Но самое странное, что вместо лиц у них были две вспышки. У человека в черном лицо напоминало прожектор. Прямо из лица шел сильный сноп света, и нельзя было различить никаких черт за этим светом. У модника лицо, наоборот, было как черная дыра. Густая тьма излучалась этим лицом, словно бы черный свет. Но в этой тьме не чувствовалось угрозы, тьма казалась спокойной. Это «лицо» странно контрастировало с одеждой модника.
— Вы… Вы кто? — выдавил из себя парторг, — Американцы? Военные? Пограничники? Второй Фронт? Союзники или… или враги? Где остальные? Ведите меня к начальству. Откуда знаете русский? Эмигранты?
— Мы здесь одни, — ответил тот, кто был в черном костюме, с сияющим, как солнце, лицом. — Все остальные ушли отсюда. Эвакуировались. Здесь располагалась секретная научная лаборатория. Но произошло… непредвиденное. А мы остались. Нам с братом терять нечего. Мы ведь ученые. Только теперь, после случившегося, брат ничего уже больше не знает. Теперь его так и называют — Незнающий. И не говорит ничего. А я все знаю. Только к чему мне это? Да, мы эмигранты. Родились в России, в Петербурге. Родители вывезли нас маленькими. Раньше мы были близнецы. Однояйцовые. А вот теперь уже и не близнецы, как видите. Сходство стерто, осталось лишь грубое различие.
Из луча света раздался смешок. И стишок (на искаженном английском языке):
— И… как же вы здесь живете? Зачем вы здесь живете? — спросил Дунаев.
— Для вас. Сестра сказала, появится человек с биноклем и иконой. И надо проводить его к Дубу.
— Так у вас есть сестра? Она здесь?
— Да, здесь. Вот и она.
В комнату вошла девушка в простом красном платье. Ни света, ни тьмы она не излучала, зато от нее исходил сильный запах цветов.
— Лиза, — представилась она, протягивая руку Дунаеву. Парторг пожал прохладную ладонь.
— Пойдемте к Дубу.
Они вышли из кухонного домика и пошли по направлению к огромному сгустку тумана, который возвышался над островом.
Спутники Дунаева остались в легкой одежде. Они не чувствовали холода.
Прошли несколько бараков, потом Дунаев ощутил, что они — на взлетно-посадочной полосе небольшого аэродрома. Слева и справа топорщились какие-то предметы в снегу. Вскоре Дунаев понял, что это вертолеты. Все вертолеты были опрокинуты, разбиты, а сверху их укрыл снег. После кладбища вертолетов началась зона, где стояли самолеты. Небольшие и настолько заснеженные, что они казались упавшими в снег крестами.
Они встали у подножия туманного сгустка. Туман уходил огромным столбом вверх и там расширялся, образуя как бы крону. Своей формой сгусток напоминал дерево.
— Дуб, — произнесла Лиза. — Дуб на Краю Света.
— Дуб на Конце Света. Здесь свет «дает дуба», — подхватил светоносный близнец, беря за руку своего брата-модника. Вместе они подняли лица: луч света и луч тьмы ушли в туман, рассеивая его.
Дуб обнажился. От был из белого бетона.
Ствол шел вверх, на страшную высоту, и там расходились ветви, поддерживающие колоссальный Сундук. Четко чернела скважина в замке Сундука.
У подножия Дуба застыла открытая платформа грузового лифта. Лиза указала Дунаеву на эту платформу приглашающим жестом. Парторг вошел на платформу один, стряхнул снег с пульта управления лифтом, нажал на кнопку со стрелкой «вверх» (на пульте было лишь две кнопки со стрелками «вверх» и «вниз»). Платформа дернулась и стала тяжело подниматься под рокот подъемного механизма. Медленно уплывали вниз провожатые и аэродром с заснеженными рядами самолетов и вертолетов (как будто кто-то разметил часть поля крестиками, а другую часть — звездочками). Постепенно ландшафт разворачивался во все стороны, и вскоре весь атолл Иксби лежал внизу. И океан, схваченный льдом, и материк на юге, с черно-белыми лесами, похожими на седые собольи меха. А на Севере раскинулось необозримое полярное царство — снега и льды до самого горизонта. А над всем этим переливалось вдали северное сияние. Полюс! Платформа остановилась на высоте, прямо напротив Скважины Сундучного замка. Скважина была размером с дверь.
Сверху спускалась одна из «ветвей» Дуба — железобетонная конструкция, с которой — над самой Скважиной — свисал «желудь». Это была кабина (действительно по форме похожая на желудь), где раньше, видимо, находилась охрана. Теперь стекла кабинки были разбиты, внутрь свободно залетал снег. Дунаев разглядел заснеженный автомат, валяющийся на полу кабинки, опрокинутый железный стул, белую каску с буквами ХВ, наполненную снегом. Стол с телефонами — все разбиты. На единственном уцелевшем телефоне сквозь тонкий снег мутно и тревожно вспыхивала красная лампочка. Дунаев присунул руку сквозь разбитое стекло и поднял телефонную трубку.
— Дунаев на линии, — строго произнес он.
В ответ только космический шорох и, кажется, какая-то испанская песенка. Дунаев положил трубку.
Парторг еще постоял, глядя на просторы бескрайней белизны. Потом, чтобы подбодрить себя и быть, что называется, «в форме», достал из кармана очередную ампулу Безымянного Лекарства. Опрокинул в рот ее содержимое.
Затем вошел в Скважину. Как ключ.
Медведь — это квадрат. Мир медведя красный.
Этот мир имеет форму круга. В его сердцевине зреет интрига по прозвищу ВОЛЧЬЯ ЯГОДА. Яд этой Ягоды должен выплеснуться на свежеобструганные доски через несколько миллиардов световых лет. Мир Волка синий.
Лиса — это треугольник желтого цвета. Грани треугольника связаны друг с другом правилами игры, которую называют СЫВОРОТНАЯ ИГРА. Суть игры состоит в постоянном возвращении. В центре этого мира скрывается вход в
Мир в форме спирали, пульсирующий, белого цвета. Этот мир целиком состоит из музыки, причем очень хорошей. Все хищное или то, что в совокупности называют ЮДОЛЬНАЯ ОТРЫЖКА, осталось в предыдущих мирах. Мир этот кажется снаружи маленьким, но широко разворачивается внутрь себя. В его центре скрывается
Селезень — это радужный Овал, пересеченный двумя золотыми линиями. В центре овала — вход в
Утка — это точка. Она вспыхивает всеми цветами Северного Сияния, а также теми цветами, которых нет больше нигде. Здесь есть Тишина. В самом центре Точки игольный прокол, там вход в
Цвет белка — белый. Цвет желтка — не имеет цвета. Плотность — невероятная. Энергетическая ценность — чудовищная. Звук: голос, поющий песню: «Я не веду обидам счет». На скорлупе обозначена буква, которая разрастается и занимает все обозреваемое пространство. Это буква
…проходя сквозь «ИКС-миры», которые располагались один в другом, Дунаев воспринимал их как нечто абстрактное, неземное. При этом они казались чудовищно мощными, заряженными, и вибрировали от сил. Собственно, это и были разновидности силы, отлитые в простые формы.
Дунаеву понравились ИКС-миры. Он любил простое. Оно разверзалось: бодрое, емкое. Как все американское. Словно эти здоровые абстракции улыбались белоснежными американскими улыбками.
