Я стиснула его подбородок и закричала:

— Джоэл!

Его голод рябью прокатился по моей коже. Его голова билась о мои колени в моих руках. В стороны летела кровь и слюна. Я крепче сжала его челюсть. Однажды он сказал мне, что после мутации, в результате получался не человек, оставалась не та личность, что была раньше. Верил ли он все еще в это?

— Джоэл! — заорала я.

Его белые глаза остекленели, в них читалась одна-единственная цель. «Питаться».

Кончик моего кинжала коснулся его лба. Моя ладонь держала рукоятку, но я ее не чувствовала. Я ничего больше не могла чувствовать. Я надавила жестко и быстро.

Я проснулась, резко сев на кровати. Сладкий, землистый запах наполнял воздух — родственник сандалового дерева. Он мало смягчил раскалывающую боль в моей груди, когда нахлынули воспоминания. Я стиснула кулак. Кинжал был таким тяжелым, когда я потянула его назад из черепа Джоэла. Я оставила его тело там, в винограднике моего отца, разведя огонь. Иссохшие виноградные лозы вспыхнули искрами и трещали, пока пламя пожирало тело Джоэла. У меня было всего несколько минут, чтобы забрать из дома одежду, до того, как пожар поглотил и его.

Мои глаза покалывало. Теплая плоть напряглась у моего лица. Руки обвили меня.

Я моргнула тяжелыми веками, поднимая голову. Тени не скрывали безупречную кожу и миндалевидные глаза мужчины, которые меня держал.

«О, бл*дь, нет». Я отпихнула от себя доктора и с глухим ударом свалилась с кровати.

Поднявшись на ноги, я провела рукой по лицу. Ладонь оказалась мокрой. В мое отсутствие его обнаженная грудь блестела.

— Никогда больше меня не касайся, — выдавила я, пятясь назад.

Он встал так, что нас разделяла кровать, руки расслабленно опустились вдоль боков.

— Я твой доктор, хочешь ты того или нет, — он провел рукой по волосам. — Я делаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить твое физическое здоровье, но это бессмысленно, если твое душевное состояние подводит.

Я отвернулась. Мои ноги двинулись к углу, к его отупляющим глубинам.

— Твои кошмары, — сказал доктор, — и недели молчания и отсутствия зрительного контакта. Ты ценишь потрепанное письмо дороже своего музыкального плеера, и все же, закрываешь уши ночью. И твоя изменяющаяся психология…

Я не слушала его голос, говорящий о моем диагнозе. Он говорил так, будто не сыграл никакой роли в моем заточении и разделке моего сердца как куска мяса.

Внезапно доктор оказался за моей спиной, его дыхание пошевелило мои волосы.

— Возвращайся из этого безумия.

Я, наконец, вспомнила, как умер Джоэл. Встретилась лицом к лицу с тем, что сделала. Но этого было недостаточно, чтобы затянуть дыру, которую оставил после себя Рорк. Стадии отрицания, злости и сомнений приходили и уходили в течение предыдущих недель. И все же, когда я обернулась, казалось, будто я опять вернулась на первую стадию скорби.

— Я вернусь, когда ты вернешь Рорка.

На его лбу появились морщинки, а его глаза метнулись во тьму, как будто ища ответ. Побродив взглядом по открытым стропилам, его глаза встретились с моими.

— Тогда отключи все свои чувства, кроме шестого.

Спускаясь в бездну, мы возвращаем сокровища жизни.

Где ты споткнешься, там лежит твое сокровище.

— Джозеф Кэмпбелл

Глава 29

Филе души

— Мое шестое чувство? Интуиция говорит мне, что ты лжец и убийца.

На щеке доктора дернулся мускул.

— Это ты так говоришь. И все же, ты не видела, чтобы я делал что-либо из этого, лгал или убивал. Не могу сказать того же о тебе.

Мои мысли метнулись к первой ночи, проведенной на Мальте. Ладно, у меня действительно был смертоносный навык метания ножниц. Мои кулаки сжались и разжались вдоль боков, гудя желанием повторить подобное.

— Эта попытка уколоть, сделанная мужчиной, ответственным за миллиарды смертей, за убийство Рорка, не достигла цели.

Его рука вдруг протянулась сквозь колонну лунного света и сжала мое горло.

— Он жив, — произнес доктор.

Я сглотнула, по-прежнему удерживаемая его рукой за шею, и не стала притворяться, будто не поняла, кто именно.

— Я наблюдала, как его пожирают, — сказала я.

Он уставился на меня и ответил:

— Нет, не наблюдала. Ты голосом отдавала команды тле. Совсем как это делает Айман, — его рука опустилась, и доктор склонил голову, вертикальные морщинки образовались между его бровей. — Они отвечали тебе. Но от усилий тебе стало плохо.

Я покачала головой и попятилась.

— Они не отвечали мне. Он был покрыт…

— Когда я положил руку на твое лицо, я почувствовал… ты как будто стабилизировалась. Ты остановила их прежде, чем первая ротовая трубка проткнула его кожу. А когда ты потеряла сознание, Айман удержал тлю.

Я накрыла рот ладонью и сползла вниз по стене.

— У меня нет причин тебе верить.

Доктор присел на корточки рядом со мной и подбородком указал на ночное небо.

— Как и луна, правда не скрывается надолго.

— Убирайся, бл*дь, от меня подальше.

Он опустил голову и посмотрел на меня из-под опущенных век.

— Назови мне вопрос, на который сможет ответить только священник.

Мои мышцы напряглись вопреки тоске в груди. Я не могла поддаваться надежде. «Зачем Дрону оставлять его в живых? И какова мотивация доктора Нили?» — спрашивала я себя. Он заботился обо мне, охранял меня, поддерживал во мне жизнь. Таковы были отношения ученого с его крысами. Пока не начинались различные тесты. Я не могла доверять ему, но могла разоблачить его блеф.

— Священник получил знак. Что это было? — решилась, наконец, я. Воспоминание о той ночи было заперто в моем сердце. Я никогда не забуду изумление Рорка, когда он опустился рядом со мной на колени, и его глаза, следящие за божьими коровками на моем теле.

Доктор положил на пол яблоко у моего бедра.

— Я делаю это на свой страх и риск. Айман и Сирадж не согласятся с моими методами.

После моего дрожащего кивка он ушел.

«Убьют ли Дрон и Имаго доктора до того, как мне представится шанс самой сделать это?» Эта мысль причинила мне боль, которая должна была вызвать угрызения совести. Но потеря моральных принципов — ничто, в сравнении с тем, что забрал у меня минувший год.

Я заползла на кровать и прокрутила свои новые воспоминания о Джоэле. Его последние слова грызли меня. Почему он просто не мог сказать, что любит меня. Даже во время трансформации он раздавал советы.

«Доверяй разуму, телу и душе… Твои стражи».

А ведь я, в конце концов, доверилась своей душе. Но она меня не защитила. Наоборот, она ослабила меня и забрала с собой мой разум. Мое тело ушло бы следом, если бы не вмешался доктор. Может, в его словах имелся другой смысл? Не в духе Джоэла говорить загадками. Но в предсмертных муках, возможно, он увидел или понял вещи, которые мне были недоступны.

Уязвимость поселилась в моем сердце. Чтобы ее прогнать, я стала делать упражнения Рорка из бокса, нацеливая каждый удар на лучи лунного света, пронзающего комнату. Когда дверь со стоном отворилась, я уже размялась, подзарядилась энергией и готова была разбить лживый рот доктора.

Но это был Имаго, вальяжной походкой вошедший через ворота. Его взгляд прошелся по моему телу.

Я расправила плечи, подавляя импульсивное желание забиться в угол. Ткань натянулась на моей груди, приглашая его похотливый взгляд, пока я выискивала и систематизировала его оружие.

Дротиковое ружье висело за спиной. Золотой «Пустынный Орел» 50 калибра (прим.: самозарядный пистолет крупного калибра (до 12,7 мм). Позиционируется как охотничье оружие и оружие для самозащиты от диких зверей и преступных посягательств) находился в бедренной кобуре. На поясном ремне красовался кинжал Джамбия (прим.: восточный кинжал с широким загнутым клинком без гарды) в закругленных ножнах.