— Следы скольких человек?

— Мужчины и женщины.

— Вы не могли бы приблизительно изобразить, как проходили следы?

Хансен нарисовал две пунктирные линии.

— Мужчина и женщина, как мне представляется, шли рядом, но не по прямой. Они неоднократно меняли направление, прежде чем дошли до железной дороги, и, по крайней мере, два раза останавливались. В этом месте — я ставлю тут крестик — они пересекли насыпь. На некотором расстоянии за насыпью следы теряются: там твердый каменистый грунт. Мы прошли обратно до того места, где женщину переехал поезд. Не на самой насыпи, отсыпанной из гравия, а в десяти-пятнадцати футах от нее были обнаружены женские следы.

— А мужские?

— Были, но шли они не параллельно женским Вот здесь кто-то помочился: на песке это четко видно.

— Вы не заметили, следы где-нибудь пересекались?

— Да, сэр. Дважды. Вот здесь и здесь отпечаток мужской обуви перекрывает отпечаток женской. Создается такое впечатление, словно мужчина шел следом за женщиной.

— Обратные мужские следы, то есть ведущие к шоссе, обнаружены?

— Непрерывные и четкие — нет. Тут много нечетких следов, оставленных, видимо, поездной бригадой, санитарами скорой помощи и полицейскими.

— Веревка, о которой говорил машинист, у вас? Хансен невозмутимо вытащил из кармана обрывок веревки; видимо, он не придавал ей никакого значения.

— Вот она. В сорока футах оттуда я нашел еще одну.

— Атторней, у вас есть вопросы?

— Сколько человек было на месте происшествия, когда вы туда прибыли?

— Человек двенадцать.

— Кроме вас, кто-нибудь занимался расследованием?

— Помощник шерифа Этуотер и, полагаю, О'Рок.

— Вы что-нибудь еще нашли?

— В футах пятнадцати от путей сумочку из белой кожи.

— С той стороны, где следы?

— Нет, с противоположной. Она частично погрузилась в песок: очевидно, ее отшвырнуло в момент удара. Подобные случаи известны. Это результат действия центробежной силы.

— Вы открывали сумочку?

— Я передал ее старшему помощнику шерифа О'Року.

— И на этом вы завершили расследование?

— Нет, сэр. Я обследовал участки шоссе длиной примерно по полмили в направлениях Тусона и Ногалеса. Футах в четырехстах в сторону Ногалеса обнаружил очень четкие отпечатки шин, свидетельствующие, что на правой обочине стояла машина. Рядом были следы нескольких человек, а на шоссе было явственно видно, что машина здесь развернулась.

— Эти следы идентичны следам той машины, о которой вы говорили прежде?

— Нет, сэр.

— Почему вы в этом уверены?

Хансен вытащил из кармана листок и перечислил марки покрышек машины, которая сделала разворот. Все четыре покрышки были стертые, и все были разных марок.

— Вам известно, какой машине они принадлежат?

— Да, я потом установил. «Шевроле» Уорда.

— А что с машиной, от которой идут следы мужчины и женщины?

— Думаю, для шерифа не составит труда найти ее. Покрышки, которые стоят на ней, можно купить только в рассрочку.

— Вы проверили такси, на котором ехали капралы Ван-Флит и У Ли, а также сержант О'Нил?

— Да, сэр. Отпечатки не совпадают. У такси шины марки «Гудрич».

— Присяжные, вопросы есть?

Перерыв. Мегрэ уже раскурил трубку. Помощник шерифа с поясом, набитым патронами, и огромным револьвером вывел пятерых парией в тюремной одежде на галерею; они по очереди сходили в туалет, где комиссар оказался одновременно с Уордом и Митчеллом.

Уж не ошибся ли он? Мегрэ показалось, что, когда он открыл дверь, Уорд и брат Бесси мгновенно замолчали.

Во время перерыва Мегрэ спустился вниз и в углу возле большого красного автомата, продающего кока-колу, столкнулся лицом к лицу с Митчеллом.

Чувствовал себя Мегрэ так же скверно и неловко, как провинциал, пристающий на парижской улице к хорошенькой женщине. Он посмотрел сперва куда-то в угол, кашлянул и постарался принять самый непринужденный вид.

— У вас случайно нет при себе фото вашей сестры?

И тут комиссар стал свидетелем феномена, прекрасно ему знакомого. С Митчелла вмиг слетела приветливость. Лицо у него тотчас стало жестким — как у парижских хушганов или у гангстеров в американских фильмах. Инстинктивная защитная реакция у людей этого типа такая же, как у хищников: те тоже вдруг встревоженно замирают — напряженные, со вздыбившейся шерстью.

Митчелл тяжелым неподвижным взглядом уставился на массивного Мегрэ, который старался держаться как можно естественней.

Чуть заискивающе, чтобы умаслить собеседника, Мегрэ добавил:

— Есть куча вопросов, которые они, похоже, не хотят выяснять.

Митчелл все еще смотрел с подозрением, пытаясь понять, что Мегрэ имеет в виду.

— Говорят, им хочется, чтобы это был несчастный случай.

— Да, хочется.

— Я тоже полицейский. Служу во французской полиции. Это дело меня интересует не по службе. Я хотел бы взглянуть на фото вашей сестры.

Хулиганы всюду одинаковы. Разница только в том, что здесь они не ироничны, а угрюмы.

— Вы, значит, не считаете, как эти сукины дети, что она пошла спать на рельсы, чтобы ее там зарезало поездом?

Чувствовалось, что Митчелл пышет злобой. Поставив бутылку из-под кока-колы на землю, он вытащил из кармана объемистый бумажник.

— Держите Сделана три года назад.

Это была скверная ярмарочная фотография. Три человека, снятые на фоне размалеванного задника, вышли бледными. Но фотографировались они явно не на Юго-Западе, потому что одеты были по-зимнему, а на голове у Бесси была сметная шапочка из дешевого меха, такого же, как на воротнике пальто.

Бесси можно было дать лет пятнадцать, но комиссар знал, что в ту пору пятнадцать ей еще не исполнилось. Ее маленькое помятое и болезненное личико не лишено было известной приятности. Чувствовалось, что она разыгрывает из себя женщину, гордую тем, что ее сопровождают двое мужчин.

Должно быть, в тот вечер они были навеселе. Весь мир принадлежал им. Митчелл, совсем еще мальчишка, стоял с вызывающим видом, надвинув шапку на глаза.

Второй парень был постарше — лет восемнадцати-девятнадцати, довольно толстый и рыхлый.

— Кто это?

— Стив. Через пару месяцев он женился на Бесси.

— Чем он занимался?

— Тогда работал в гараже.

— Где это происходило?

— В Канзасе.

— А почему он развелся с ней?

— Внезапно он уехал, ничего не сказав и не объяснив. Первые месяцы посылал ей немного денег — сперва из Сент-Луиса, потом из Лос-Анджелеса. И вдруг написал, что будет лучше, если они разведутся, и что необходимые бумаги он высылает.

— Он как-нибудь это объяснил?

— Думаю, Стив не хотел подводить сестру. Он был в банде, занимающейся кражей машин, и через полгода их замели. Сейчас он сидит в тюрьме Сент-Квентин.

— Вы тоже сидели?

— Но не в тюрьме — в исправительном доме.

Во Франции Мегрэ было бы куда легче. Он хорошо знал людей подобного сорта и, разговаривая с ними, умел пробиться через стену недоверия. Здесь же, в чужой стране, он, боясь спугнуть собеседника, вел разговор очень осторожно.

— Вы из Канзаса?

— Да.

— Семья была бедная?

— С голоду околевали. Нас было пять братьев и сестер, все погодки. Отец погиб, когда мне было пять лет: разбился на грузовике.

— Отец был шофером? И не застрахован?

— Отец работал один. У него был старый грузовик, он скупал у фермеров овощи и перепродавал в городах. Все ночи проводил за баранкой. За грузовик он еще не расплатился, и, понятно, на страховку денег не было.

— Что же делала ваша мать?

Митчелл замолчал, пожал плечами, потом бросил:

— Все что угодно. В шесть лет я продавал на улицах газеты и чистил обувь.

— Вы думаете, вашу сестру убил сержант Уорд?

— Да нет!

— Он ее любил?

Снова пожатие плеч — теперь едва заметное.

— Нет, это не Уорд. Для такого дела он слишком труслив.