– Вот и стали последние первыми.[65] – завершил доклад Ицхак – И никуда уже с этого крючка они не соскочат. Будут платить как миленькие, уехать сейчас в Иудею, для них горше позорной казни. Казнь – это быстро, раз и всё, а тут всю оставшуюся жизнь придётся позор терпеть. Будут платить. Расходов на Новую Иудею из казны больше не будет, а через четыре года[66] пойдёт неплохая прибыль. С совершенно никчёмного куска пустыни. Нет, я реально собой горжусь.

– Я тобой тоже горжусь, Ицхак, и даже восхищаюсь. Не шучу, не пытайся сострить в ответ. Единственное, чего ты не предусмотрел – слишком рано женил своего старшего сына. Мне теперь не за кого выдавать Марию Монферратскую.

– Вот ты, вроде, неглупый человек, а всё равно иногда несёшь откровенную чушь. Иакову уже тридцать три, а Марии всего десять. Старшему сыну, а значит наследнику Иакова, Ицхаку-младшему, уже четырнадцать. Он будущий король, и по возрасту гораздо более подходящий. Настоящим евреем он стать не успел, мальчик неглупый, но в короли ему ещё рано. Пусть пока попробует себя в Монферрате. Тебе ведь главное, чтобы Мария стала королевой? Ну она таки ей станет, хоть и не так скоро. Но ты ведь сам говорил, что скоро только кошки рожают.

– А Ицхак-младший ни с кем не помолвлен?

– У тебя сегодня точно умственное затмение. С матушкой пообщался? Эх! Вот ведь женщина. Когда она говорит, создаётся такое впечатление, будто каждым словом награждает. Какая разница, помолвлен он с кем-то, или нет, если посватаешься ты? Приди в себя, Ричард. Ты Мессия. Кто тебе может отказать? Разве что только Дьявол.

– Убедил. Я делаю тебе предложение. Но ответа требую немедленно, а помолвки как можно быстрее.

– Могу я узнать почему?

– Малолетний дурачок Людовик влюбился в свою сестру. Они пишут друг другу письма. Я думал, что такое бывает только поэмах глупых трубадуров, а смотри ка, вот оно, есть на самом деле.

– Ты что, сам не был молодым?

– Я третий сын, которому ничего хорошего в этой жизни не светило, поэтому с детства был циником. А ты был молодым, Ицхак?

– Был, но подробностей рассказывать не буду. Это наша еврейская тайна.

– Не очень-то и интересно. Так ты принял моё предложение?

– Ты сегодня правда не в себе. Как я могу отказать Мессии? Хочешь, расскажу про Железнодорожную компанию и её планы? Ты когда о всяких железках говоришь, становишься умнее любого гения.

– Ну, расскажи. Давай только сначала выпьем за помолвку.

Выпили. Потом Ицхак рассказал, откуда взялась идея учреждения Железнодорожной компании в таком формате. Ричард одобрил. Выпили за это. Потом король Нового Сиона доложил о собранном уставном капитале и о том, что в компанию, хоть малой долей, но вложился каждый шестой плебей. Даже зажиточные крестьяне покупали акции. Выпили за умных крестьян. Потом дошло дело до первых проектов.

– Вы идиоты. Вернее, ты идиот, потому что всем рулишь. Зачем нужна железная дорога из Рима в Милан? Что по ней возить, ваши ленивые задницы? А из Тулузы в Венецию? Железная дорога – это не игрушка, не аттракцион. Железная дорога – это очень важный инфраструктурный проект, который строят для того, чтобы обеспечить устойчивой транспортной связью два взаимозависимых производства. Например – Сталино и Белгород на Руси, Кардифф и Ливерпуль в Англии, то есть там, где это будет выгоднее, чем доставка морем, или телегами. Понял?

– Понял. Давай ещё выпьем.

Выпили.

– Наконец, железную дорогу, можно строить как вспомогательную транспортную артерию, для обеспечения бесперебойного строительства других, более важных инфраструктурных проектов. Например, канала через Синайский полуостров. Канал Фараонов наши потребности уже не закрывает. Понял?

– Не сразу понял про артерию и инфраструктуру, но по смыслу догадался. Давай ещё выпьем, только теперь «ливийца». И запрети Фараону возить сюда всякую дрянь. Если ему нравится, пусть пьёт её там сам со своими аборигенами.

– Текила в будущем была очень популярным напитком. Это я её привёз.

– В том будущем, популярно было много всяких гадостей, ты и сам это признал. Стоит ли тащить их к нам?

– Я подумаю. Что-то здравое в твоих словах есть.

– Давай по «ливийцу» за помолвку. А дороги перепланируем, это мы просто так рисовали, пока тебя ждали. Всё равно, в Ливерпуле, без твоей команды, рельсы катать не станут, а больше пока негде. Ну, выпьем?

Выпили «ливийца».

– Ицхак, а если твой внук женится на моей дочери, ты кем мне станешь? Дядей?

– У Папы спроси, я не в курсе. Как по мне, так выдал дочь – и слава Богу. И от обузы избавился, и всегда есть, что предъявить новым родственникам. Про предложение индийцев слушать будешь?

– Буду, но потом. Сегодня вы с маман меня уже сильно утомили. Ступай, Ицхак, мне нужно подумать.

– Давай на посошок, а то как-то не по-нашему получится, не по-христиански.

– А давай! Аминьнах!

В Рождество 1202 года, ближний круг Принцепса второй раз собрался в полном составе и впервые после посвящения их в тайну. Двенадцать королей, самых могущественных владык христианского мира, лучших полководцев своего времени, по заслугам прозванных «Демонами войны». Именно их усилиями был создан новый Принципат, они были друг другу лучшими друзьями, готовыми не колеблясь пожертвовать жизнью «за други своя». Приоры Ордена Героев. Избранные. Про каждого из них было написано минимум по две книги, на которых сейчас воспитывалось подрастающее поколение. Они считали себя новыми апостолами, а Ричарда своим Мессией.

– Так, кто тут у нас самый молодой? Филипп, вы назначаетесь виночерпием нашего собрания. Ну, за встречу, братья, давно не виделись.

– И с Рождеством! – добавил Папа.

– Обязательно. – кивнул Принцепс – Но сначала за встречу. Рождество случается каждый год, а вот собраться всем вместе, нам удаётся гораздо реже, это всего второй раз за пять лет. Христос нас за это не осудит.

Выпили за встречу, выпили за день рождения Иисуса. Потом за произведённые помолвки, которые скрепили весь ближний круг родственными связями. Таких в уходящем году случилось целых пять: Людовика Капетинга-Плантагенета с Аделиной де Дампьер-Бурбон, Ицхака Левита-младшего с Марией Монферратской, Фридриха Штауфена-Бомон с Алиенорой Плантагенет-младшей, Ги Дампьера-младшего с Бланш Лузиньян-Кипрской.

И, наконец, удалось организовать помолвку последнего холостяка в компании новых апостолов – Людовика де Блуа, короля Йемена, Омана и Шираза, родного племянника Ричарда, со средней дочерью Томаса Гилсленда – Летисией. В приданное за Летисию, сам Принцепс отдал Геноциду Исфахан и Кум, слишком уж ему надоели скандальные слухи вокруг племянника. Что хуже всего, слухи вполне обоснованные. Людовик жил как какой-нибудь мусульманский султан, с самым натуральным гаремом и отказываться от этой жизни желанием не горел. А ведь ближний круг, как и жена Цезаря, должен быть вне подозрений, вот и пришлось применять метод кнута и пряника. Каким кнутом пригрозил Ричард – история умалчивает, но пряник он предложил очень аппетитный.

Кум, для мусульман-шиитов считался не менее священным городом, чем Мекка и Медина, кроме того, между Тегераном и Кумом проходила граница между королевствами самого Геноцида и его тестя, короля Эдессы и Кавказа, Томаса I Гилсленда, а главное, теперь это был фронтир с Хорезмшахством, а значит, место весёлое, не то что провинциальное графство Блуа, которое навевало на Людовика тоску одними воспоминаниями из детства и юности: пейзане, посевы, коровы, овцы, налоги… Да пропади они все пропадом, с такой жизнью за пару лет сопьёшься, или сойдёшь с ума. Предки не сходили и не спивались? Это так, но не потому, что они были лучше, просто когда-то и графство Блуа было довольно весёлым местечком, не то, что теперь. Словом, не мы такие, жизнь такая.