Я сложил руки бабушки Таи на груди, поправил на шее кружевной воротничок. В эту минуту в комнату заглянул кто-то из служебных чинов полиции. Демонстративно поднявшись, Мазик скрылся за ширмой.

— Молодой человек! А ну-ка вернитесь!..

Я нехотя подал голос.

— Оставьте его. Он внук погибшей.

Офицер оказался из моложавых, с красивым породистым лицом. Не знаю в чем тут дело, но в последнее время подобные лица все чаще начинали вызывать у меня неприязнь. Слишком уж серое простиралось вокруг времечко. Красота и здоровье совершенно в него не вписывались, образ евгенического счастливчика смотрелся почти вызывающе… Чуть отодвинувшись, я позволил офицеру приблизиться к покойной.

— Вы перенесли ее с лестничной площадки?

— Совершенно верно.

— Этого нельзя было делать. По крайней мере до нашего прибытия.

— Очень уж долго пришлось ждать.

— Давайте обойдемся без препирательств, — офицер нахмурился. — Мы должны были сделать ряд фотографий и подробно описать место происшествия. Кроме того, понадобится заключение патолога-анатома…

— Зачем оно вам?

— Таковы правила. Мы обязаны выяснить точную причину смерти.

— По-моему, это очевидно. Две пули, выпущенные из автомата. Что тут еще выяснять?

— Калибр, тип оружия. Почему в столь поздний час она очутилась на лестнице? Не мешало бы провести обыск. Иногда мы обнаруживаем такие залежи краденого, — голова кругом идет…

— Пусть он убирается! — сдавленно донеслось из-за ширмы.

— Что-что?

— У вас непорядок со слухом? — мои пальцы сжались в кулак. Когда я волнуюсь, они всегда начинают дрожать. Довольно мерзкий нюанс, надо сказать. Ибо везде и всюду его истолковывают превратно. Волнение — не трусость, господа хорошие! И не всякого дрожащего человека можно раздражать безнаказанно.

— Ого! — Офицер натянуто улыбнулся. Зубы у него были белые, ровные, — прямо с рекламной картинки. — Старшина Полещук! Зайдите-ка!

Дверь отворилась, но вместо старшины в комнату грохочущим шагом вошел Виктор. Сходу швырнул на стол стопку листов и гневно вопросил.

— Что за идиотская инициатива?!

— Инициатива?.. — офицер, вероятно, онемел от такой дерзости. Виктор же не давал ему опомниться.

— Вы ведь всего-навсего капитан, так, кажется? Так вот. Вы арестовали старика-китайца, перевернули все здесь вверх дном. Я вас спрашиваю, по какому праву?!

От тона и голоса, каким задают вопросы, зависит порой очень многое. Виктор ничуть не боялся офицера, и тот это, конечно, почувствовал. Во всяком случае он струхнул, — я это видел отчетливо.

— Сидящему здесь товарищу уже объяснили… Старушка погибла отнюдь не в результате несчастного случая. На улице обнаружено еще восемь трупов. Судя по следам, имелись и раненные. Возможно, кого-нибудь мы обнаружим. Следствие предполагает, что в одной из квартир размещался притон. Иначе чем объяснить это побоище?

— А вы поинтересуйтесь у ребят, что живут через дорогу, — посоветовал я. — О притонах и прочих прелестях современной жизни они расскажут вам значительно подробнее.

— Каких ребят вы имеете в виду?

— Тех самых, что ведут хозяйство катрана. Или вы впервые слышите это слово?

— Но стрельба произошла здесь! Ваш старик убил из дробовика человека! Это, простите меня, факт, который не надо доказывать.

— А то, что у этого человека был в руках автомат, — жалкий незначительный пустяк, верно?

— Похоже, наш разговор следует перенести в другое место, — офицер недобро прищурился. — Полещук! Где ты там?

В комнату сунулся было его помощник, но Виктор стремительно развернулся.

— Вон! — рявкнул он, и помощник без звука скрылся за дверью.

— Что вы себе позволяете? — побледневший капитан нервно теребил ремешок портупеи. — Кто вы такой?

— Лучше вам этого не знать, поверьте мне, — Виктор кивнул в сторону рассыпанных по столу протоколов. — Всю эту околесицу уничтожить!. Трупы заберите, а о том, что здесь случилось, постарайтесь забыть.

— Но мой долг…

— Я еще не закончил! — Виктор прошелся по комнате, взглядом задержался на покойнице. — Старика-китайца вы немедленно освободите. Вернете ему ружье.

— Но…

— Никаких извинений можете ему не приносить. Он в них не нуждается.

— Они хотели делать фотографии и приглашать патолога-анатома, — сообщил я.

— Никаких фотографий и никаких эскулапов! Пять минут на сборы — и чтобы духа вашего здесь не было, — Виктор приблизился к капитану вплотную. Лица их находились совсем рядом. Глаза моего приятеля излучали пугающий холод. — Мне не нравятся ваши методы, красавчик. Не нравится ваша служба и тот порядок, который вы защищаете. Почему бы вам не заняться катранами и тому подобными заведениями? Или бессловесные граждане органам правопорядка более по зубам?

— Я… — Голос офицера дрожал. — Мы…

— Идите! — Виктор махнул рукой.

Я не поверил глазам! Пошатываясь, как пьяный, капитан вышел из комнаты. Было слышно, как сдавленным голосом он распоряжается внизу. Они действительно УХОДИЛИ!

— Ты великий гипнотизер, — шепнул я.

— А ты великий дурак, — Виктор отвернулся. — Пищи для размышлений у тебя было более чем достаточно… Итак, что ты надумал?

Ладонями я энергично растер лицо. Ночь выдалась сумасшедшая, мысли путались, и я сгонял их, как стадо разбредшихся овец, задавая им скорость и направление.

— Честно говоря, соображается неважно… Ты не против, если я осмотрю твой револьвер?

Виктор послушно протянул оружие. Я оглядел его со всех сторон, медленно прокрутил барабан, считая шляпки патронов.

— Четыре штуки, — тихо подсказал Виктор. — Их всегда там четыре штуки. В последний раз я заряжал его месяца три назад.

— Ни за что бы не поверил, если б не видел собственными глазами, — я вернул Виктору наган. — Там на улице… В общем… Ты ведь намеренно открыл дверь, верно?

— Точно! — он понял, что я имел в виду.

— И ты не сомневался в успехе?

— Разумеется, нет.

— И все, что произошло… В этом действительно виноват я?

— Но ты ведь ничего не понимал.

— А сейчас? Сейчас я, по-твоему, что-то понимаю?