— Как профессор Преображенский в «Собачьем сердце»?
— Всю жизнь выдумываем себе сказки и живём в ожидании чуда. А когда чудо — вопреки всем «законам общим и аршинам» — вдруг случается, что только на Руси возможно, — не знаем, что с ним делать… Такие вот мы. И всё-таки я верю в русских. Хотя громких слов не люблю.
«Народная любовь к Ульянову поражала! — рассказывал кинорежиссёр Дмитрий Астрахан. — Когда мы снимали „Всё будет хорошо“ на какой-то свалке, вокруг бродили бомжи, которые, по-моему, не помнили даже своих имён. И вот появился на съёмочной площадке посреди этой огромной зловонной свалки Ульянов… Брожение началось — узнали… И человек двенадцать бомжей, а были там отсидевшие калеки, какие-то юродивые, вконец опустившиеся блудницы с подбитыми глазами, на тонких ногах, — скинулись, отказавшись, видимо, от бормотухи, какой-то еды, и преподнесли ему большой букет цветов. Это было потрясающе! Он до слёз был тронут!»
— Михаил Александрович! Вы мне тогда, в круизе двадцать лет назад, так и не ответили на вопрос: если б не было такой земли — Москва, где бы вы могли жить?
— Я мог бы и жил бы, если бы был жив, в городе Тара. В родном своём. Но нет, к сожалению, ни в истории, ни в жизни человеческой — «бы». Сослагательного наклонения.
— Не в Париже, не в Сан-Франциско, не в Венеции — в Таре?
— Красиво там… Церкви белые на высоком берегу, на взлобке… в распадках туманы, ещё волокнисто-белой куделёю всё затянуто… Помню, идём мы мальчишками на дальний увал по землянику, а огороды почти упирались пряслами в увал… Сонное предутрие, роса ещё стекленеет на траве. Выходим на крутой яр, всё искрится в лапках пихтача, река шумит у займища, на каменных бычках, вода грузно так переваливается возле морхлых в тени берегов, вяжется в узлы и воронки и начинает гуркотать на дальних перекатах… Брякают ботала-ми коровы, гнусаво поёт пастушья дуда, пощёлкивают, посвистывают мухоловки, щеглы, овсянки, зяблики, поползни… И травы кругом, урёмного запаха травы, цветы: боярки, метличка с метёлочками на концах, купальница, медуница, лютики-курослепы, марьин корень, девятишар, орляк, кошачья лапка, тимофеевка, шалфей, мята… — Ульянов прикрыл глаза, будто забылся; я сидел, замерев, не решаясь его побеспокоить. — Ну, нет больше вопросов у матросов? — спросил он, воротившись полминуты спустя.
— В чём, по-вашему, смысл жизни? — задал я Ульянову последний вопрос последнего интервью.
— Я же тогда, на Средиземноморье, отвечал на этот твой сакраментальный вопрос. В радости. В умении радоваться — сегодняшнему дню, свету, солнцу… что мне, к сожалению, не очень было дано… Помнишь, какое там, в «колыбели», солнце было по утрам? Почти как у нас в Таре.
В марте 2007 года, в ночь на Международный день театра, он ушёл. На рассвете его отпели в церкви. Отменили трансляцию рекламы в метро, читали стихи, посвящённые ему, говорили о нём. Через Арбат протянулась очередь пришедших проститься. И стоял на сцене Театра Вахтангова гроб с телом, и люди возлагали, возлагали, возлагали цветы. И когда вынесли гроб из театра, тысячи людей зааплодировали и сопровождали гроб с аплодисментами, с овациями, со слезами на глазах через весь Арбат, половина которого была залита солнцем, другая — в тени. И перекрыли Садовое кольцо. И отвезли на Новодевичье кладбище. И предали земле. С высшими воинскими почестями. Как маршала. Как солдата.
Великого русского Артиста.
Владыка Симон, архиепископ Брюссельский и Голландский, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца:
«Михаил Александрович Ульянов — великий русский актёр. Актёр, настолько любимый народом, что, думаю, обычное в церкви обвинение артистов в лицедействе как в одном из грехов не правомочно. Его лицедейство олицетворяло жертвенность и служение — идеалы, равно почитаемые в христианстве и других религиях. Мы все — из СССР, из советского времени, но идеи жертвенности и служения равно близки и христианству, и советской государственной идеологии. Посему героя, великолепно, возвышенно сыгранного Ульяновым в картине „Председатель“, можно в равной степени считать и христианским, и советским героем. А маршал Жуков — вообще отдельная тема! После образа, созданного Ульяновым, уже не имеет никакого значения, что будут говорить и писать о маршале в прессе. Это герой, это победитель, Победоносец! Воплощение идеала воинства христианского. Вся Россия будет преклоняться и любить его таким, каким создал Михаил Ульянов! В образе русского генерала Чарноты в кинофильме „Бег“ — страдания и боль России в эпоху страшных перемен. Роль сыграна Ульяновым пронзительно и очень точно. Я говорю это как человек, не одно десятилетие видящий их, тех людей, вынужденно оставивших Родину, их детей и внуков — они мои прихожане. Актёр в России больше, чем актёр. Упокой душу раба Божьего Михаила!»
1986; 2008
ИЛЛЮСТРАЦИИ