Тейн в этом не нуждался.

Титул и состояние являлись достаточно весомыми, чтобы смести любого, кто бы попытался это сделать. Напомнив себе, что перед ним отец невесты, Тейн воздержался от комментариев.

– Я даю большое приданое…

– Наслышан.

Лорд Карлейн, ожидавший иной реакции, откашлялся и продолжил.

– Уверен, моя дочь обладает всем необходимым, чтобы считаться завидной партией, но, помимо иных достоинств, принесет своему супругу приличный доход.

– Знай я, что женитьба – такое прибыльное дело, сделал бы это гораздо раньше.

Брови лорда Карлейн поползли вверх, но быстро вернулись в исходное положение.

– Когда вы планируете свадьбу, ваша светлость?

– Мы обсудим этот вопрос с вашей дочерью после подписания контракта.

Закончив изнурительную беседу, за время которой приданое Гейдж увеличилось на двадцать процентов, лорд Карлейн удивился, что мог даже на секунду увидеть в лице хищника простака и возблагодарил небеса, что легко отделался.

Тейн так же не мог сказать, что насладился переговорами. Снисходительно-оскорбительное отношение лорда Карлейн к Гейдж, упоминание суммы приданого побудили к началу торга – в результате чего дочь, рожденная в браке лорда Сейвуджа и мисс Карлейн, будет обеспечена собственным доходом.

Но это его пока мало радовало. Сегодня объявят о помолвке, а на пальце невесты пока нет кольца. Не мог же он возить с собой фамильную реликвию пра-пра-пра, передающуюся из поколения в поколение будущим графиням Сейвудж?

Все это оправдание своей непредусмотрительности. Мог и должен был. И у его камердинера нет оправданий! Непростительная наглость. В конце коридора, достаточно затемненного, чтобы скрыться от любопытных, но довольно светлого для того, кто пребывал в скверном настроении и не поленился пройтись, Тейн обнаружил Уила, прижавшего к стене Агнесс.

– Ну, что ж, – громко сказал граф, и его голос заставил горничную спастись бегством, а камердинера застыть на месте, – ты сделал свой выбор.

Уил поспешил за хозяином в комнату.

– Ваша светлость, я непременно должен с вами объясниться.

– Не со мной, – Тейн сел за стол, достал все то же письмо матери и сделал вид, что поглощен чтением. Правда, тяжело притворяться, что читаешь сетования на самого себя с большим увлечением.

– Ваша светлость, для того, чему вы стали свидетелем, есть логическое объяснение.

– Конечно. Все предельно ясно.

– Видите ли, Агнесс заметила у меня одну вещь, одну очень важную вещь, которую я бережно храню, лелею, ваша светлость, и попросила показать поближе…

– Все зашло так далеко? Почему нельзя было показать эту важную… вещь после свадьбы? Или хотя бы там, где вас никто не мог увидеть? Кстати, когда свадьба?

– Виноват, ваша светлость, хотел поразить ее роскошью, удивить.

– Надеюсь, эта роскошная вещица, – Тейн не удержался от улыбки, – не отобьет у девушки желания выйти замуж. Удивление не перешло в шок?

Камердинер переминался с ноги на ногу, если Тейн не ошибся, покраснел, вздернул с вызовом голову и сказал:

– Она была в восторге, поцеловала меня. Она сказала, что я – само совершенство…

– С лестью девушка превзошла даже тебя. Уил, подумай, если Агнесс вошла в состояние эйфории от одного вида твоей… роскошной вещи, как ты выразился, в браке вас ожидает блаженство.

– Но, ваша светлость, вы меня не совсем верно поняли. Я показал Агнесс вашу вещь, что, конечно же, не имел права делать, но она так просила, так просила!

– Это уж слишком! – Тейн отбросил в сторону письмо, подошел к окну, наблюдая за суетящимися слугами во дворе, тем самым, давая камердинеру шанс выжить.

Дверь не слетела с петель, кроме того, послышалось несколько шагов в его направлении.

Тейн не мог представить себе более унизительной картины, чем горничная и камердинер, застывшие ночью у его кровати и неторопливо стягивающие одеяло с обнаженного тела. Пусть даже то, что они увидели, позже назовут роскошной, вызывающей восторг, вещицей!

Он обернулся. Камердинер стоял с вытянутой рукой, сжимая побелевшими пальцами маленькую бархатную коробочку синего цвета. Внутри лежало бриллиантовое кольцо пра-пра-пра.

– Как?

– Ваша светлость, – заметив улыбку графа, Уил воспрянул духом, – мы с графиней верили, что настанет день, когда оно пригодится.

– Говоря о роскошной вещи, ты имел в виду кольцо?

– Да, ваша светлость. А вы о чем подумали?

– Тебе это знать не обязательно, – отмахнулся Тейн.

Граф умел быть благодарным и потому о поцелуях камердинера с горничной в этот день более не вспоминал.

Гейдж поняла, что должна рассказать графу о миндальных орешках. Быть может, он не сразу заметит разницу между женщиной, которой сделал предложение и с которой обвенчается, но заметит. И что тогда?

Ссылка в одно из имений, презрение, забытье, а если родится ребенок? Разделит судьбу матери? Будущее рисовалось мрачным и чуждым, и всему виной ее обман и пустые надежды. Несколько минут счастья, которые позволила урвать судьба, требовали платы.

Сегодня ночью ей снова снился лорд Сейвудж. Огромный дом, множество гостей, музыка, танцы, смех. Тейн в окружении женщин, все лица, кроме его, стерты. С приближением Гейдж смех усиливается. Она понимает: смеются над ней, но продолжает идти.

Платья женщин мелькают калейдоскопом, одна из них толкает в спину, Гейдж падает на колени, пытается встать, но чьи-то руки надавливают на плечи.

– Тейн, – ей с трудом удается произнести имя вслух – губы не слушаются.

Он смеется с остальными и указывает на дверь.

Второй сон был предысторией первого. Гейдж видит, как в ее комнату заходит высокая темноволосая женщина, придирчиво осматривается, скривив тонкие губы и осуждающе покачав головой, оставляет письмо на трюмо и исчезает.

Гейдж чувствовала такое раздражение, что, не раздумывая, бросила письмо в камин. Рыжие языки пламени отступили, словно не решаясь прикоснуться, но вот один из них вырвался и лизнул бумагу, пробуя на вкус. И в комнате послышался крик.

– Тейн, – с ужасом узнала Гейдж.

И проснулась. Этой ночью она больше не сомкнула глаз и утром выслушала причитания горничной о своей нездоровой бледности.

– О, мисс! – воскликнула Агнесс, помогая одеться. – С этим надо что-то делать! Мы должны постараться скрыть от графа, как вы взволнованны помолвкой.

– Помолвки еще не было, – возразила Гейдж.

– Ну, как же? Все знают, что вчера вечером лорд Сейвудж и лорд Карлейн подписали брачный договор. Все знают, мисс. О помолвке будет объявлено сегодня, граф специально выжидал праздника, чтобы запомнилось, чтобы красивше.

Да уж, запомнится.

Не взирая на уговоры горничной, Гейдж выбрала темно-коричневое платье и попросила собрать волосы в привычный пучок. В отместку ее несколько раз укололи шпилькой, но зато в полном молчании, без навязывания собственного мнения о том, как должна выглядеть леди в такой день.

Обычный траурный день. Помолвки не будет. Ее и лорда Сейвуджа как единого целого тоже не будет. Мелькнула бесстыжая картина двух сплетенных тел поверх простыней, но так как Гейдж понятия не имела, что тела должны делать, они напоминали статую и сожалений не вызвали.

Вранье! Она бы согласилась даже как статуя застыть с лордом Сейвуджем, предварительно обхватив его… ногами… за бедра?

– Мисс, у вас температура?

– С чего ты взяла? – удивилась Гейдж.

– Ваше лицо… Вы сидели такая вся белая и вдруг покрылись красными пятнами. И так вот, как-то быстро, и зрачки… такие огромные. Я позову лорда Сейвуджа!

Горничная проворно бросилась к двери.

– Стоять!

Агнесс с сожалением прервала гонку.

– При чем здесь лорд Сейвудж и мои красные пятна?

– Ну, как же, мисс, как же! Он всегда так волнуется за вас и знает столько рецептов. А вдруг он что-то посоветует и…

– Что? – Гейдж посмотрела на свое отражение в зеркале. Действительно, лицо не белоснежно, как давеча утверждала Агнесс, но жар почти спал. Она припудрилась. Вот. Как ни бывало. – Один раз граф видел меня пья… когда я отравилась глотком бренди, и предполагаю, смотрелась я не лучшим образом, и ты хочешь, чтобы он снова застал меня не при параде? Ты на чьей стороне?