В голове Дональда возникали десятки идей о дальнейшей борьбе. И две из них он твердо решил осуществить не откладывая: отправившись в регистратуру, выразить частный протест и поговорить завтра после тренировки с командой.

А сегодня надо бы увидеть Марфи...

25

За завтраком Дональд вспомнил, что в регистратуре должен работать его знакомый — Стен Мильбен. Он когда-то играл за вторую команду «рейнджерсов». Потом окончил колледж и стал юристом. Дональд долго и лихорадочно листал старую записную книжку, пока нашел в ней телефон Стена.

В трубке упорно никто не отвечал. Потом раздался вкрадчивый голос:

— Да?

— Я бы попросил Стена Мильбена.

— Он у телефона.

— Доброе утро, Стен. Это беспокоит тебя Роуз, Дональд Роуз.

— Здравствуй, Дональд, рад тебя слышать. Но прости — я опаздываю в регистратуру и был уже в пальто, когда вернулся к телефону. У тебя срочное дело?

— Как раз нет. Ты не будешь возражать, если я загляну к тебе на службу? Ну, скажем, через часик?

— Конечно, милости прошу. Буду рад.

Положив трубку, Дональд сел и задумался. Собственно говоря, что он хочет от Стена? Прежде всего надо посоветоваться с ним, как с юристом. Каковы юридические пружины противодействующего механизма, как прочно стоит на ногах Мейсл? Ну, а дальше... Стоп, Дон, не забегай вперед! Не забе-гай!

Дональд так и не притронулся к завтраку. Поспешно одевшись, он вышел на улицу и решил прогуляться до площади и обратно, чтобы собраться с мыслями.

«Мейсл лишь прикрывается заботой о престиже английского футбола, а руководит им одно — боязнь упустить возможный куш. Каждый руководствуется своими страхами. Иногда страхом перед молвой. Боязнью ошибиться и оказаться осмеянным. Сгореть в пламени случайного пожара, быть забаллотированным на выборах. Боязнью лишиться того, что есть, и того, чего нет. О проклятье, сколько страхов в этом мире!

Ба, Дон, ты очень часто начал говорить о страхах. Что, сосет под ложечкой? Но страх — первый толчок к компромиссам. А у человека всегда, всегда должно быть мужество, чтобы сделать то, что он обязан сделать».

Дональд машинально повернул к дому. И так же машинально выгнал из гаража автомобиль. Когда Роуз приехал в регистратуру, Стен ждал его.

Мильбен сидел в просторном, но строгом кабинете. Он вышел из-за стола, радушно приветствуя Дональда. Во всяком случае, более радушно, чем позволяло их в общем-то шапочное знакомство. Стен знал Роуза как игрока сборной, как восходящую «звезду». Дональд относился к Стену как к обычному одноклубнику, к тому же без особого таланта.

Однако Роуз был приятно удивлен, когда Стен в двух-трех фразах показал, что довольно хорошо знает о его книгах и корреспонденциях последних лет, оставив в стороне времена клубного знакомства.

— Стен, я, конечно, пришел к тебе по делу.

Дональд ждал вопроса. Но Мильбен не был бы юристом, если бы не умел ждать и слушать.

— По делу не личному, а клуба. У вас находится в производстве иск «Манчестер Рейнджерс» к авиационной компании БЕА?

— Как юрист, я должен был бы тебе ответить «нет». Поскольку оно еще в такой стадии, когда является профессиональной тайной. Как журналисту, я тебе должен бы сказать «нет» тем более. Но как Дональду Роузу могу сказать: «Да».

— Я не знаю твоего отношения к процессу. И мне, очевидно, не следовало быть столь откровенным, но я не могу иначе. Да и не хочу. Ты знаешь, я не посторонний человек в клубе. Я не случайный человек в футболе вообще. И я не могу допустить процесса, допустить надругательства над памятью моих товарищей. Это позор для английского футбола. Это деградация... Это... — Дональд задохнулся, с трудом подбирая слово пожестче. — Короче, я сделаю все, чтобы избавить Англию от позора в глазах спортивного мира. Мне жаль Мейсла. По-моему, он потерял чувство реальности. Человек, который идет на создание ситуации, в которой прав только на 10 процентов, когда другие правы на 90 процентов, достоин сожаления. Я не верю, что английский суд примет всерьез чудовищную профанацию, которую именуют процессом. Я ничего не смыслю в юриспруденции, поэтому и хотел услышать твой совет.

Стен молчал, как бы взвешивая, с какой степенью доверительности он может отвечать на столь чистосердечное признание.

— Видишь ли, Дональд. Первое и основное — процесс будет. Прецедент есть. Дело пойдет в соответствии с претензиями истца на основе общих законов о возмещении убытков в результате воздушных катастроф.

Конечно, в нашей регистратуре дело будет только оформлено и передано в верховный суд. Но, думаю, и верховным судом дело не закончится. Решать придется королевскому суду.

— Решать? Как решать? Сам факт судебного разбирательства кощунствен.

— Но Мейсл бросил в бой крупные силы. Аскор, Тремп и Вилард — юридические зубры — готовили документы. Игра для Мейсла стоит свеч. Подобного процесса английский суд еще не знал, хотя в его истории было немало нелепых процессов. Если не возражаешь, могу напомнить об одном деле, которым занимался во время студенческой практики.

Это произошло в Ливерпуле в августе 1947 года. Во время игры на стадионе «Читхем крикет», который клуб арендовал более восьмидесяти лет, один из игроков команды гостей случайным ударом послал мяч так, что он перелетел забор и, на беду, угодил в голову мисс Бетси Стоун. Та выходила из своего садика, расположенного через дорогу. Удар был несильным. Все обошлось потерей нескольких капель крови и легким испугом. Однако пострадавшая все-таки возбудила дело против трех руководителей клуба. Игрока, который непосредственно бил по мячу, она, обрати внимание, не обвиняла.

Такого не было в доброй старой Англии за двухсотлетнюю историю крикета. Первое судебное дело, возбужденное пострадавшей от мяча вне стадиона. И все же казус стал вскоре событием чуть ли не большой государственной важности. Первый раз дело слушалось, как сейчас помню, 15 декабря 1948 года судьей сэром Оливером. Один из свидетелей показал, будто мяч перелетал через стену раз двенадцать за время его тридцатилетней работы на стадионе. Другой — что лишь однажды за двадцать восемь лет его увлечения крикетом. Сосед пострадавшей уверял, что мяч раз шесть прилетал в его сад за три года, которые он здесь живет.

Дональд живо себе представил, как в полком соответствии с буквой закона взрослые, серьезные люди часами занимались тем, что пережевывали анекдотическую историю. И это называлось правосудием.

— Короче, судья вынес решение: «Удар не был сверхъестественным по силе и не носил характер злого умысла».

По мнению судьи, все необходимые условия безопасности на стадионе были созданы, ибо ни одного подобного несчастного случая до сих пор не было. Судья предлагал принести извинения пострадавшей и на этом дело закончить.

Но, естественно, пострадавшая пожаловалась в апелляционный суд. Дело слушалось уже в октябре 1949 года. Двое из трех судей опять решили, что прецедент для дела есть: «...защитная сторона знала, что рискует когда-нибудь послать мяч через забор и нанести ущерб людям на дороге. Она должна была что-то предпринять, но ничего не сделала».

Поскольку суд второй инстанции обязал ответчика материально компенсировать нанесенный истцу ущерб и оплатить судебные издержки, клуб обратился с апелляцией в высший трибунал палаты лордов. Там дело слушалось в присутствии уже пяти лордов.

Знакомство с документацией заняло два дня, и суд был назначен на май 1951 года, то есть спустя три года и девять месяцев после происшествия. Защитнику удалось убедить судей, что клуб ни в чем не виноват, поскольку вероятность попадания мячом в кого-нибудь на дороге ничтожно мала. Самым веским доводом оказалось утверждение, будто всякий идущий по общественной дороге подвергает себя определенному риску случайного происшествия. К тому же представители приехавшей команды не знали, что мяч может улететь через забор. Пять лордов решили: «клуб считался бы виновным, если бы бил по мячу представитель команды хозяев поля».