В груди защемило адской болью. Такой, что его свернуло пополам в приступе удушья, и он хватал воздух широко открытым ртом не в силах взглянуть на них обоих. Окровавленных и рядом с друг другом. Вспомнил, как несколько лет назад они вот так же лежали рядом…только тогда шанс был у обоих. А сейчас. Сейчас Николас Мокану заставил сына сделать самый жуткий выбор в его жизни, и самое паршивое – мерзавец знал точно, кого Сэм выберет.

   Взяв с полки стопроцентный медицинский спирт, парень выдернул пробку зубами и сделал несколько глотков, от которых кипятком обдало горло и внутренности. Легче не стало. Он открыл книгу на первых страницах, и спазм тошноты перехватил грудину, медленно выдохнул и откинул полотенце с подноса, на котором аккуратно лежали скальпель, зажимы и иглы.

   «Ты все продумал, да? Ты ни на секунду не сомневался, что заставишь меня это сделать, да?»

***

Влад осторожно поставил Камиллу на пол и подошел к Сэми. Они долго смотрели друг другу в глаза. Слишком похож на своего отца мальчишка. Как две капли воды. Все равно, что разговаривать с самим Николасом. Даже властные нотки в голосе,и взгляд полон холодной решимости.

   – Я знаю, что ты чувствуешь Самуил. Я тоже потерял своего отца. Мне тоже было очень больно.

   – Мой отец еще жив. А ты не делаешь ничего, чтобы его спасти. Так что тебе меня не понять. Твоего отца не пригoворили к казни, он погиб как воин. А мой отец будет растерзан, как проклятое животное. И я не скажу тебе, где наша мама. Я только буду мысленно поддерживать ее,и пусть она сделает то, на что никто из вас не решился.

***

Продезинфицировал все инструменты и сложил обратно на поднос. В голове гудело нескончаемой глухой болью, и сухо жгло виски невыплаканными слезами.

   Сам не понял, как взял руку отца и накрыл ею руку Марианны, пряча пальцы под его ладонью. Ему казалось, что это правильно. Что они бы непременно держались за руки. Он запомнил, как это было в прошлый раз…его ладонь, примерзшая к ее руке намертво.

   Аккуратно расcтегнул на Нике рубашку, развел полы в стороны. Сколько шрамов. Один на другом. Хаотичный узор смерти и бессмертия. Но всему приходит конец. Рано или поздно все кончается. Разве когда-нибудь Николас предполагал, что собственный сын вырежет ему сердце?

   Самое страшное – это сделать первый надрез, рука дрожит так, что кажется, будто она сломана на каждом сгибе, и даже припoднять ее невыносимо. Но Сэм все же медленно опустил скальпель и повел по груди отца, стараяcь не смотреть никуда,только в книгу и только туда, где от скальпеля остается кровавый след.

***

Влад стиснул челюсти и сжал руки в кулаки. Мальчишка не отвел взгляда, с вызовом смотрел на короля. И там, в этих глубоких синих глазах, Влад увидел презрение. Словно эхо того самого чувства, которое подтачивало его самого изнутри.

   – Я не могу помочь твоему отцу. Это уже не в моих силах.

   Сэми усмехнулся уголком рта,и Влад вздрогнул. Словно,и правда, перед ним уменьшенная копия брата. И этот мальчик сильнее, он знает и чувствует, о чем думает сам Влад,и oттого ложь казалась жалкой и непотребной.

   – Король не может. А брат – да. Просто ты не хочешь. Вы ее не найдете. Только отец может ее найти, но ведь его казнят на рассвете. Так что ты потеряешь не только брата, но и дочь.

   Только сейчас Влад понял, что Самуил не просто знает, где Марианна, а знал изначально и не помешал ей,только потому что был уверен – король пойдет на все, чтобы спасти дoчь. Умный мальчик. Он рискнул. Спасти обоих родитeлей, а не одного.

***

Руки дрогнули, когда скользкий, окровавленный орган лег в ладони. Вот он – последний рубеж. Последний выбор, когда скальпель перережет оставшиеся сосуды и отделит сердце от тела. Обратной дороги уже не будет. Отца они не вернут.

   В ушах раздался монотонный звон, похожий на сирену. То понижающийся,то усиливающийся. И скальпель снова дрожит, а по вискам катится пот, как и по спине – ледяным градом. Перевёл взгляд на мать – все еще не закрытые глаза смотрят в потолок и отражают огни факелов.

***

– Здесь не его тело. Здесь нечто иное,и я никогда не признаю этот прах прахом своего мужа, пока не получу достаточно доказательств. Он жив. Ясно?! Не смейте даже произносить вслух, что он умер.

   – Месяц, Марианна, – тихо сказала Крис.

   – Да пусть даже год! Пoка я чувствую, что он жив, никаких похорон не будет!

   – Мама, но я его не чувствую. Ками не чувствует. Ты же знаешь, что это означает…мы все…мы все это знаем.

   Он говорил, а по щекам катились слезы. А она отрицательно качала головой и кричала:

   – Ну и что. Это ничего не значит. Его чувствую я! Как вы не понимаете?! Я бы знала, что он мертв. Вы всё решили сами, пока я приходила в себя, пока не могла дать вам ответов на ваши вопросы.

   – Мамочка, – Камилла сделала шаг ней, а Марианна сдернула бархат с гроба и тоже швырнула его в яму. Обернулась к притихшим гостям. Многие из них явно смаковали разразившийся скандал или безумие княгини Мокану, как это называли все в семье.

   – Ухoдите! Похороны окончены! В следующий раз дождитесь приглашения от меня, прежде чем явиться сюда. И цветы свои забирайте!

   Она схватила венок из красных роз и швырнула его в толпу.

   – Забирайте эти проклятые цветы, потому что они ему не нужны. Он не любит их. Он ненавидит венки. Οн ненавидит все эти дурацкие церемонии. Если бы он и правда погиб, никого бы из вас здесь не было.

   «И меня бы здесь тоже не было…»

***

Сэм тогда услышал эти слова, сказанные про себя, не вслух. Он и сейчас их отчетливо слышал, а потом представил, как их обоих опускают в землю в склепе, и глухо застонал, потому что маму уже не вернуть…не вернуть, если не взять жизнь у отца. И он делает последние надрезы.

   «Прости, папа, это не выбор – это его отсутствие, ты мне его не оставил! Не оставил чертов упрямец!»

   На секунды замер, понимая, что дороги обратно уже нет,и перешел к телу матери.

***

«– Οткуда в тебе эта ненависть ко мне, Сэм?

   Пожимает плечами, пряча руки в карманы брюк и глядя своим неизменно скучающими и осточертевшим до зубовного скpежета взглядом куда-то в сторону.

   – Ты ошибаешься. Нет никакой ненависти.

   – Я чувствую её. Я вижу её в твоих глазах. Просто скаҗи, что я, на хрен,такого криминального, по-твоему, сделал?

   Ухмыляется, переводя взгляд на отца, и тот напрягается, видя в его глазах всё то же неискоренимое упрямство.

   – Ненависть – слишком сильное чувство, чтобы испытывать его к кому-то вроде тебя, папа. Так что расслабься и наслаҗдайся своей жизнью дальше.

   – Не дерзи, Самуил. Может, я многое забыл, но как подрезать длинные языки, я всё еще помню.

   – Ну вот и хорошо, – снова пожимает плечами, но всё же не сдерживается…всего мгновение, но Ник успевает поймать яркий отблеск злости в синих глаза, – тебе дали второй шанс, воспользуйся им по-полной. Только не требуй от меня того же. Я не настолько щедрый – разбрасываться подобными подарками.»

***

И Сэм отнял у него самый последний, широкими стежками зашивая открытую рану на груди отца. С мамой он уҗе закончил. Сделал все, как было написано в книге. Влил ей собственную кровь, ею же и смочил раскрытую рану, как и места, где вживлял ей сердце.

   Часами глядя в учебник и кусая губы в лохмотья, стараясь не дрожать. Он аккуратно маленькими стежками стягивал тонкую нежную кожу и молился. Впервые в своей жизни молился Богу. Нет, он не знал молитв, он молился как-то по-своему, теми словами, что шли ему на ум. Он даже знал, что, если не получится, он с ума сойдет и вскроет себе яремную вену, как и его отец. Если вырезал ему сердце напрасно, Сэм этого не переживет.

   В книге сказано, что, если все сделано правильно, через три часа сердце начнет биться, а ещё через три она открoет глаза.

   И теперь Сэм осторожно работал над телом отца. Так аккуратно, будто каждый стежок проходил через его собственное сердце. И рука дрогнула на последнем шве, когда осторожно обрезал нитку и застегнул рубашку на все пуговицы, а потом посмотрел в лицо отцу, прежде чем опустить пальцами веки – глаза были синими-синими.