Поднимавшихся по лестнице офицеров полиции Линли ждал возле двери.

– Здравствуйте, Энгус, – сказал он человеку, возглавлявшему группу.

Детектив-инспектор Энгус Макферсон, дюжий шотландец, обычно носил такие мятые костюмы, что можно было подумать, будто они служат ему заодно пижамами. Он кивнул Линли и подошел к дивану. Другой офицер – женщина – последовала за ним, доставая из сумки блокнот и из нагрудного кармана – ручку. Детектив-сержант Барбара Хейверс была напарницей Макферсона. С обоими Сент-Джеймс был знаком.

– Что у нас тут? – пробурчал Макферсон. Он потрогал простыню и оглянулся на свою команду, столпившуюся в комнате. – Томми, вы ничего тут не трогали?

– Только простыню. Она была укрыта ею.

– Я укрыл ее, – сказал Питер. – Думал, она спит.

У сержанта Хейверс брови недоверчиво поползли на лоб. Она сделала запись в блокноте. Потом посмотрела на Линли, на его брата, на тело Саши на диване.

– Я пошел купить яйца. И хлеб, – сказал Питер. – Когда я вернулся…

Линли встал за спиной брата и положил руку ему на плечо. Этого было достаточно, чтобы он успокоился. Хейверс вновь поглядела на них.

– Когда вы вернулись? – не выказывая никаких чувств, спросила она.

Питер посмотрел на брата, словно прося его о поддержке. Сначала языком, потом зубами он тронул верхнюю губу.

– Она уже была такой, – сказал он.

У Линли побелели костяшки пальцев, сжимавших плечо Питера. Очевидно, что сержант Хейверс обратила на это внимание, так как она тихонько фыркнула, не испытывая ни женской симпатии к Томасу Линли, ни приятельского сочувствия к нему. Она вновь сосредоточила свое внимание на диване, когда Макферсон о чем-то тихо и скороговоркой сказал ей, после чего сделала несколько пометок в блокноте.

Закончив с предварительным осмотром, Макферсон подошел к Линли и Питеру и отвел их подальше, пока патологоанатом надевал перчатки, чтобы приступить к осмотру трупа. На все про все у него ушло минут десять, после чего он сказал несколько слов Хейверс и присоединился к офицерам, осматривавшим комнату.

Сент-Джеймс с обостренным вниманием, вызванным присутствием в комнате серебряного флакона Сидни, смотрел, как они собирают улики. Стакан с ящика был помещен в пластиковый пакет и пронумерован. То же самое было проделано с чайной ложкой. Довольно много белого порошка, не замеченного при беглом осмотре Сент-Джеймсом, было аккуратно взято с поверхности ящика и тоже помещено в пакет. Потом ящик перевернули на бок и с пола подняли серебряный флакон. Когда он оказался в пакете и получил свой номер, начался отсчет времени.

Сент-Джеймс махнул рукой Линли, предупреждая, что ему надо уйти, и Линли подошел к нему.

– Они увезут Питера с собой, – сказал он. – Я тоже поеду. Я должен это сделать, – добавил он, словно его намерение сопровождать брата в какой-то мере противоречило прежнему решению.

– Понятно.

– Ты предупредишь Дебору? Понятия не имею, когда освобожусь.

– Ну конечно. – Сент-Джеймс не знал, как задать вопрос, который Линли мог неправильно понять и на этом основании сказать «нет». Все же Сент-Джеймсу было необходимо знать все подробности следствия, при этом не ставить Линли в известность, зачем ему это. – Ты сообщишь мне, как все пойдет в Скотленд-Ярде? Постарайся сделать это поскорее.

– Что пойдет?

– Я об отчете патологоанатома и об остальных отчетах. Хорошо бы поподробнее. И побыстрее.

– Ты думаешь, Питер?..

– Томми, они перевернут для тебя землю и небо, соберут максимум информации. Но это все. Дальше придется думать нам. Так ты сообщишь?

Линли поглядел на брата. Питер дрожал всем телом. Макферсон перебирал одежду, сваленную на пол, пока не остановился на полосатом свитере, который он дал Хейверс, и та после осмотра с явной неохотой передала его Питеру.

Линли вздохнул, потер шею:

– Ладно. Я постараюсь.

***

Сидя в такси, Сент-Джеймс старался – безуспешно – не думать о сестре, потому что ему было необходимо выработать план действий. Однако в голове у него теснились обрывки воспоминаний, одно другого настойчивей, которые взывали к нему с требованием спасти сестру.

Ненадолго заехав в Паддингтон, он исполнил поручение Линли и стал звонить в квартиру сестры, в ее модельное агентство, к себе домой, понимая, что идет по стопам леди Хелен, но не заботясь об этом и даже не очень об этом думая. Ему надо было во что бы то ни стало разыскать сестру. У него перед глазами, застилая все и вся, стоял серебряный флакон с инициалами Сидни.

Сент-Джеймс не сомневался, что Дебора стоит рядом, прислушиваясь и наблюдая за ним. Кроме нее, в квартире никого не было. Хелен уехала разбираться с посланиями, оставленными на автоответчике Мика, и с людьми, фамилии которых были в папке, помеченной «на будущее». По морщинкам, прорезавшим ее лоб, Сент-Джеймс видел, что Дебора беспокоится, но продолжал набирать разные номера и безуспешно расспрашивать о своей сестре. Ему отчаянно хотелось, чтобы Дебора как можно дольше не понимала истинную причину его страха. Она знала, что Саша умерла, так что считала, что речь идет о безопасности Сидни. И Сент-Джеймс не собирался ее разубеждать.

– Ничего? – спросила Дебора, когда Сент-Джеймс положил трубку.

Он покачал головой и подошел к столу, на котором оставалось все то, что они забрали из квартиры Мика Кэмбри, начал перебирать эти мелочи, сложил листок бумаги и положил к себе в карман.

– А что мне делать? – спросила Дебора. – Ну пожалуйста. Мне надо что-нибудь делать, а то у меня появляется ощущение полной бесполезности. – У нее был огорченный и испуганный вид. – Не могу поверить, что кому-то понадобится убивать Сидни. Просто она решила спрятаться. Правда, Саймон? Она в отчаянии из-за смерти Джастина. Ей надо побыть одной.

Сент-Джеймс расслышал предпоследнюю фразу. Так и есть. Он видел, в каком горе была Сидни, и чувствовал, что в ней поднимается ярость, вызванная этим горем. Все же она уехала, и он позволил ей уехать. Что бы ни было с Сидни теперь, он в ответственности за это.

– Тебе ничего не надо делать, – сказал он и с непроницаемым лицом направился к двери.

Ему пришлось усилием воли воздействовать на каждый мускул своего лица, чтобы оно стало непроницаемым, и все же он видел, что Дебора не понимает его. Она, скорее всего, приняла его отказ за нежелание иметь с ней дело, за детский каприз с его стороны, словно он хотел отомстить ей за все, что было между ними после ее возвращения. С этим вряд ли что-то можно было поделать.

– Саймон. Пожалуйста.

– Тебе нечего делать.

– Неправда. И ты сам знаешь.

– Ничего не надо, Дебора.

– Позволь мне помочь в поисках Сидни.

– Жди Томми.

– Не хочу… – Она умолкла, и он увидел, как жилка бьется у нее на шее. Сент-Джеймс ждал продолжения, но Дебора молчала. Она как будто затаила дыхание, но не отвернулась. – Я поеду на Чейн-Роу.

– Зачем? Сидни там нет.

– Не важно. Я еду.

У Сент-Джеймса не было ни времени, ни сил спорить с ней. С этим он уехал, заставляя себя вернуться к первоначальной цели своего приезда в Лондон. У него оставалась надежда, что визит в «Айлингтон-Лондон» каким-то образом объяснит убийство Мика Кэмбри и, возможно, два других убийства, потому что, только связав их вместе, можно было исключить Сидни как участницу преступления. А для того, чтобы связать их, надо было идти по стопам призрачного Мика Кэмбри. Сент-Джеймсу было необходимо превратить корнуоллского призрака в реального человека, и в визите в компанию «Айлингтон-Лондон» он видел последний шанс осуществить желаемое.

Однако, сидя на заднем сиденье в такси, усталый Сент-Джеймс чувствовал, что проигрывает битву с атаковавшими его воспоминаниями, которые возвращали его в то время и в то место, куда он раз и навсегда запретил себе возвращаться. Он видел всех их в больнице, по одному, по-разному искаженных в зависимости от его состояния, от наркоза, которым снимали боль. Дэвид и Эндрю, приглушенно беседующие с врачом. Мать и Хелен, погруженные в страдание. Томми – не в силах забыть о своей вине. И Сидни. Ей было тогда семнадцать. Короткая стрижка и серьги, похожие на искусственные спутники. Неистовая Сидни, читавшая ему самые нелепые из лондонских газет и громко смеявшаяся над чудовищными статьями. Она всегда была рядом, не пропускала ни дня и не позволяла ему впасть в отчаяние.