В прошлом году я был у «Реала» на сборах. Вы по сравнению с ними живете, как боги. В «Реале» режим пожестче...

Марфи посмотрел в окно. Стояла солнечная прохладная погода. Была та пора осени, когда воздух словно сам просится в легкие, воздух, в котором будто растворен эликсир бодрости, не дающий впадать в уныние.

Нельзя сказать, чтобы команда слушала Криса Марфи, по-мальчишески глядя ему в рот. Отнюдь! Все являло собой полнейшую апатию и невнимание к словам менеджера. По крайней мере внешне. Солман уставился немигающим взором в потолок, распутывая паутину трещин, замазанных древесным лаком. Рыжий Майкл сосредоточенно почесывал нос длинным ногтем мизинца. Однако игроки не были равнодушны к рассказу Марфи. Это стало видно по тому, как сразу расцвели улыбками и зарделись лица парней, когда Марфи заговорил о больших деньгах.

— Чтобы не потухнуть раньше времени, футбольная «звезда» должна себя постоянно держать в экстраформе. Да, да! Ваши имена и былые заслуги — пшик, если вы хоть раз не оправдаете надежд своих хозяев и почитателей. Плакали тогда и ваши доходы... Это горькая правда, но все-таки правда.

Я как-то спросил Ди Стефано о его отношении к футболу. Он удивился: «Футбол — моя работа. И я не вижу, почему я должен относиться к нему легкомысленно. Тем более что платят прилично».

Три часа утренней тренировки. Час игры с резервом. И снова час-полтора тренировки вечером. И так работает человек, который получает почти триста фунтов в неделю, когда идут игры на кубок европейских чемпионов.

— Фи-фи!.. — присвистнул рыжий Майкл. — За такие деньги я бы тренировался с утра до вечера. Мог даже не играть...

Марфи оставил без внимания реплику. Но косвенно ответил:

— На континенте существует система премиальных. И только за счет этого доход «звезд» больше, чем постоянная зарплата у нас. Но жизненный уровень в Мадриде ниже, чем в Лондоне, поэтому они живут не лучше, чем Роджер Камптон, например.

Конечно, Ди Стефано ведет жизнь богатого человека. У него два автомобиля и великолепная мадридская вилла. Но я всегда помню его слова: «Футбол дал мне все — и дом, и деньги, и семью. Я должен быть его рабом». Вот его мнение.

Возможно, он не совсем прав. Футбол должен не только подчинять себе человека целиком, но и доставлять ему радость от удара по мячу, от новинки, освоенной каждым.

Вряд ли ошибусь, сказав, что мадридцы сейчас сидят, как и мы, на такой же вот загородной вилле. И им тоже рассказывают сказки.

— Про белого бычка...

— И золотого теленка...

— И про царство небесное...

Марфи спокойно пережидал каскад реплик. И, довольный разрядкой, продолжал:

— До царства небесного далеко, а вот на виллу вся испанская команда собирается за сорок восемь часов до игры в обязательном порядке. Хочешь ты или не хочешь... Игроки должны быть там в четверг до полудня, если в субботу вечером игра. И не возвращаются домой до утра в понедельник. А если у них еще на неделе товарищеская встреча или другие календарные матчи, то не возвращаются и вовсе.

Аугусто, центрфорвад из Анголы, буквально стонет: «Я не был дома последние три недели. И когда вернулся домой, мои девчонки меня не узнали. А когда-нибудь откажутся от меня совсем».

— Нас не заставишь так жить, — протянул кто-то.

— Не зарекайся! Может быть, и тебе придется играть за «Реал».

— Если сторгуемся, почему не поиграть...

— Если не будешь лодырничать на тренировках и будешь играть хотя бы как Аугусто, — отпарировал Марфи. — Но вы, поросята, не цените наших условий. Хотел, чтобы вы побывали в шкуре испанцев. У вас большое преимущество в свободе, и вы никогда не должны об этом забывать.

Ну, хватит об испанцах! Теперь за арифметику, — так Марфи называл решение тактических задач с помощью мела, губки и доброй подсказки. Решали хором, спорили до хрипоты.

«Из Криса получился бы хороший учитель», — подумал Дональд, выходя из комнаты.

Черный ход вел к футбольному полю. Винтовая открытая лестница была укутана плющом, который захватывал одну стену «Лилли-холла», как кто-то окрестил столовую. Справа от усадьбы, Дональд только сейчас разглядел, лежало второе поле. За ним начинались редкие перелески. Вдали от шума, вдали от толпы здесь было так привольно, так спокойно, что не хотелось думать о стотридцатитысячной толпе, которая через несколько дней забьет все щели мадридского стадиона.

Марфи настаивал на загородных лагерях не только накануне ответственных игр и не только для того, чтобы у парней успокоились нервы. Живя одной семьей, забыв о своих автомобилях, которые они гоняют по многолюдным улицам перенаселенного города, парни лучше узнают друг друга, сближаются. Это невозможно сделать, если у тебя всегда за спиной репортеры и болельщики.

Через полчаса из дома повалили игроки. Кто в чем — в тренировочных костюмах и трусах, без майки и в шерстяном свитере, босиком и в тапочках.

— Дон, — крикнул Роджер, — а наш Жонглер делает успехи! Сейчас он тебе покажет.

Жонглером звали молодого парня из первой команды, худощавого, веснушчатого, с совершенно детским лицом. Он прочитал в газете о рекорде, установленном семнадцатилетним норвежцем Туром Хансеном. Тур продержал мяч в воздухе почти четыре часа, сделав тридцать тысяч сто двадцать два удара. Марфи сказал, что это ерунда, невозможно работать четыре часа с темпом в два удара в секунду. Жонглер заинтересовался и с тех пор все свободное время использовал для тренировки. Первый раз он продержал мяч в воздухе два часа тридцать минут, но подошло время обеда, и приятели, плюнув, перестали считать удары.

Марфи уговаривал Жонглера с таким же упорством заняться чем-нибудь другим, более полезным. Столько держать мяч в воздухе хорошо, но это имеет к футболу самое отдаленное отношение. Впрочем, в душе Марфи был доволен настойчивостью парня.

— Будете считать? — равнодушно спросил Жонглер, без всякого усилия перебрасывая мяч с ноги на ногу, будто тот был подвешен в воздухе и не мог упасть на землю.

— Нет уж, уволь. Я верю, что ты скоро победишь Тура, и обещаю тебе своевременно известить мир о великом событии.

— Шутите?!

— Вполне серьезно.

— Тогда давайте сегодня после обеда и установим рекорд.

— Идет, если будет время.

— Всегда есть какое-нибудь «если», — проворчал Жонглер и пошел к центру поля, продолжая играть мячом в воздухе.

«Бедный парень, — подумал Дональд, — надо снять с него это проклятое ярмо. Поговорить с Марфи — пусть выделит время для побития рекорда».

Два часа тренировки утром, два часа — после полудня, да еще двусторонняя игра. Все остальное время парни сражались в пинг-понг, катались на лошадях или махали клюшками на зеленом поле для гольфа.

Дональд поиграл с нападающими в «квадрате», немножко побил запасному вратарю и отправился к себе наверх работать.

Вечером Марфи показывал три фильма о матчах с участием испанцев. Короткими репликами он комментировал игру тех, с кем придется встретиться в Мадриде.

— Смотрите, форварды сразу идут вперед... Зрители начинают аплодировать и кричать задолго до возникновения опасного момента у ворот... Края растягивают защиту...

Игроки полулежали в креслах, хаотически расставленных по террасе. Марфи курил трубку, сидя возле распахнутой двери. Ветерок тянул дым на улицу. По ногам полз холод.

— Все. Обед и отдых, — закончил сеанс Марфи, когда Фокс выключил переносный проектор. — Келан, зайди к врачу и покажи ногу. Остальные свободны. И не засиживайтесь в таверне слишком долго.

Дональд не сомневался, что в соседней таверне, в которую они договорились сегодня вечером поехать с Барбарой, он встретит половину команды. И еще знал Дональд, что ни один из игроков не позволит себе лишней рюмки. Многие даже не притронутся к вину.

Когда они с Барбарой вошли в таверну, Солман, Жонглер, Прегг и еще трое ребят действительно были там.

— Здесь мило, — сказал Дональд, оглядывая обстановку кабачка.

Две комнаты, соединенные в небольшой зал. Стойка перед украшенной бутылками стеной. В старомодных мягких креслах десяток посетителей с кружками пива в руках.