Роже смотрел на этого маленького большеголового человека, на огромный дом за его спиной — они сидели на качающемся подвесном диванчике, перед ним стоял столик на колесах, загруженный бутылками, тарелками с канапе и словно покрытыми изморозью зеленоватыми банками пива «Молсон», — представлял себе многочисленные вашоновские фермы и заводы по переработке молока, и ему было противно слушать о центах, сэкономленных на сигарах.

— Право, в велосипедном бизнесе нет ничего постыдного. Не худший вид бизнеса, — вяло сопротивлялся Роже, стараясь хоть чем-то затушить разгоравшийся огонь долгой беседы.

— И нет, совсем нет! Вашон думает о нации! Знаете ли вы, батенька, что мы стоим лицом к Франции, а, простите, задом к английской королеве?

— Догадываюсь...

— Ни о чем вы не догадываетесь! Мы ведем здесь борьбу не на жизнь, а на смерть, чтобы стать свободными, как и подобает французам. Если выжившие из ума чиновники на Елисейских полях не поймут, что такое Квебек, и не захотят нас взять к себе — мы создадим вторую Францию здесь, на Американском континенте! — Вашон почти выкрикнул последние слова, совершенно забыв о конспирации. Его глаза горели безумным, алчным блеском.

И Роже подумал: «Не хотел бы я встретиться с тобой на одной дорожке возле фондовой биржи. Разуешь, разденешь и голым по миру пустишь, даже не спросив фамилии».

— Гонка — это Франция. Каждый мальчишка на земле знает, что значит для Франции велосипед. Мы показываем всему миру, что и для Квебека велосипед значит не меньше.

Маниакальный бред старого молочно-кондитерского короля действовал на Крокодила усыпляюще. Возможно, сказалось непривычное купание — сонливость была защитной реакцией уставшего в гонке организма. Роже почти клевал носом.

— У нас есть кое-что поважнее гонки. В укромных местечках мы скопили достаточно различных стреляющих игрушек, чтобы с оружием в руках, если потребуется, сражаться за свою независимость.

Роже склонился к уху старика так внезапно, что тот даже отпрянул в сторону.

— Спасибо за доверие, — многозначительно прошептал Роже. — Но мы, французы, — самая нейтральная нация в мире. Мы не вмешиваемся в дела ни одной страны, в том числе и своей собственной. Посему, простите, вынужден откланяться. Очень хочу спать. Боюсь завтра опозорить нашу родную Францию и нанести удар в спину борцам за свободу Квебека!

Старик принял издевку за чистую монету.

— Конечно, конечно. Гонщикам пора отдыхать. — И он, пользуясь безнаказанностью богатого хозяина, стал бесцеремонно разгонять гостей.

Роже почти спал. Видно, поэтому он умудрился сесть в разные с Мадлен машины...

Виной всему, что произошло потом на этапе, по мнению Роже, была женщина. Она пробилась к нему сквозь заграждение полиции перед самым стартом, когда он заправлял оба бидона кофейным концентратом.

— Здравствуйте, — затараторила она, вполне справедливо предполагая, что в любую минуту ближайший полицейский может ее выпроводить. — О, в жизни вы выглядите на пять лет моложе, чем по телевидению!

— Спасибо, а сколько лет, между прочим, вашему телевизору? — отрезал Роже, с любопытством разглядывая незнакомку.

Она была одета почти по-мужски, и мужская прическа делала ее очень женственное лицо гермафродитским.

— Меня зовут Стелла Видвордс. Я гоняюсь на велосипеде вместе с мужчинами. Конечно, не так хорошо, как вы...

«Этого еще не хватало! — Роже вскинул к небу глаза. — Да она действительно ненормальная! Сейчас попросится вместо меня на старт! Ну давай же, милочка, просись! Я тебе охотно уступлю. Честно говоря, нет никакого желания катить сто шестьдесят миль. Все-таки я зря вчера выкупался...»

— Мой супруг без ума, когда я побиваю мужчин! Конечно, велосипедные вояжи стоят ему недешево, но он прилично зарабатывает на своей биохимии. Я специально приехала сюда из Штатов, чтобы взглянуть на вас. Вы — мой идеал гонщика, и я очень сожалею, что не родилась мужчиной. Моя заветная мечта — выступать с вами в одной команде.

«Если она на трассе хотя бы вполовину так же агрессивна, то, пожалуй, ее смело можно выпускать на этап вместо многих наших «зеленушек»!»

— Чтобы привыкнуть к скорости, я гоняю за восьмидесятикубиковым «судзуки». Правильно я делаю? — Она не стала ждать ответа. — Одна минута со скоростью тридцать миль, потом одна минута отдыха, и снова... Муж за рулем мотоцикла. Ему это нравится. И знаете, я падаю не больше трех-четырех раз в году. Но даже это лучше, чем сидеть дома и стирать носки горячо любимому супругу. Все женщины почему-то хотят походить на Софи Лорен, и никто — на итальянку Альфонсину Страду...

— Не имел чести... — Это были единственные слова, которые успел вставить Роже в бесконечную пулеметную очередь из невнятно произносимых фраз.

— Как! Вы не знаете Альфонсину Страду?! Она же в 1924 году выступала в «Тур Италии». За мужскую команду, естественно. И была дисквалифицирована лишь после этапа, когда гонка пришла в Болонью, где ее кто-то узнал и предал...

К счастью, старт избавил Роже от необходимости стоять дольше под ее словесным обстрелом.

— Я так рада! Я так рада! — повторяла она, хватаясь за руль машины. — Я пойду с гонкой до самого финиша и буду болеть только за вас...

Но уже на первом километре после старта он забыл о фанатичке. Прокол заднего колеса, потом опять заднего заставил работать его в полную силу.

«Правильно делают моряки, что не пускают женщин на судно. В гонке следует придерживаться того же правила. Иначе почему мне так сегодня не везет!»

Но Роже, несмотря на два прокола, жаловаться было грех. Гастон, аккуратнейший Гастон умудрился побывать сразу в двух завалах подряд. Правда, все гонщики, немножко поцарапанные, немножко побитые, продолжали гонку, но инциденты напрочь лишили их всякой охоты атаковать. «Поезд» шел вяло. В машинах сопровождения можно было заснуть.

— Если так пойдет, то мы к утру не доберемся до финиша, — сказал Оскар, показав на спидометр. Алая лента указателя никак не могла лизнуть двадцатимильную отметку.

— «Молочная-Первая», «Молочная-Первая» — «Молочной-Второй». Объявите гонщикам, — не выдержал наконец директор гонки. — Если скорость останется менее двадцати миль в час, согласно тридцать первому пункту положения все сегодняшние призы будут аннулированы, а лимит времени увеличен вдвое. «Молочная-Первая». Отбой!

— Сейчас начнется спектакль. — Почти засыпавший Жаки оживился. — Смотрите, Мадлен, как пастух, начнет сейчас стегать свое стадо.

Мадлен спросила:

— А почему они не хотят идти вперед?

— Жестокий ветер. Все предпочитают отсиживаться. Похоже, что гонщики решили продлить и сегодня свой вчерашний день отдыха, — пояснил Оскар.

— Кто-то должен взять на себя инициативу, — добавил Жаки. — Но при таком ветре охотников мало. Да еще прокол на проколе, завал на завале...

Машина комиссара тем временем добралась до середины вытянутого в струну «поезда». Каждый норовил укрыться за спиной соседа, и отвалившийся спереди долго не мог найти себе более спокойного места в строю.

— Эй, вы, молодцы! — Ивс включил динамики на полную мощность, так что его голос был слышен даже в конце каравана сопровождения. — Может, остановимся и дадим старт снова?!

Свист, крики, взмахи рук в «поезде» были ему ответом.

— Кто умеет считать до двадцати, надеюсь, запомнил: если скорость не вырастет, все призовые на этапе аннулируются, а не уложившиеся в лимит, — уже под сплошной вой «поезда» закончил Ивс, — снимаются с гонки!

Оскар представил себе лицо комиссара, довольного произведенным эффектом.

— Так что за работу, мои мальчики! И старайтесь получше сидеть в седлах. Удачи вам! — Ивс резко затормозил и занял свое место в колонне.

— «Молочная-Вторая» — «Молочной-Первой»! Ваше указание выполнено. Можете взглянуть на спидометр.

— «Молочная-Первая» — «Молочной-Второй»! Вижу. Спасибо. Отбой!