Морган никогда еще не видел Келсона в таком кровожадном настроении, но он лучше всех прочих знал, можно ли в данный момент нажимать на короля, или нет. И когда Келсон ушел, широко шагая, а Эван отправился в свою палатку, герцог Дерини вздохнул и устало осмотрел все еще коленопреклоненных пленников.

Конечно, они его боялись. Моргану незачем было применять свои особые силы, чтобы увидеть в человеке страх. Они представления не имели, что произошло между герцогом и Келсоном; им ясно было только одно — король предоставил Дерини выбирать из них тех четверых, которые должны умереть. Да уж, Морган представлял, что мог наговорить о нем этим людям Лорис.

И к тому же некоторые из солдат, охранявших пленников, выглядели ничуть не более счастливыми от того, что им придется иметь дело со скрытыми силами Дерини; поэтому Морган выбрал себе в помощь двух разведчиков, которые гораздо легче приспосабливались к тем методам, которые использовали в своей работе Дерини.

— Джемет, Киркон, вам придется немножко мне помочь. Зайдите-ка в шатер, прошу вас.

Двое названных повиновались, удивившись тому, что герцог призвал их, но не испугавшись; а Морган, засунув большие пальцы за поясной ремень, обернулся, чтобы еще раз осмотреть пленных. Он собирался до начала исследования сказать им несколько слов, чтобы в немалой степени пригасить их страхи и направить мысли пленников в более положительном направлении.

— Итак, вы все отлично знаете, кто я, — сказал он, и голос его звучал строго, но в нем не слышалось никакой угрозы. — Я намерен поговорить наедине с каждым из вас. Пока вы ждете своей очереди, я предлагаю вам как следует подумать о том, кто именно из вас, какие четверо, наиболее заслуживают смерти за свои дела, — и я намерен спросить вас об этом, и можете не сомневаться — я узнаю, кто из вас лжет. Это самый честный из известных мне способов осуществить правосудие — хотя я уверен, что его величество абсолютно прав в том, что куда больше, чем четверо из вас, заслуживают того, чтобы их повесили. Ну, пожалуй, вот ты пойдешь первым, — закончил он, указывая на крупного, дородного седеющего человека из второго ряда, который даже с такого расстояния выглядел правдивым и простым мужиком, и поманил его пальцем. — Стража, поставьте его на ноги.

Офицер, избранный Морганом, побелел, как полотно, когда двое копьеносцев Халдейна подошли к нему; он дрожал от страха и даже не пытался сопротивляться, когда копьеносцы подхватили его под руки.

— Боже милостивый! — задыхаясь, прошептал он. — Только не я! Я уж точно не хуже всех… прошу вас, милорд…

— Отлично. Идем, расскажешь мне, кто творил зло больше других. Стража, я думаю, он и сам дойдет до шатра. А когда он выйдет, следующий должен быть уже наготове.

Морган даже не потрудился оглянуться, чтобы проверить, идет ли следом за ним несчастный; он знал, что выбрал человека правильно. Хотя он не задействовал ни крохи своей силы, чтобы заставить офицера повиноваться, он слышал позади его тихие шаги, — босые ноги неуверенно ступали по песку, офицер весьма неохотно тащился к шатру. Морган не думал, что вообще кто-либо из толпы пленников вздумает теперь сопротивляться.

— Киркон, ты умеешь писать? — спросил он р'кассанского разведчика, когда они вошли в шатер и оба ожидавших его воина вопросительно посмотрели на него.

— Да, милорд, но только на своем родном языке.

— Ну, этого будет достаточно, я думаю, — тебе придется записывать только имена, — сказал Морган, ставя посередине шатра табурет и жестом приказывая пленнику сесть на него. — Все, что нужно для письма, — вон в том ящике, у тебя за спиной. Джемет!

— Да, сир?

— Я попрошу тебя просто встать позади пленного и последить, чтобы он не свалился с табуретки. Ну, а теперь ты, солдат, — продолжил он, привлекая к себе внимание офицера, который как раз пытался оглянуться и посмотреть на разведчика, вставшего у него за спиной. — Пожалуй, ты можешь начать с того, что назовешь мне свое имя.

— Р-рандольф, милорд, — с трудом выдавил из себя офицер, вздрогнув, когда крепкие руки Джемета тяжело легли на его плечи. — Рандольф Файрхэвен.

— Рандольф Файрхэвен, — медленно повторил Морган. Взяв еще один табурет и поставив его почти вплотную к пленному, Морган тоже сел, к вящему ужасу Рандольфа.

— Очень хорошо, Рандольф Файрхэвен. А теперь расскажи мне подробно о своих товарищах, офицерах.

Скрытно разложены по земле силки для него и западни на дороге.[15]

В главном зале Ремута другой преданный Халдейну человек также трудился на благо своего короля — Нигель, продолжавший изображать из себя ничего не подозревающую возможную жертву. После того, как прошли почти три часа процедуры приема делегаций, он уже начал думать, а не ошиблись ли оба источника Дерини относительно заговора Торента, в самом ли деле его собираются убить, — потому что те две делегации из Торента, которые уже были представлены двору, просто подали свои грамоты и петиции и отправились восвояси, даже не попытавшись что-либо предпринять.

Сейчас представляло свои верительные грамоты посольство Бремагны, и посол передавал камергеру, казалось, совершенно бесконечное количество документов, — и каждый из них выглядел весьма солидным, и на каждом в нижней части листа красовались яркие разноцветные восковые печати. Следующей должна была представиться группа монахов, а затем — делегация из Фатана, расположенного на границе Торента и владений Корвина. Возможно, именно в этой компании затаились те, кто намеревался напасть на регента.

В зале было жарко и душно. Нигель расслабил шнурки у горла своей туники и утвердительно кивнул придворному, передавшему последний из свитков посла Бремагны писцам, расположившимся сбоку, вдоль стены зала. Конал все больше беспокоился из-за затянувшегося ожидания. Маленький Лайем зевал, утонув в своем кресле. Сэйр дважды появлялся в зале, якобы для того, чтобы передать записку Нигелю, но на деле просто удостоверяясь лишний раз, что все находятся в полной готовности.

Нигель как раз размышлял о том, что вот такой момент, пожалуй, был бы идеальным для нападающих, — все присутствующие просто одурели от жары и скуки, — когда и в самом деле все началось, без какой-либо преамбулы, — и действовать начали вовсе не подозрительные купцы из Фатана, а монахи, шедшие через зал, чтобы подать свою петицию.

Первый из них уже подошел к самому возвышению, на котором стояли кресла регента и короля, когда монахи бросились в атаку. «Настоятель» и его «капеллан» успели преодолеть половину ступеней, прежде чем даже сам Нигель, ожидавший нападения, осознал, что оно уже началось. Когда из-под коричневых сутан вместо бумаг появилось оружие и целое море фигур в монашеских одеждах хлынуло вперед, и двое первых уже потянулись к Лайему, — законопослушные купцы завизжали и заметались, как стая мышей, стреляясь поскорее убраться из зала.

Конал осознал начало событий одновременно с Нигелем, и тут же закричал, призывая Сэйра, одновременно отбросив назад, в более безопасное место, юного Пэйна, и его меч вырвался из ножен как раз вовремя для того, чтобы отбить выпад вражеского оружия, направленного на его отца. В ту же секунду Нигель одним прыжком вылетел из своего кресла и выдернул из соседнего сооружения разинувшего рог в зевке и ошеломленного Лайема, — а в следующее мгновение оба они уже упали на пол позади возвышения, и Нигель крепко сжал одной рукой шею мальчика, стремительно погружая его в бессознательное состояние, — на тот случай, если вдруг Лайем захотел бы использовать свои силы Дерини для помощи предполагаемым спасателям.

Однако силы Дерини вряд ли могли помочь в той битве, которая началась одновременно с событиями в Ремуте, — битве между Дунканом Мак-Лайном и меарскими отрядами, напавшими на него в долине Дорна. Магия Дерини не могла разбить тот клин тяжелой кавалерии, который Сикард Меарский отвел от основной части армии Кассана, чтобы отрезать слишком далеко оторвавшийся от своих главных сил ударный отряд Дункана.