правда, получилась комедия. Прошу прощения, миссис Голдблюм, так что Милдред? Да, вот ваш паспорт. — Она выудила его из кармана.
— Спасибо, моя дорогая. Айзек хочет отметить это дело, провести пару дней во Фрипорте. Хорошая идея, там прелестные казино. Но я уехала в такой спешке, понимаете, с одной стороны этот жуткий тип, с другой — Айзек, он так расстроился, что Милдред узнала про нас…
— Да, тяжело вам пришлось, миссис Голдблюм. — Сен-Жюст отчаянно хотел, чтобы она закончила уже болтать и ушла. Рано или поздно — скорее рано, чем поздно, — сюда заявится Венделл, и надо быть начеку.
— Да, Алекс, нелегко, еще как нелегко, — улыбнулась миссис Голдблюм. — Но теперь все в порядке, особенно если ты согласишься выкупить эту квартиру. Понимаешь, Милдред навсегда уехала в Палм-Спрингс, к дочери, и Айзек пригласил меня жить с ним. Жить в грехе. Мне семьдесят три года, и я собираюсь жить с мужчиной в грехе. Забавно, да?
Мэгги подалась вперед:
— Еще один вопрос, миссис Голдблюм, спасибо, что напомнили. Почему вы держали в секрете, что эта квартира принадлежит вам? Зачем все эти выдумки насчет арендной платы?