— Еще бы! Почему же в таком случае вы не приехали вместе с ним? Госпожа де Морель сопровождала его…
— Она предложила мне, но я тогда была больна и не Могла продолжать путь. Я осталась у нее до полного выздоровления, и…
— …и теперь вы здесь! На одну ночь? И куда же вы отправитесь завтра?
— Но, монсеньер, я же уже сказала: я возвращаюсь домой к родным.
— В Монсальви?
— В Монсальви!
— Где вас ждет не дождется ваш супруг? — язвительно поинтересовался герцог. Это была новая ловушка. Катрин спокойно покачала головой.
— Мой супруг служит королю, а король осаде, видимо, у графа де Фуа.
— Это значит, что мессир Арно также находится где-то на юге. Так вам незачем так спешить домой, и поскольку вы подвергли себя таким опасностям, потратили столько времени и сил на службу королю Рене д'Анжу, вы должны уделить немного внимания и вашему старому другу. Или в ваших планах не найдется для меня места?
Катрин присела в реверансе, пытаясь скрыть свое замешательство. Ей не удастся выпутаться так легко, как она надеялась.
— Первое место всегда принадлежало вашему высочеству!
— Так докажите мне это!
— Каким образом?
— Примите участие в королевском банкете. Вас проводят в апартаменты, где вы сможете привести себя в порядок.
— Но, монсеньер…
— Никаких «но»! Я ничего не хочу слышать. Сегодня вечером, может быть, в последний раз вы будете моей гостьей. Если вы настаиваете на тем, чтобы провести ночь у госпожи де Морель, то можете это отложить до завтра. Но эту королевскую ночь я требую для… Бургундии. Вы одновременно сможете встретиться со многими старыми друзьями…
— Но это невозможно! Герцогиня не потерпит за своим столом…
— …бывшую любовницу? Надо, чтобы она с вами познакомилась. К тому же подобные вещи ее уже не волнуют. Она любит лишь сына и Бога!
— Может быть, потому, что вы не позволяете ей любить никого, кроме сына и Бога?
— Она слишком знатная для радостей любви. Ее тело подарило мне здорового сына, но, кажется, не расположено повторить это. К тому же, если я вас правильно понял, вы, в некотором смысле, являетесь посланницей королевы Иоланды ? Тогда ваше присутствие вполне естественно. Вы, наверное, заметили, что коннетабль де Ришмон тоже является моим гостем. Вы с ним друзья, не так ли?
— Большие! — вздохнула Катрин, не представляя, как встретит ее бретонец. — Но я не хотела бы с ним здесь встречаться!
Филипп насмешливо улыбнулся.
— Отчего же? Вы опасаетесь, как бы он не поведал сеньору де Монсальви о вашем присутствии при моем дворе? Прочь сомнения! Посланнику не следует ничего бояться. К тому же Ришмон не из болтливых. Вы согласны?
— Это приказ?
— Нет, просто просьба.
Просьба, которую было небезопасно проигнорировать. Катрин прекрасно знала, что скрывается под этой любезностью. Надо было соглашаться или сделать вид…
Поклонившись, она попросила разрешения отправиться к Симоне, где находились ее вещи, и подготовиться к банкету. Но герцог не разрешил.
— Катрин, речь не идет о полумерах. Я хочу, чтобы вы стали гостьей дворца на целую ночь. Мне хотелось бы немного обмануться, представив, что время повернуло вспять. Сейчас вас проводят в ваши апартаменты.
Он ударил в ладони. Поклонившись, вошел мужчина, одетый в серое с черным плотное шелковое платье, расшитое золотом.
— Отведите госпожу де Монсальви в приготовленные для нее апартаменты. Через некоторое время я пришлю за вами кавалера, и он проводит вас к столу. Успокойтесь, — с улыбкой добавил он, это еще один друг…
Следуя за провожатым, Катрин попросила его предупредить своих конюха и пажа. Тот ответил ей, что несколько минут назад их проводили к госпоже де Морель-Совгрен, поскольку этим вечером хозяйка обойдется без них. Филипп решительно ничего не забывал.
Пройдя сквозь множество коридоров, галерей, проходов и лестниц, ее провожатый открыл небольшую массивную дверь. Когда Катрин пересекла порог, она остановилась, словно завороженная, не веря своим глазам…
Комната, освещенная светом камина и множеством розовых свечей, воскресла из прошлого. Это была специально убранная для нее в Брюгге комната, где она с Филиппом провела столько ночей любви и откуда уехала восемь лет назад к постели умирающего сына, чтобы больше не вернуться.
Как во сне прошлась она по толстому белому меху, устилающему пол, с изумлением разглядывая стены, обитые чудесным розовым генуэзским бархатом, мебель, отделанную серебром, массивные канделябры, большие лилии в вазах, зеркала и герб, выбранный ею во время своего царствования: голубая химера на серебристом фоне.
Убранство комнаты осталось прежним вплоть до белого шелкового платья, расшитого жемчугом, которое лежало на серебристо-розовом стеганом одеяле. Все, что Катрин оставила в Брюгге, она нашла в Лилле…
Воспоминания были так живы, что Катрин непроизвольно повернулась к маленькой двери, наполовину скрытой альковом. Эта дверь вела в ванную, и Катрин показалась, что она откроется и на пороге появится Сара-.. Чтобы избавиться от галлюцинации, она прикрыла глаза и попыталась хоть немного успокоиться.
Когда она вновь открыла глаза, ничего не изменилось.
Вдруг в венецианском зеркале она заметила отражение юноши с бледным лицом в забрызганных грязью сапогах. Он выглядел нелепо в этой роскошной комнате и, казалось, не решался переступить ее порог. Катрин не успела произнести ни слова, как появились две темнокожие женщины в белой одежде, скорее всего рабыни, купленные в Венеции или Генуе. Она давно знала, что Филипп ценил их внимание и безмолвную покорность.
Они низко поклонились, улыбнувшись, овладели Катрин и в мгновение ока освободили ее от мужского платья. Сапоги, облегающие штаны, камзол, капюшон, рубашка — все исчезло, как по волшебству.
На этот раз в зеркале появилось другое отражение: обнаженное чувственное тело было покрыто сказочным плащом золотых распущенных волос.
Потом наступила очередь чудесной ванны с вербеной-давно забытое наслаждение. Катрин, сладостно вздохнув, отдалась во власть пьянящих благовоний, позволяя зеленой воде проникать в ее кожу, смывая пыль, пот и усталость… Она давно не видела такой изысканной роскоши, даже в своем прекрасном замке Монсальви.
Ей вдруг стало так хорошо и спокойно, что она потеряла всякий счет времени. Закрыв глаза, женщина погрузила свое ставшее невесомым тело в ласкающую воду.
Это была поистине чудесная ванна. Катрин на какое-то время оставила все заботы, страх о будущем, к ней вернулось желание нравиться и быть счастливой.
Она чуть было не заснула, когда заботливые руки вынули ее из ванны, завернули в тонкое покрывало, вытерли. Затем черные руки, напомнившие ей Гранаду и ласковую заботу Фатимы, принялись растирать и массировать кожу, ставшую необыкновенно гладкой и нежной. Ее надушили духами, привезенными из далеких стран, которыми она пользовалась раньше. Тщательно расчесали волосы, ставшие необыкновенно блестящими. Катрин очень удивилась, что женщины не заплели их как обычно, чтобы укрепить, хеннен. Служанки лишь чуть подняли золотистые пряди и накинули крупную сетку из небольших жемчужин…
К тому же ей ие надели рубашку; белое шелковое платье заскользило по телу, подобно струе свежей воды. Это было длинное платье, затянутое под грудью жемчужным поясом, с широкими рукавами, легко скользящими по рукам. Декольте было таким большим, что скорее подчеркивало грудь молодой женщины, чем скрывало ее. Шелковые чулки, завязанные выше колена кружевной тесемкой, и маленькие туфельки из белого шелка дополнили этот странный наряд.
Когда темнокожие служанки, взяв Катрин за руки, снова привели ее в розовую комнату и подвели к зеркалу, она, взволнованная и очарованная, увидела перед собой принцессу из сказки: время, страдания и превратности судьбы были не властны над ее красотой — она была великолепна как никогда!
Пораженная, она невольно залюбовалась собой. Из глубины дворца доносилась радостная музыка. По-видимому, праздник уже начался, и за ней скоро придут…
