— Насколько нам известно, Глаз Цыгана всегда играл какую-то роль в передаче потенциалов Халдейнов наследникам рода, — сказал Келсон, протягивая серьгу Дункану для стерилизации. — Эта серьга и кольцо, похоже, — важные и постоянные элементы в ритуале силы всех королей Халдейна. Поскольку ты не мой наследник в обычном смысле, кольцо сегодня ночью будет использовано не в полной мере, поскольку обычно оно запечатывает ритуал после смерти предыдущего короля, — но я хочу, чтобы ты надел Глаз. И обе вещи вернутся на свое место и останутся в безопасности, здесь, в Ремуте, когда я отправлюсь в Меару, — на тот случай, если они тебе понадобятся.

Нигель тяжело сглотнул и с трудом кивнул, едва заметно наклонив голову, — его глаза не отрывались от драгоценности, которая вернулась к Келсону, а Дункан подошел к нему с комком белой ваты. И пока Морган крепко держал сзади его голову, а Дункан прокалывал мочку его уха чем-то холодным и острым (что было даже приятно при такой жаре), Нигель утешал себя мыслью о необходимости всего этого. Он не почувствовал никакой боли, и подумал, что Морган, пожалуй, мог как-то повлиять на его ощущения. Заинтригованный, несмотря на все опасения, он наблюдал за тем, как Келсон снял Кольцо Огня и на долю секунды поднес к его уху, коснулся, пометив кольцо кровью Нигеля… а потом положил перстень на алтарь. Потом он взял Глаз Цыгана и тоже приблизил к уху Нигеля — но на этот раз рука короля вернулась пустой.

Нигель почувствовал щиплющую боль, когда Дункан продел серьгу в его ухо, боль от того, что камень оттянул его ухо, — но тут Дункан что-то сделал, и все исчезло. Когда епископ отошел, а Морган отпустил его, Нигель осторожно дотронулся до уха пальцем. Он с удивлением понял, что не только боли, но и никаких неприятных ощущений не испытывает.

— Все уже зажило, — пробормотал Морган, помогая принцу встать.

Почему-то это совсем не удивило Нигеля. Не удивил его и лежавший на алтаре пергамент, на котором были начертаны все его имена.

— Мне говорили, что у Дерини было в обычае давать детям особые Имена посредством небольшого магического ритуала, — негромко сказал Келсон, прикасаясь правой рукой к острию меча, в то время как Дункан придерживал эфес. — Мать ребенка, как правило, совершала этот ритуал, когда малышу было от четырех до восьми лет, в зависимости от степени зрелости ребенка. Этот ритуал не только подтверждал принадлежность малыша к роду Дерини, но и был первым официальным ритуалом, через который проходили все юные Дерини.

Он на мгновение заглянул в глаза Нигелю и коротко, чуть нервно усмехнулся.

— Боюсь, я не слишком похож на твою мать, а тебе немножко больше восьми лет. Но все равно это будет твоим первым настоящим ритуалом. И он обеспечит должные рамки последовательных перемен… пусть только в настоящий момент. Ну, ты догадываешься, что понадобится капля крови.

При этих словах он опустил голову. Нигель вдруг понял, что Келсон точно так же волнуется из-за процедуры, как и он сам. Келсон, держа конец меча над пергаментом, крепко ухватился за него тремя пальцами правой руки и прижал к острию безымянный палец левой — и из глубокого пореза хлынула кровь. Губы короля крепко сжались — от боли или от каких-то иных чувств, Нигель не мог бы сказать, — однако он не издал ни звука. Потом он размазал кровь по пергаменту, под именами Нигеля. Зажав порезанный палец в ладони, Келсон уступил место Нигелю.

— Теперь ты, — сказал он.

Сам по себе меч не пугал Нигеля; он был солдатом, он получал раны и посерьезнее той, что ожидала его в эту минуту. Взявшись за меч так же, как это делал Келсон, он быстро провел пальцем по острой стали, и ощущение ожога помогло ему избежать мысли о том, что последует затем. Когда он нанес кровавое пятно на пергамент рядом с кровью Келсона, король на мгновение крепко прижал свою рану к ране принца, объединяя тем самым две линии наследственности.

— Этим смешением крови я подтверждаю, что ты — Халдейн: Нигель Клуим Гвидион Райс, сын короля Донала Блэйна Эйдана Синхила и единственный брат короля Бриона Синхила Уриена, бывшего моим отцом и королем до меня.

После этого появилась чаша, чтобы смыть кровь с их рук, льняные полотенца, а потом рука Моргана ненадолго легла на рану Нигеля, в то время как Дункан занимался Келсоном. Когда Морган отпустил его руку, Нигель увидел, что порез исчез, словно его и не было. Пока принц в слабом свете рассматривал свой палец, Дункан насухо протер льняным полотенцем меч и передал его Моргану. Морган тут же повернул меч острием вниз и встал рядом с Нигелем, уперев меч в пол и свободно опустив руки на поперечины его рукоятки. Нигель слышал, как Келсон коротко вздохнул, когда Дункан придвинул к себе кадило, из которого все еще тянулась тонкая струйка благовонного дыма, и, открыв его, вынул изнутри ковчежец с тлеющими угольками.

— Будь благословен Им, в чью честь ты возжен, — пробормотал Дункан, чертя крест в воздухе над ковчежцем, прежде чем протянуть его Келсону.

Келсон склонился над дымком, сложив перед собой руки, как в молитве, потом взял ложку и осторожно высыпал в ковчежец еще несколько зернышек благовоний.

— Пусть этот благословенный дым донесет мою молитву до Тебя, о Повелитель.

В часовне было так тихо, что Нигель слышал, как тихо зашипела смола, плавясь. Когда сладкий дымок спиралью потянулся вверх, Келсон взял пергамент и сложил его вчетверо, затем поднес к светящимся уголькам.

— Пусть это подношение, благословенное Тобой, вознесется к Тебе, о Повелитель, — произнес он, кладя пергамент на угли; тот загорелся. — И пусть Твое милосердие снизойдет на Твоих слуг, нынешних и будущих.

Удостоверясь, что пергамент горит хорошо, Келсон снова повернулся к Нигелю. Арилан подошел к ним, когда они дочитывали молитву, и взял с алтаря стеклянный флакон размером с палец и маленькую костяную лопаточку.

— Епископ Арилан поможет тебе в последней части ритуала, — сказал Келсон, а Дункан подтянул правый рукав Нигеля, обнажив его руку до локтя. Арилан отвинтил крышку флакона. — Это средство иногда использовалась на ранних стадиях официальной подготовки Дерини, чтобы усилить психический отзыв. Оно заодно немножко успокаивает.

Арилан молча отложил в сторону крышку и лопаточкой достал из флакона крохотную каплю густой мази сливочного цвета. Он размазал вещество по внутренней стороне запястья Нигеля, и Дункан тут же наложил на это место аккуратную льняную повязку.

— Мазь будет постепенно впитываться в кожу, — пояснил Дункан. — Когда мы тут все закончим, мы смоем остатки, и ее действие быстро прекратится. Так ее легче контролировать, чем если бы ты проглотил порцию.

Нигель прижал перевязанную руку к груди и другой рукой нервно потрогал льняную полоску. Он вдруг начал сильно потеть, но была ли тому причиной мазь, он не знал.

— Немножко пощипывает, — сказал он. — Добрый Иисус, да она греет!

— Она уже начинает действовать, — сказал Арилан, протягивая Нигелю полотенце и всматриваясь в принца. — Как у тебя со зрением?

Нигель отвел от лица полотенце и несколько раз моргнул, чувствуя себя слегка одурманенным, потом ненадолго закрыл глаза — и снова открыл.

— Что-то не очень, — прошептал он. — Немножко… голова кружится.

— Посмотри-ка на меня! — приказал Арилан.

Нигель повиновался, но при этом покачнулся, и Дункан с Морганом поддержали его с двух сторон.

— Зрачки расширены, — услышал он голос Келсона.

— Да… усадите его, пока он не упал, — последовали за этим слова Арилана.

Нигеля не нужно было уговаривать, он готов был хлопнуться на четвереньки. Его усадили на пол. Ему казалось, что его руки и ноги лишились костей. Каменный пол был холодным и гладким, и ему захотелось лечь и прижаться к нему лбом, но Морган опустился рядом с принцем на колени и поддерживал его, не давая упасть.

Нигель не видел ничего дальше собственных ног. Руки безвольно болтались вдоль боков, но по крайней мере зад ощущал холод камня, и это немного помогало, — потому что все его тело теперь пылало жаром. То, что спиной он ощущал тепло тела Моргана, казалось почти невыносимым, но потом между ними проскользнуло лезвие меча, холодное, как лед, остудив его позвоночник. Когда он с трудом повернул голову, чтобы посмотреть, что делает Дункан, то краем глаза заметил рукоятку меча позади, над собой.