Сейчас он был явно не в духе, после того, как замок гремел взрывами и содрогался чуть меньше суток.

— Вы знаете пароль?

— И что с того? — Грубо ответил тот, — Я не имею права разглашать его, если директор сам не удосужился вас предупредить.

— Последний директор Хогвартса — Пожиратель Смерти! — Вскрикнул Гарри.

Гермиона положила ему руку на плечо, взывая к спокойствию. Отвратительная гримаса презрения в сторону присутствующих от этого портрета, дала в очередной раз понять, что он учился когда-то вовсе не на Гриффиндоре.

— Сэр, прошу вас. — Снова делая голос смиренным, повторила попытку Гермиона. — Нам действительно нужно туда попасть, это очень важно.

— Я не буду выдавать пароли всяким г… маглорожденным. — Поправился он, глядя в сердитые глаза Макгонагал.

— Гордон, будьте благоразумны, мы не собираемся нарушать ни чьих прав, но кабинет директора никогда не должен был принадлежать Амикусу Кэрроу.

Вредный волшебник презрительно фыркнул.

— Он и Северусу Снейпу не должен был принадлежать, не смотря на то что он Слизеринец! Это оскорбляет школу! — Рычал он.

Никто не собирался отступать от уговоров и в конце концов портрет слизеринского декана, который кода-то очень давно преподавал здесь травологию сдался.

— Пароль: Акромантул. — Рявкнул он, устав с ними бороться.

Рон вздрогнул, он ненавидел и до смерти боялся этих плотоядных существ, однажды им с Гарри едва удалось унести ноги от целого выводка громадных пауков, которых заботливо взращивал и подкармливал Хагрид.

— Спасибо, Гордон. — Вежливо произнесла Макгонагал.

Шляпа находилась на одном из самых видных мест, на полке возле держателей, на которых раньше крепился меч. Осторожно Гарри снял её с постамента, и отдал в руки Гермионе.

— Гарри, мальчик мой. — Послышался приторный голос с портрета Дамблдора.

С какой-то странной печальной радостью, Гарри заметил, что в кабинете не появилось портрета Северуса Снейпа, а значит, он был еще жив.

— Ты позволишь остаться с тобой наедине? — Всё таким же сладостным голосом продолжил Альбус, оглядывая присутствующих.

Минерва незаметно кивнула и предложила Рону и Гермионе незамедлительно удалиться. Гарри смотрел на картину, Дамблдор казался живым, просто заключенным в какую-то странную нарисованную тюрьму, в которой ему придется провести остаток вечности. Старик взирал на него из-за своих несменных очков половинок, ждал, пока парень устроится удобно на кресле, которое придвинул поближе к портрету.

— Прости, что не могу предложить тебе чай, я знал, что ты рано или поздно придешь. Думаю мой мальчик, пришла пора открыть тебе кое-что.

Гарри посмотрел внимательно на Дамблдора, что еще он скрывал? Конечно, этот старый волшебник вечно плел паутину интриг, играл в шахматы, главной фигурой в которых был Мальчик-Который-Выжил.

— Профессор, в этом нет смысла, война проиграна. — Опустошенно произнес парень.

— Война не окончена, пока последний из нас не сложит палочку. — Многозначительно ответил Дамблдор. — Я должен показать тебе последнее воспоминание. — Прерывая задумчивую паузу, продолжил он.

— Воспоминания о Томе Риддле?

— Оно связано с ним неразрывно и связано с твоей судьбой, мой мальчик. Память принадлежит Северусу Снейпу.

Портрет Дамблдора открылся, показывая Гарри потайную нишу, где находился прозрачный сосуд с серебристым содержимым…

* * *
Веки открыты, готовые к смерти.
Вечные странники, пленники мести.
Страстное пламя, без страхов и стонов,
Их приближение к лодке Хорона.
Сломлены стрелы, гнутые копья,
Шаг в пустоту, но неведенье горя.
Кто написал их судьбу в одночасье?
Кто заманил их в слепое подвластье?
Готовы на смерть, во взгляде улыбка
Может их жизнь, чья-то злая ошибка?
Уставшие веки от сердца терзаний,
Закрылись в преддверье последних признаний.
Боль исчерпалась во мраке агоний,
Души влюбленных, готовы к покою.
Пропасть так близко, часов быстротечность
Взявшись за руки, канули в вечность.
* * *

Северус шел сзади, ощущая на своей спине палочку Беллатриссы. Уверенным шагом впереди плыла девушка. Легкая поступь серебристой лани не выдавала страхов, шагов было неслышно. Поднятая вверх голова выражала готовность. Странное одеяние на ней: невесомое белое платье на тонких, едва различимых бретельках, облегающее фигуру, доходящее до щиколотки, в которое её заставили облачиться, придавало ей вид ангела. Ангела, идущего на смерть. Сначала девушка отказывалась это надевать, но Беллатрисса ехидно указала палочкой на Северуса, и его возлюбленной пришлось подчиниться. Последние часы вместе были сокровенной любовью, в которую они погрузились с головой, отдавая души на растерзания прелюбодеянию, последнему шансу в их жизни принадлежать друг другу физически, Северус заберет это время счастья с собой на веки. Это было божественное соитие, которое представлялось мужчине как дурманящий сон. Идя на смерть, они были счастливы, не считая, что на земле остались незаконченные дела. Хрупкое существо, способное проникнуть в душу и вылечить её, ясные глаза, оберегающие от страхов, такая простая и печальная улыбка, вытащили его отсыревшее, от постоянного пребывания в смятении, сердце к свету. Анна спасла чудовищного монстра подземелий, освободила от боли и самобичевания, очистила почерневшую душу от грязи, подарила любовное покаяние. Совершенно разные, совершенно неподходящие друг другу, они разыгрывали спектакль любви ангела и демона, под названием "жизнь". Одно нерушимое прекрасное чувство вылилось в неприкосновенное движенье к смерти. Северус постоянно думал о том, что не может думать так эгоистично, но он отчаянно хотел забрать её с собой, словно искуситель, возжелал её кроткую, прекрасную душу, открытую только для него. Забирая её с собой он не чувствовал вины, словно дарил спокойное счастье девушке, которой едва исполнилось семнадцать. Никто не смел забирать чужие жизни, но она шла за ним добровольно, смерено. Вина… Сколько ошибок совершила его грешная душа в жизни? — Не счесть. Но один вопрос, мучивший Северуса, постоянно возникал в сердце: "Почему я, почему это прекрасное, безгрешное создание выбрало меня?". Мужчина винил себя даже за неприметную внешность. Он не был красив, всегда отличался худобой, еще в детстве его звали сальноволосым ублюдком, но его волосы никогда не были грязными, просто распадались на отдельные пряди, и ему, честно говоря было плевать на это, но прозвище так и осталось. Бледности его кожи могла позавидовать любая дворянка эпохи Возрождения. Похожий на мать, но другой, он имел какую-то таинственную мужественность, которую отталкивал от себя, считая себя далеко не достойным звания даже мужчины. Так оно и было, его крючковатый тонкий нос и тонкие белые губы предавали ему строгий вид. Только непонятно, как это милое, существо, по имени Анна могла польститься на ворона, всегда одевающегося в черное, грубого, несносного, холодного мужчину с тяжелым характером? Заслуживает ли Северус этого странного счастья? Глядя на неё, он вспоминал детскую магловскую сказку "Красавица и Чудовище". Парадокс, минус и плюс, которые притянулись, и пусть эта поговорка вновь доказала свою действенность, он все же не способен был поверить, что обладает ей.

В огромном помещение, служившем Малфоям главной гостиной не было мебели, её убрали, расчистив место для языческого жертвоприношения. Именно так будет выглядеть действие, которое должно произойти здесь. В комнате царил полумрак, лишь в центре под потолком висело несколько свечей, освещая импровизированную сцену. Северус ухмыльнулся, где же сам Мефистофель? — Главное лицо спектакля. Но Темного Лорда не было, однако по периметру огромного зала стояли фигуры в черных капюшонах, ожидая первого акта. Самые близкие слуги. Неужели Волан-де-Морт решил сделать всё настолько театрально, показать в очередной раз свою власть пожирателям? Как это похоже на него. Душегуб на пиру смерти развлекается, играет в бога, утверждается в этой роли, скоро он получит воистину божественную силу, уничтожит все живое… Северуса поражали эти мысли, которые не приносили никаких эмоций, страх вообще не существовал, словно его вычеркнули из списка эмоций, которыми обладал мужчина. Лишь саркастичная ухмылка присутствовала на суровом лице видевшего в этой жизни многое.