Ребров помолчал, включил странный прибор и вставил в одно из его отверстий маленькую ампулу.

— Взгляните, эта вот игрушечка — настоящая бомба определенной взрывной силы. Я вставляю ее в ложе нашего прибора, именуемого «саморазрядитель». Ничего как будто не происходит с ней: ни шума, ни треска, ни искорки не зажглось. Но за эти несколько секунд она сама разрядилась. Почему? Потому что зарядка и разрядка — два эпизода одного и того же процесса, подчиненные течению времени плюс влияние определенных внешних условий. Мы не доводим бомбу врага до взрыва, мы не хотим обезвреживать мины с помощью взрыва — мы, наоборот, ставим бомбу в такие условия, при которых элементы, ведущие к взрыву, сами собой стойко возвращаются в прежнее, нейтральное состояние, обретая его от третьего агента. Третий агент — это наш секрет. Если взрыв вызывается от толчка, трения, огня, соприкосновения химических элементов и слияния их, мы уничтожаем при помощи третьего агента специфику всех этих действий. Если взрыв вызывается распадом элементов, наш «третий агент» попросту не дает осуществиться распаду, связывает элементы. Нам помогают в этом деле те самые общие законы и положения науки, которыми до сих пор человечество еще не научилось пользоваться сознательно, обращая их себе на пользу на каждом шагу.

— Значит, ваш прибор — это модель…

— Да, это модель гигантских установок, готовых к действию тотчас, как только нашей Родине станет грозить нападение. Об одной из них вы уже знаете — это наша Аэро-электроцентраль.

— Вы только обезвреживаете удар, который вам собираются нанести, — ничего больше?

— Да, мы пока только обезвреживаем возможные удары, сохраняя большие запасы энергии, обрекавшейся на рассеяние… Но наши ученые думают и дальше. В соседней комнате этой башни, — Ребров привстал и слегка коснулся каменной стены, — мой товарищ серьезно разрабатывает маленький практический вывод из положения «всякое действие равно противодействию». Но об этом мы пока еще не говорим никому.

Несколько минут Морлендер сидел молча.

— Мой отец… — невольно пробормотал он.

— Ваш отец?

— Да, мой отец, изобретатель Морлендер…

И, только сказав это, он побледнел, вскочил с места. Так же побледнел и встал с места Ребров.

Забывшись, Артур проговорился. Он не жалел об этом. Он стоял опустив голову, бледный, как смерть, не отпираясь от сказанного и ничего не объясняя.

Ребров подождал некоторое время, потом надавил кнопку. Два красногвардейца выросли на пороге. Они подошли к Морлендеру и крепко взяли его один — за правый, другой — за левый локоть.

В Америке Артур Морлендер немало наслышался о страшной Чека большевиков. Газеты печатали сенсационные признания белоэмигрантов о том, как их пытали неслыханными орудиями, неизвестными даже Средневековью. Какой-то беглый помещик из номера в номер помещал в «Чикаго-Сандэй» целый роман под названием «Тайна Чека» и признавался своим друзьям по выпивке, что ежели б не голубушка Чека — благослови ее, господи! — жрать ему было бы абсолютно нечего. И вот сейчас Артур сидел в этой самой Чека, в комфортабельном кресле, перед столом, на котором стояли стакан чая и тарелочка с двумя бутербродами с ветчиной, придвинутые к нему красивым смуглым следователем в военной форме, с дюжиной орденов на груди.

— Итак, вы сын знаменитого изобретателя Морлендера, — задумчиво говорил он, постукивая перед собой кончиком карандаша. — Почему же вы не приехали к нам под своим именем? Вам оказали бы широкое гостеприимство. Для чего понадобился этот маскарад? И где настоящий Василов? Отвечайте, пожалуйста, по порядку вопросов.

— Я сын знаменитого изобретателя, Артур Морлендер, — с тяжелым вздохом ответил арестованный. — Мой отец был убит в России большевиками — так мне сказал глава треста, у которого служил отец, миллиардер Джек Кресслинг, и его друзья устроили этот маскарад, снабдили меня деньгами, оружием, ядом, бомбами и отправили под именем Василова к вам. Где настоящий Василов, не знаю. Со мной приехала женщина, выдающая себя за жену Василова. Кто она такая, тоже не знаю. Вот все. Нет, не все, впрочем. Увидев вашу страну и ваших людей, я в первый же день усомнился в том, что отца моего убили вы, и желание отомстить угасло во мне.

— Вы правы: Морлендер выехал отсюда живым и здоровым.

Следователь позвонил, вошел молоденький красноармеец.

— Сидоров, копию с судовой книги «Торпеды»!

Когда копия была принесена, следователь перелистал ее и отогнул страницу:

— Читайте, вот запись: «Заказана каюта, в Нью-Йорк шестого июля…» Но что это? — следователь вдруг покраснел и прочитал следующую строку: — «…осталась незанятой». — Он снова, сильней, чем раньше, нажал кнопку. — Сидоров, узнать немедленно, где, когда, каким способом инженер Иеремия Морлендер, гостивший у нас в Союзе около месяца, покинул нашу страну!

Пока Сидоров, бесшумно удалившись, исполнял приказание, следователь участливо глядел на Артура:

— Признаться, мы вашему газетному шуму вокруг этого мнимого убийства не придали никакого значения — ведь чего только не пишут у вас! И откуда берется! Но неужели же вам самому не показалось странным все это дело? Скажите, а как наследие вашего отца, его знаменитое изобретение, о котором ходят слухи в обоих полушариях, — новый вид какой-то энергии? Вы сами его разрабатываете?

Артур уже начал привыкать к манере следователя задавать не один, а целый цикл вопросов. Он понял, что группой сразу поставленных нескольких вопросов следователь помогает ему увидеть связь между разными вещами, ускользавшую от него раньше. И, держа в уме эту связь, он ответил:

— Изобретение моего отца было завещано не мне — отец составил в России новое завещание. По этому новому завещанию изобретение должно быть обращено на борьбу против коммунистов. Да, теперь мне все это кажется странным. Я был единственным сыном. Отец почему-то лишил меня всякого состояния — все досталось его новой жене, о существовании которой я даже не подозревал.

— А кто эта новая жена?

— Бывший секретарь Джека Кресслинга.

Отвечая, Артур Морлендер сам видел, как замыкается круг его ответов и как все они стягиваются к одному человеку. Слушая его, следователь понимающе кивал головой. Он успел в эти минуты соединиться с кем-то по телефону, слушал его и подавал в трубку короткие реплики, а сам продолжал глядеть на Морлендера и, когда положил трубку, всем корпусом повернулся к нему:

— Нечего и Сидорова дожидаться. Я говорил сейчас с человеком, которому было поручено сопровождать по нашей стране вашего отца и проводить его при отъезде. Человек этот сообщил любопытные вещи. Он сейчас будет здесь.

Все это время Ребров сидел у окна и курил свою трубку. Он не вставил в разговор ни единого слова. Но когда следователь замолчал, а Морлендер, опустив голову на грудь, мысленно воскрешал в памяти все, что произошло с ним в Нью-Йорке, Ребров негромко сказал:

— Инженер Иеремия Морлендер был и у нас на показательном участке. Он вел себя дружелюбно. Что-то не похоже, чтоб он завещал свое новое открытие, о котором сам же рассказывал нам, на борьбу с коммунизмом.

Не успел он окончить, как дверь тихонько отворилась и на пороге ее показался «человек», о котором говорил следователь. Человек этот — стройная и строгая барышня в кудерьках и золотом пенсне на орлином носике, в замшевых шведских туфельках, финском джемпере и парижской блузке — вопросительно обвел всех глазами.

— Вот, рекомендую, — широко улыбнулся следователь, — известная переводчица, работник Комиссариата иностранных дел. Лицо доверенное, можно полагаться на каждое ее слово. Садитесь, товарищ Сережкина. Повторите присутствующим, что вы мне сейчас сообщили.

Товарищ Сережкина вынула из итальянской сумочки с видом Везувия хорошенькую эстонскую записную книжку, раскрыла ее и, не глядя в нее, отчеканила:

— Мистер Иеремия Морлендер посетил четыре наши республики, восемь областных центров, Москву, Петроград, двенадцать заводов, имел беседы и встречи с академиками, профессорами, рабочими, проектировщиками, провел три дня на Центральной Аэро-электроцентрали, был принят вождями нашего правительства, выступил перед микрофоном со словами благодарности и большого удовлетворения, высказался за более тесное общение между нашей и зарубежной наукой. По его просьбе ему был заказан билет на пароход «Торпеда», отправлявшийся в Нью-Йорк шестого июля. Но мистер Иеремия на этом пароходе не отбыл.