Его рука скользнула в небрежной ласке по темному меду волос сказительницы, и Кальтис телепортировался прочь из комнаты, чтобы не испортить ситуацию какой-нибудь нечаянной грубостью.

Практически одновременно с его исчезновением распахнулась соединяющая покои дверь, и Джей, подслушавший почти весь разговор, хмуро спросил:

— Чего хотел от тебя его уже не хромающее величество?

— Сначала минет, а потом, когда оказалось, что в прейскуранте сказителей эта услуга не значится, мы обсуждали щекотливый вопрос возникновения взаимных симпатий, — безмятежно откликнулась Элия.

— И? — напряженно уточнил мужчина мнение богини любви.

— Игра начинается, — оценила ситуацию специалистка, подмигнув брату, прошлась до окна, задумчиво глянула наружу и неожиданно хихикнула.

— Ты чего? — удивился бог.

— Помнишь, раньше под стенами замка был пруд, а мои покои располагались на втором этаже, — обронила Элия.

Джей секунду соображал, потом в глазах его заискрился смех, и накатило. Постанывая от хохота, принц сполз по стене, он не был способен говорить даже мысленно. Только обрывки слов долетали до сестры:

— Кровать… Брианэль… Нагишом… Кристалл… Рик…

Элия напомнила брату о старинной истории, в свое время ставшей в Альвионе анекдотом. Некстати вернувшийся поутру из похода Брианэль застал на супружеском ложе любимую жену и любовника. Вне себя от гнева бог войны вышвырнул обоих вместе с кроватью из окна-витража во всю стену. Кровать и парочка сладострастников рухнули в пруд. Рассерженная таким самоуправством, а самое главное, разбитым витражом и испорченной при приводнении кроватью, богиня любви выбиралась на берег в чем мать родила. И именно в таком виде она неспешно отправилась через весь двор, а далее и в замок к своим комнатам. А Рик, то есть Рейль, ведомый своим уникальным чутьем, успел записать изображение чудесного полета и исхода Элии на магический кристалл. Надо ли говорить о том, сколько раз был откопирован сей уникальный эксклюзив…

— А Брианэля ты к себе потом месяц не пускала, рассердилась за витраж и кровать, — утирая с глаз слезы, хихикнул Джей.

Элия весело улыбнулась и взлохматила волосы все еще сидящего у стены брата. Тот на мгновение привалился к ее ногам — и вот уже подскочил, энергичный и деятельный. От хмурого настроя, вызванного вторжением Кальтиса, не осталось и следа.

После содержательной и донельзя увлекательной беседы с королем Альвиона прошло не меньше трех часов, прежде чем он, расплевавшись с текущими государственными делами (бог ты там черной магии или нет, а править одним колдовством невозможно), послал за сказителями. Время уже близилось к обеду.

Обдумавший странный разговор, Кальтис горел желанием вновь встретиться с загадочной девушкой. Но, стремясь продлить новое для себя удовольствие, оттягивал свидание наедине — для начала он и в самом деле решил послушать байки сказителей. Король даже милостиво позволил присутствовать при сем событии советнику, сыновьям и нескольким дворянам познатнее.

Кинув пару забавных баек для разогрева царственной публики, Джей перешел на более длинные произведения.

— Для начала маленькая добрая сказка «О том, как важно правильно выбрать одежду на первый бал», — торжественно провозгласил Джей под понимающие кивки слушательниц женского пола и удивленные взгляды — ну ты, сказитель, и выбрал тему — мужской части публики. Хитро подмигнув, дескать, не все в названии то, чем кажется, принц приступил к повествованию: — Эта занятная история началась в одном далеком королевстве в замке графа Реборна, вдовца, в одиночку воспитавшего троих отпрысков.

Элия выдала вид на небольшое королевство с высоты птичьего полета, потом приближение на скромное графское поместье и, наконец, изображение самих участников истории.

— Жена у графа умерла родами, дав жизнь в придачу к уже имеющейся очаровательной крошке-дочурке двум паренькам-близнецам, Ильду и Дильду. Поскольку благое женское влияние на девочку, названную Тильден, ограничилось молочным периодом во младенчестве, росла Тиль настоящей хулиганкой, участвовавшей во всех проказах наравне с братьями. Да, учили ее всяким танцам, вышиванию, манерам, но едва кончался нудный урок, как девушка со всех ног бросалась на поиски братьев или они уже поджидали ее, чтобы сообща пошалить. Время шло, из крошки Тиль превратилась сначала в угловатого подростка, потом в хрупкую, тоненькую красавицу, но желания напроказить у нее не убавлялось. Отец только вздыхал, когда управляющий в очередной раз докладывал ему о выходках троицы сумасбродных отпрысков. — Элия живописала серию террористических актов малолетних вандалов, Джей привел подробности выходок и резюмировал: — Но поднять руку на негодников — живую память о почившей супруге — Реборн не решался.

А между тем приближался первый бал, объявленный маскарадом, в королевском дворце — важная веха в жизни каждой девушки, главная ступень во взрослую жизнь настоящей леди. У лучших портных было пошито пышное платье, у лучшего обувщика туфельки, достали из сейфа ларец с матушкиными драгоценностями…

Элия исправно отражала возрастные метаморфозы Тиль и ее родственников и все прочие сопутствующие интригующему повествованию детали.

— Граф Реборн от всей души надеялся, что дочурка резко повзрослеет и образумится. Даже сама Тиль хотела на бал, правда, вовсе не для того, чтобы «стремительно взрослеть», а потому, что на балу должны были подавать сласти от королевского кондитера, чья слава гремела по всей стране, а после бала обещали большой фейерверк в королевском саду. Тиль же была изрядной сладкоежкой и обожала праздники. Ради этого она даже готова была напялить неудобное платье и мешающую дышать маску.

Но надо было такому случиться, что как раз за день до бала братья и Тиль устроили очередную каверзу — хотели большой костер в саду, а едва не подожгли весь замок. — Живописная иллюзия огненной проказы проиллюстрировала рассказ Джея. — Отец ужасно разгневался и испугался за детей. Близнецы впервые были выпороты отцовской рукой, а Тиль… Скрепя сердце любящий родитель торжественно сжег дорогое дочкино платье и сказал, что в этом году она ни на какой бал не поедет, он отправится в королевский замок один и постарается присмотреть себе жену, а детям, окончательно отбившимся от рук, — новую мать!

Тиль, Ильд и Дильд пришли в ужас, громко каялись, обещали больше никогда так не проказить, но отец был неумолим! Настал день бала, граф Реборн отбыл на праздник в гордом одиночестве. Конечно, насчет мачехи он соврал, желая устрашить негодников, да и дочурку все-таки собирался вывести в свет через луну-другую, но дети-то этого не знали и здорово испугались! Тут изобретательная Тиль вспомнила об амулете крестного — волшебника, что приезжал иногда в замок погостить и всегда веселил детишек. Братья горячо поддержали идею сестры и, открыв замочек на крышечке, принялись громко звать взрослого друга. Добрый мужчина, хоть и страдал от сильнейшего похмелья, все-таки явился на истошный зов, и три зареванных подростка поведали ему о проблеме. — (Опухшая физиономия мага заставила сопереживающе поморщиться мужчин-слушателей.) — Крестный посочувствовал малышне и нашел выход. Из пепла восстановить спаленное разгневанным родителем платье он, разумеется, не мог, зато предложил позаимствовать парадный камзол графа и временно уменьшить его по фигуре Тиль, а также подсказал код магического сейфа, откуда можно извлечь фамильные драгоценности. Так что наряженную в костюм и маску пажа девушку, предвкушающую долгожданное веселье, крестный телепортировал прямо на балкончик королевского замка, откуда и обещал забрать ровно в полночь, как только закончится обещанный фейерверк.

Оказавшись на балу, юная Тиль в маске хорошенького пажа первым делом постаралась отыскать в пышной толпе отца. Прежде чем развлекаться, следовало проверить, исполняет ли папа зловещую угрозу — ищет ли детям мачеху. Огненно-красный костюм графа дочь углядела быстро. К счастью, родитель беседовал с каким-то мужчиной. Перстень-слухач, заколдованный сочувствующим крестным, оказался весьма кстати. Тиль навела его на отца и услышала: «…Нет, не взял… Эти дети сведут меня в могилу, они просто неуправляемы, я понимаю, возраст такой, но я скоро поседею с ними! Вместо того чтобы думать о замужестве, Тиль хулиганит с братьями, как дитя! Дошло до того, что я пригрозил им женитьбой!»