День Аркадия Хлебоеда на моей памяти стал единственным днем именно праздничного выходного в нашем тренировочном лагере. До этого никаких выходных у нас не объявлялось – война, все пахали на тренировках на износ. Потом, конечно, после налета Ктулхиата на лагерь график тренировок вынужденно сбился, но это совсем не значит, что это были выходные дни. Нет. Народ занимался восстановлением казарм, ремонтом. Все работали. Мы вот – лекари в смысле – капец как заняты были эти дни. У нас, наоборот, хлопот даже прибавилось.

Теперь же все было несколько по-другому. Встать мне пришлось очень рано, чтобы совершить все запланированные мной приготовления. Сделать это было не сложно – в лагере с утра был хаос и этакая предвкушающая ленность.

Вообще, невооруженным глазом было видно, что Дети Спасителя не умеют отдыхать. Не в плане, они прям все такие суперработящие. Нет. Наоборот. Уверен, что между альтернативами «копать окоп сейчас» и «копать окоп завтра» истинный солдат Византии выберет: «Ну его нафиг этот окоп! Можно я побегу в атаку?». Когда я говорю, что Дети Спасителя не умеют отдыхать, я имею ввиду другое. Ну вот что придет в голову адекватному человеку, когда он услышит, что у него сегодня выходной? Даже нет… Не выходной – а праздник. Правильно… Выспаться, может быть. Заняться любимым делом, которое давно откладывал. Может, накрыть стол и позвать в гости хороших людей…

В Византии все оказалось по-другому, и я, если честно, даже несколько выпадал от тех картин, которые мне удалось увидеть в утреннем тренировочном лагере. Дети Спасителя, прознав, что у них выходной, вставали пораньше, чтобы ненавидеть. Ненавидеть искренне, со всей душой и сердечным пылом, на который они были способны. Именно этим, видимо, у них и заполнялись все праздники, выходные, да и просто свободные минутки, которые иногда выпадали посреди тяжелого дня.

У солдат оказался огромный творческий потенциал в плане составления матерных ругательных частушек по отношению к врагам. В этих «милых» частушках солдаты Византии всегда обрисовывались как сильные, смелые и загорелые, а вот враги – ущербные и все из себя духовно загнивающие. Вот я в реале вроде бы взрослый дядя, и давно уже не в том возрасте, когда искренне восхищаются забористыми многоэтажными матюками… А тут ишь ты… Вот как оно вышло. Проходя мимо поющих частушки солдат, не раз поймал себя на мысли: «А вот этот перл надо запомнить»…

Удивленный всем происходящим я, даже, впервые за долгое время обратился с вопросом к сознанию Томаса внутри меня. Фиг знает. В этом плане я не рассчитывал на ответ, все-таки Томас болтал со мной только тогда, когда ему самому этого хотелось. Подсказок он мне также, как я понял, особых давать не мог, но и вопрос мой был не по игровой механике: «Томас, что это вообще за праздник такой – День Аркадия Хлебоеда? На него принято заковыристо ругаться матом, или чего?».

Ответ оказался красивым и логичным, как и весь окружающий мир вокруг меня: «Аркадий Хлебоед – это день начала сбора урожая. По легенде, когда Спаситель шел по Византии, разыскивая свои сандалии, его встретил нищий Аркадий. Нищий попросил у Спасителя еды. Говорил, что у него и крошки хлеба во рту давно не было. Спаситель, выслушав это, махнул рукой и во рту Аркадия заколосилась спелая пшеница. Корни пшеницы разорвали Аркадию горло и впились в мозг, он умер, но перед смертью поел. С той поры в этот день в Святой Византии принято досыта кормить Аркадиев и совсем не принято ни о чем просить незнакомцев».

«Ясно. Понятно…» – про себя ответил я, поставив в голове галочку, мол, когда выйду из этого игрового мира в реал, обязательно спрошу у сценаристов, а что они, собственно, курили, когда придумывали местные праздники?

В госпитале с утра работы оказалось не много. Нужно было покормить и похилить бодро идущих на поправку раненных. Их, кстати, особым приказом Старшего Инквизитора должны будут отнести на носилках на этот «всеобщий молебен». Кто бы сомневался, как говорится… Явка должна была быть сто процентной, иначе весь спектакль будет зря. Вдруг «коварный» менталист или одержимый затесался среди раненных? Непорядок… Раз Его Магуйшество здесь – проверяем всех.

Обед. Вот не зря говорится, что в тревожном ожидании время может тянуться, как резина. Я осознавал на все сто, что план мой был слишком смутный и рискованный. Но в такой ситуации меня могла спасти только наглость. Томас, когда я ему в двух словах рассказал о том, что планирую сделать, в начале перепуган был до жути. Потом, когда я ему все разъяснил, кажется, взял себя в руки и согласился со мной, попросив меня только об единственном: «Ты это, чертяка, только не сдавайся до конца, ладно? Я молодой совсем, помирать не хочу. Жить хочу… Эх… Хоть одним глазком посмотреть на кошкодевочек…».

Я, как мог, успокоил Томаса, пообещав ему, ежели чего, само собой буду бежать только меня и видели. Если подумать – квест «Дезертиры» может и не так уж и плох. Целых двести баллов, если я сумею смыться и после этого выжить. Я тоже в этом плане не мазохист, и теплый костерок в мои планы вообще не входит. Другое дело – куда бежать? Я ничего толком не знаю ни про Гонконг, ни про Ктулхиат, ни про Новую Персию. С чего я вообще взял, что там трава будет зеленее? Этот игровой мир был создан каким-то сумрачным сумасшедшим гением для изучения механизмов лжи. Скорее всего, это значит, что островка спокойствия тут не предусмотрено вообще. С чего я взял, что где-то там будет легче и лучше играть? Блин… Тот же Адам, когда рвал отсюда когти, как я понял из косвенных разговоров на том совещании, прихватил не только кольцо-артефакт, но и списки всех новобранцев, где скорее всего перечислялась их магия. Своего рода это военный шпионаж. Не знаю, планировал ли он это изначально, или его кто-то надоумил и подкупил – в любом случае, он точно знал, что делать. А я? Я знаю, что буду делать потом?

Ответ отрицательный. Можно, конечно, рискнуть отправиться искать этот мифический город одержимых, благо и шестеренка у меня есть.

Смущает пока одно «но». Для поиска города нужно знать пять из пяти важных нюансов, я же пока знаю четыре. Вроде и все просто – хватай шестеренку, смотри в терминале расписание и иди в нужное место… Мда… Вот моя чуйка мне подсказывает, что как раз этот пятый нюанс, которого я пока не знаю, окажется каким-то таким, переворачивающим все с ног на голову. А как же еще может быть в мире, где изучаются механизмы лжи?

Ахиллес обещал, что праздник начнется к обеду, только все вышло не совсем так. Праздники, они в этом плане такие… По моим расчетам уже где-то в десять из храма к казармам выволокли алтарный камень, и стали его украшать всем, что попадалось под руку – от полевых цветов и зеленых веток деревьев до каких-то храмовых приблуд вроде цветастых старых полотенец с бахромой.

Самих инквизиторов на месте действа пока видно не было – скорее всего, они готовились, выбирали наряды, красовались перед зеркалами где-то в закоулках казарм (а может, и хитрый план по поимке менталиста готовили – я в этом плане предпочитал думать, что они перед зеркалами красуются).

На площадке стал появляться военный оркестр, и, путаясь в бородах, смысле жизни и нотах, музыканты стали тихонько наигрывать какую-то тихую мелодию. К ним потянулись другие праздно шатающиеся по лагерю солдаты, которые уже устали орать матерные частушки про врагов. Народ просто рассаживался на траве, тихонько болтал о чем-то. Кто-то с ленивым видом слушал музыкантов, подперев голову рукой.

Я все это наблюдал уже издалека из госпиталя, не спеша присоединиться к народу. Ну его… Слишком нервно. Ребята, кстати, тоже нервничали. Это было заметно. Соня, Иуда, Матфей – все были дерганные, но тут фиг знает. Делать выводы, мол, они все игроки было бы глупо. Соня, кстати, озвучила причину своих волнений вполне ясно:

– Вот и обязательно было волочь раненных на этот праздник! – буркнула она сама себе утром, выделяя для пациентов на сегодня гору каких-то зелий и пилюль.

– Да все с ними в порядке будет, – поспешил успокоить девушку Иуда. – Они все уже идут на поправку.